— Понял. Сержант развернулся и потопал к дверям. Потом, может, потешу твое самолюбие, потом. Расскажу, как ты помог следствию. Может быть — потому что сейчас тут есть свист закрывшейся двери, свидетель и я, а остальное — не заслуживающая внимания фигня. — Странно, — произнес задумчивый голос, и я обернулся. Красные глаза спокойно смотрели на меня, без тени того безумия, что бушевало в них недавно. — Что странного? — Все оказалось просто: я хотел остаться наедине с тобой — и остался. Парень поднялся и пересел на стол, положив одну ногу на другую — его простой свободный комбинезон скрадывал движения, так что парень словно бы плыл, перетекал при перемещении, и я вдруг узнал задергавшееся в груди ощущение: это был страх. Я оказался заперт в одном помещении с Евангелионом. «Потом подумаю, как он прошел вопрос о смерти. Если будет это самое „потом“». Уже не скрываясь, я сунул руку в карман — и Ева не отреагировал, лишь смерил меня своим насмешливо-пустым взглядом, так что я даже почувствовал удивление. — И что тебе надо? Рукоять легла в ладонь, но я знал, что все равно не успею. Призрачный шанс: он до сих пор не напал. Еще один крохотный полу-шанс: даже Еве не прыгнуть сразу из такой позы, какую он принял. Итого: полтора шанса в мою, все остальные — в его пользу. Даже, как выясняется, мозги. — Мне? Хотел с тобой познакомиться. Беловолосый был, казалось, искренне удивлен моим вопросом, и не понять, имитирует ли он эмоции, или подобно Рей уже перешагнул барьер. Впрочем, результаты ВК-теста более чем красноречивы — они попросту бесполезны, как и сам ВК-тест. «Мне конец. Черт побери, мне конец…» — Я хотел увидеть человека, которому поручили найти и остановить меня. Он просто сидел и трепался, а я стоял на полпути между дверью — безнадежно запертой снаружи — и столом, сидя на котором, игриво покачивал ножкой чертов Евангелион. Меня мутило, нос подтекал, виски взмокли от пота. А еще я пытался заставить себя, черт возьми, думать. Он знает, что я следователь по его делу, знает, где я живу — он вообще слишком много знает. Он выбрал ближайший к моему дому участок, и теперь… — Ты не выйдешь отсюда, если меня убьешь. Прозвучало бы это почти пафосно, если бы не предательский насморк. — Убить? Нет. Евангелион сбросил свое тело со стола и подошел ко мне вплотную. Он пребывал в движении какую-то секунду, но за эту секунду я успел пройти все круги, все бездны сопливого ада под названием «ужас». «Каору. Его зовут Каору Нагиса», — вспомнил я, когда его пальцы коснулись моей скулы. Я скрипнул зубами: это было легкое прохладное касание, почти неуловимое, но сантиметр выше, и он без усилия и без замаха выбьет мне глаз. Рывок вниз — сорвет челюсть. — Ты болен. Ты устал. Ты боишься. Красные глаза изучали меня с расстояния какого-то полуметра, у меня в животе натужно ворочался игольчатый ком, глаза резало от напрасных попыток не моргать, непрерывно следить за жутким противником. Каору понюхал пальцы, на которых остались капельки моего пота. Я выдохнул сквозь зубы. — Ты интересный, хотя и слабый. «Слабый…» — Да. Я слабый, — сказал я, чувствуя, что мышцы на лице словно бы окаменели. — А ты отсюда не уйдешь. Каору улыбнулся, растягивая рот короткими быстрыми рывками. — Я же сказал, что не стану тебя убивать — просто хотел увидеть. — Ничего это не меняет. — Меняет. Нагиса выбросил руку вперед и выдернул из кармана мою руку с пистолетом. Звон боли, крошка эмали во рту, кисло-соленый вкус, — а пистолет летит в угол. Он отступил к столу, по-прежнему глядя мне в глаза: — Ты убил других беглецов. Я умею переживать за их смерть. «Как он это сказал — криво, плоско, коряво… Но как он это сказал!» — Я понял радость, понял горе и скорбь, — ровным тоном сообщил Каору. — Я не понял одного: азарта. Игры. Вернее, понял, но только когда решил прийти сюда. Когда планировал свои действия. Снова этот огонек — как перед началом теста. — Ты много говоришь, Нагиса. — Да, потому что могу. И хочу. Мне понравился азарт, я хочу играть с людьми. И это не мешает цели. «Цель». Это он о своей прихоти или о том загадочном, полумифическом приказе от хозяев? Запястье кололось и саднило, едва заметно отекало и вместе с болью, как водится, приходила трезвая и очень недовольная мною злость. — Игра окончена, ты не уйдешь. — Посмотрим. Каору нарочито неспешно сложил кулак, поднял его на уровень лица и вдруг без замаха ударил себя. Седая копна дернулась, брызнула кровь из разбитого носа. — Посмотрим, — повторил он гнусаво, голосом, который был копией моего. Еще удар. Я смотрел на это, не пытаясь пошевелиться, и вдруг Нагиса закричал. И упал. «Мать твою, это же…» Дверь за спиной зашипела, и понимание пришло только вместе с окриком Мориваки: — Э, какого дьявола?! А ну-ка, руки! Я смотрел на Еву, и мне было совершенно пофигу, что в спину уперся ствол пистолета. Этот Евангелион только что меня сделал — по всем статьям, как сосунка, как гребаного недоумка, и я ничего уже не мог изменить. И в голове металась только эта мысль. И я просто слушал, как лепетал этот непостижимый Нагиса, что-то говорил все еще невидимому копу, а я просто слушал, слушал, слушал… На тестовом модуле запись закончилась моей фразой о том, что это человек, я выпроводил копа, чтобы поболтать наедине со свидетелем. И вот сейчас этот жалкий альбинос размазывает по лицу сопли пополам с кровью, а я шмыгаю, тру запястье, которое, надо понимать, отбил об его рожу… Да, и вот сейчас мне надо сказать: «Не слушай его, он Ева!» — Какого дьявола, блэйд раннер?! «Он меня сейчас ударит». Я оглянулся и посмотрел на сержанта — тот с отвращением на лице изучал меня, поглядывая на валяющийся в углу пистолет. — Я сейчас отведу его в приемную, а потом вернусь за тобой, — тяжело сказал он наконец. Язык не слушался меня. Да, я должен сейчас хотя бы попытаться предупредить его, должен, но сама только мысль о том, каким я покажусь идиотом… «Черт побери, Икари!» — Не выпускайте его отсюда, — тихо сказал я. — Я должен провести анализ костного мозга… — Да? С чего это? «Действительно. Прошел ВК-тест, хлюпает разбитым носом — человек, да и только». — Заприте его здесь, а я пойду с вами, — сказал я, повышая голос. — Поверьте, он опасен! А вот кричал я зря. — Опасен? Да неужели? — переспросил Мориваки. — А я вот вижу совсем другое. Не знаю, что сказал тебе этот малый, но ты сам явно не в себе. Сиди тут. — Он Ева, мать твою! Я ринулся вперед, к спине в свободном комбинезоне, и врезался в закрывшуюся прямо перед носом дверь. Тишина. Идиот. Я мог применить «пенфилд». Я мог выбить пистолет у сержанта — я мог все, но я затупил, на жалкие секунды, но и их хватило с лихвой. В который раз я оказался не готов к тому, что моя мишень ни в чем не уступает человеку, что все, чему меня учили — дерьмо. Что моя цель — это человек, просто очень быстрый, сильный, а отныне еще и очень умный. За дверью послышался вскрик, грохнул выстрел, и я сполз по двери. Там продолжалась его игра, первый раунд которой я проиграл. Потом я вскочил, я, кажется, кричал, разбил в кровь костяшки, я достал телефон, наорал на кого-то…