— Не хотелось бы, — покачал головой я. — Не знаете, кто с ним работал? Видел его лично. Виноградова покачала головой: — Из моих знакомых в лицо его не видел никто. Оружие с сюрпризом все получали либо через тайник либо курьером. Единственное, что я знаю, чаще всего этот человек делал штучные образцы под заказ. Производство не было массовым. Я могу попытаться разведать у призраков… — Я буду очень вам благодарен, — ответил я. — И лучше сделать это как можно быстрее. Пока социалисты не решились на вторую попытку. Любовь Федоровна кивнула и шагнула в стену, растворяясь в кирпичной кладке. Я же взглянул на часы. До выхода на дело оставалось пять часов. Раз пошли на дело… Из жилого крыла доносились приглушенные голоса и смех, и я все же решил вернуться в комнату Фомы. Делать в кабинете было нечего, поэтому я встал из-за стола, вышел из кабинета, прошел в жилое крыло. Приоткрыл дверь в комнату слуги и увидел очень любопытную картину. Любовь Федоровна порхала по комнате, под хитрым взглядом Фомы. Парень явно еще не привык к ее способности носиться над полом и был заворожен видом носков туфель. Я обратил внимание на то, что у Виноградовой не была видна отметина на лбу. Кожа была совершенно целой, и ее даже не приходилось прятать под прическу. Похоже, призраку было слишком хорошо от общения, раз она совсем забыла о своей ране. — Мне больше не нужно писать на доске, — щебетала женщина. — Можно будет давать распоряжения вслух. — И теперь я точно буду знать, что вы не заглядываете ко мне в комнату по вечерам, — невинно продолжил Питерский. — Иногда мне казалось, что вы заходите пожелать мне спокойной ночи. Любовь Федоровна слегка приуныла. Очевидно, призрачная дома дама поняла, что теперь не сможет наблюдать за котом, когда тот спит. Она все еще надеялась поймать его за мурчанием, потому что полагала, что кот может мурчать во сне. — И как так могло получиться, что ты стал видеть призрака? — осведомился я, оперевшись плечом о дверной косяк. — Может, все потому, что я особенный дух, — предположила Виноградова. — Я переживала за нашего ко… Фому. И, возможно, это сработало таким вот странным образом. Я пожал плечами: — Все возможно. Но у меня есть немного другое предположение. Любовь Федоровна нахмурилась? — То есть ты считаешь, что я не особенная? — Уверен, что другой такой не сыскать, — поспешно ответил я, заметив боковым зрением, как слуга спрятал в уголках губ улыбку. Он похоже тоже понимал, что спорить с Виноградовой себе дороже. — А Иришка такая умница, приготовила рыбку, — продолжила призрачная дама. — девочка так старалась. Она так переживала пока наш ко… Фома лежал без сознания. Мы все переживали. Мой помощник вздохнул и как-то странно поежился. — Я рад, что вернулся. Там было так удивительно. — Там? — тут же всполошился Лаврентий Лавович, который до того что-то вносил в свою записную книжку. — Где это «там»? Фома замялся и покосился на парня с некоторым подозрением. — Со мной можно говорить откровенно, — мягко продолжил лекарь. — Я сохраню все в тайне. — И я, — проникновенно заявила Любовь Федоровна. — И я, — добавил одновременно с бухгалтером. — Буквально тут собрались все самые близкие вам люди, — Лаврентий подсел поближе и заглянул Фоме в глаза. — Говорите, это важно. — Ну… — Фома вопросительно посмотрел на меня, словно ожидая одобрения. — Мы можем доверять нашему лекарю. — Вашему-вашему, — с готовностью кивнул Лаврентий Лавович. Фома вздохнул: — В общем, я помню, как почуял что-то неладное. В последнее время мне порой казалось, что кто-то смотрит на меня. Но я решил, что просто не высыпаюсь. — Надо больше спать, — важно заявила Любовь Федоровна. — Эти бомбисты поравнялись с нами на светофоре, — начал парень, слегка поежившись. — И успел вытолкать Иришку из машины и, кажется, даже прикрыть собой. Потом раздался взрыв. Меня словно бы мотнуло, приподняло и прихлопнуло. Поначалу никак не мог прийти в себя. Даже двинуться было сложно. Но затем стало легко. И даже слишком легко. Я тогда подумал, что наверно именно так ощущает себя наша женщина — Любовь Федоровна. — Дорогой… — Виноградова присела рядом с парнем и легонько коснулась его плеча, — ты наверно сильно испугался? — Отчего-то страшно мне не было, — возразил слуга. — Мой дух словно отделился от тела. Я видел себя со стороны. Смотрел на то, как уезжал мотоцикл. Как с криками разбегались в стороны зеваки. Потом прибыли жандармы и карета лекарской помощи. Целители пытались привести меня в чувство, а затем погрузили в машину тело. Вот тут мне стало совсем плохо. Я попытался позвать хоть кого-то, обратить на себя внимание. Но никто меня не замечал. — Как я тебя понимаю, — печально протянула Виноградова. — Самой пришлось привыкать к этой странности. Никто не смотрит в твою сторону, пока не опрокинешь книгу на пол или не хлопнешь дверью. — То есть вы умерли? — ахнул Лаврентий Лавович, который не слышал слов призрака. Фома пожал плечами: — Может быть. Тогда я тоже так подумал, мастер лекарь. Машина уехала, увозя мое тело и Иришку. Она, к слову, так кричала, что у меня чуть сердце не остановилось. Хотя оно вовсе и не билось. — И что дальше приключилось? — осторожно уточнил я. — Передо мной словно бы открылась дорога. Знаете, как в сказке. Она выглядела как лесная тропа между высокими деревьями. А на ней появился медведь. — Настоящий? — изумился Лаврентий Лавович и его глаза расширились. — Ну, кроме меня его также никто не заметил, — Фома смутился. — Знаю, звучит странно. — Ничего странного, — ободрил его я. — Продолжай. — Здоровенный медведь на тропе отчего-то не показался мне угрожающим. Он смотрел на меня по-доброму, словно не был зверем. Или я не был человеком. Тогда мне это не показалось странным. Медведь позвал меня за собой. — Как позвал? — уточнил лекарь. Фома пожал плечами: — Не знаю. Я просто это понял. — А вы? — прошептал лекарь и почти свалился со стула, так сильно подался вперед в ожидании ответа. — Ну я и пошел. — И куда же он вас привел? — Да в лес какой-то чудной, — Фома посветлел лицом. — Там мотыльки летали, зайчики прыгали и… Глаза парня внезапно стали больше, словно он воочию видел зайчиков и бабочек. — Мне было так интересно, что я и мысли не допустил оглянуться. И возвращаться мне вовсе не хотелось. Я забыл обо всем… Голос парня звучал немного виновато. Я положил ладонь на его плечо и ободряюще сжал. — Все хорошо. — Медведь не торопил меня и позволил поиграть со светлячками. А потом уже вывел меня на поляну, на которой стояла избушка. В избушке той жила девушка. Чудная такая. Вроде и молодая, а словно и в возрасте. Красивая, рыжая. И словно светиться, как солнышко. Глаза у нее зеленые и хитрые. Она вышла на порог, и меня в дом пригласила. — А вы? — Лаврентий Лавович все же соскользнул с края стула и неловко вернулся на него. — Что было дальше? — Ну я и забрался на порог. Как-то подумал, что все кажется каким-то большим. На верхней ступени стояло ведро с водой. Вот я туда посмотрел случайно, а из воды на меня кошачья морда глядит. Полосатая морда. Стало быть, в лесу этом я в кота превратился. — И? Что было дальше? — нетерпеливо спросила Виноградова. Фома наморщил лоб, будто бы вспоминая: — Дальше я у нее в доме жил. Она со мной разговаривала. И вроде как даже понимала, что я ей отвечаю. А еще хозяйка дома меня всяким фокусам учила. — Каким это? — подозрительно нахмурилась Любовь Федоровна. — Знаю я этих женщин незнакомых. Научат чему-то плохому. Ты ведь у нас парень видный, но наивный. К тому же у тебя девушка есть. — Я был котом, — напомнил Фома и покраснел. — И имел в виду всякие мудрости. — Очень интересно, — Лаврентий Львович все же подвинул стул ближе к Питерскому. — А что дальше? Не томите.