— Мне нужно поговорить с одной из актрис. Она должна быть здесь, на съемках. Жандармы переглянулись: — Пускать никого не велено, мастер адвокат… — молодой парень побледнел и икнул. — Водички попей, — посоветовал я. — Вдруг, верно говорят, что она освящена. В любом случае вреда не будет. — Господин, простите, но нельзя пускать посторонних. Я тяжело вздохнул и убрал удостоверение в карман: — Я не посторонний и являюсь адвокатом Боны Виты. Она обещала предупредить охрану, чтобы меня пропустили. Но, видимо, позабыла. Жандармы снова переглянулись, но в этот раз настороженно. Видимо, стражи были в курсе склочного характера актрисы. — Или просто посчитала, что оно и не обязательно, — я покачал головой. — Сложно работать на таких людей. Но что поделать… — Ладно, мастер некромант, проходите, — неожиданно молодой задрал ленту, чтобы я мог под нее поднырнуть. Я грустно улыбнулся: — Спасибо, господа. — Удачи вам, мастер. Прошел за ленту, с интересом осмотрелся. Все же меня пустили в место, где творится магия кинематографа. Определился с направлением, услышав громкие приказы кого-то, кто считал здесь себя главным. Мне казалось, что Вита наверняка будет поблизости от такого человека. Руководитель нашелся быстро. Это был невысокий полноватый человек с копной кудрявых волос, которые были когда-то темными, но сейчас были густо разбавлены скрученными пружинками седых локонов, которые торчали из-под кепки-восьмиклинки. Неряшливости образу добавляла неухоженная борода, которая топорщилась в разные стороны. Одежда висела на нем мешком, словно принадлежала раньше нескольким поколениям. А левое ухо творца украшала серьга со знаком Искупителя на тонкой цепочке. Я бы ни за что не догадался, что этот человек был тут главным, если бы он не сидел на стуле с надписью «режиссер». К тому же рядом с ним в полу поклоне согнулась пара помощников, которые ловили каждое слово начальника. — Я не собираюсь ждать, пока солнце уйдет, — сурово прикрикнул режиссер. — Мне нужно, чтобы герой был мрачный. И плевать, что на него падает свет. Он должен играть тьму. Чтобы каждый, кто будет смотреть на него, сразу понял — он сама неизбежность и тьма. — Это всего лишь дворник, — проворчал кто-то негромко, но был услышан. — Что? Кто у нас такой умный? И почему он не сидит на моем стуле? — взвился режиссер и вскочил на ноги. — Быть может у кого-то тут еще в паспорте стоит имя Мити Владимировича Карасикова? А? Ааа? Даже мне на секунду стало не по себе. Пространство вокруг господина Карасикова качнулось и воздух потяжелел от жара. Он был огневиком и, очевидно, нестабильным. Я даже оглянулся, чтобы убедиться в том, что рядом есть человек, способный остановить разбушевавшегося стихийника. Но в пределах видимости не оказалось никого, кто бы собирался накрыть куполом возможный столб огня. Карасиков же расходился не на шутку. Он толкнул помощника и тот ловко отпрыгнул в сторону. У второго парня режиссер выбил из рук бумаги, которые взмыли вверх и обуглились буквально на глазах. Выглядело это все довольно эффектно и мне вдруг показалось, что даже слишком. — Дворник может быть важным, — потрясал кулаками режиссер. — Он может стать тем холстом, на котором герой покажется объемным. И почему я должен объяснять это вам? Вы же просто никто! Ни-кто! Просто пустое место! Я вдруг заметил, как осторожно мужчина обошел дорогостоящую аппаратуру и, наконец, осознал, что Карасиков гениально срежиссировал собственную ярость. Он стянул с головы кепку и швырнул ее в замешкавшуюся девчонку, которая несла реквизит. Та тут же подхватила головной убор и принялась отряхивать с него пыль. — Ни одного человека нет, на ком мои глаза могли бы отдохнуть, — продолжил режиссер. — Куда не гляну — вижу везде рожи. Даже не так! Рыла! И вы хотите, чтобы зритель поверил в то, что вы аристократы? Он развернулся, чтобы пройти к своему креслу, и вдруг заметил меня. Я не успел ретироваться и так и стоял у небольшого столика, скрестив на груди руки. При этом на моем лице наверно осталось выражение интереса от открывшейся игры режиссера. Карасиков остановился, осматривая меня, а затем неожиданно ткнул пальцем в мою сторону: — Вот! Посмотрите на него! Очевидно же, что образования у него неполных семь классов приютской школы. Небось пьет как собака и руки трясутся после вчерашней попойки. Но на него напялили костюм, наложили недурной грим, растрепали волосы, словно он может себе позволить эту легкую небрежность. И вот парень из жандармов уже похож на приличного человека. И даже сойдет за аристократа. Если не приглядываться. Я сдержал ухмылку, опасаясь вызвать у Карасикова новый приступ праведного гнева. — Но сейчас он откроет рот, и весь лоск сползет, как цыганская позолота с самовара. И дело даже не в перегаре, который собьет с ног любого, кто окажется в паре метров от него. Он ведь и двух слов не свяжет. И я вынужден придумывать сцены, где вы, раздолбаи, молчите и многозначительно смотрите в сторону. Чтобы казаться хоть немного человеками, а не сбродом. Ясно вам? Народ вокруг тотчас согласно загудел. А я, сам того не заметив, мотнул головой. И режиссер это подметил: — Смотрю, тут кто-то в себя поверил, — тотчас прищурился режиссер. — Реквизит пришелся впору, грим не течет, и ты решил, что чего-то стоишь? Я равнодушно пожал плечами: — Может быть. — О, у него и голос прорезался, — мужчина оглянулся, ища поддержки и помощники тотчас принялись посмеиваться. — А ну-ка, представься, парень. Кто ты сегодня. И сделай так, чтобы я тебе поверил. — Я… — Имей в виду, — прервал меня Карасиков, — сыграешь убедительно и получишь рупь на опохмел. А если нет, то выкину тебя отседава взашей. Будешь бутылки собирать в другом месте. Я перевел глаза на тару, которую удерживал за горлышко после того, как выпил воду. — Ну, что же ты погрустнел, мааальчик? — хищно ощерился режиссер, сел, на тут же подставленный ему стул, откинулся на спинку, скрестил руки на груди и с вызовом посмотрел на меня. Он сделал это так легко, словно был уверен, что мебель окажется где надо. Значит, не в первый раз устраивает экзамены для труппы. — Итак, кто ты, воин? — уточнил он. — Я адвокат. Чехов, сын Филиппа, — ответил я, поставил бутылку на столик и стряхнул с рукава пылинку. — Пришел, чтобы встретиться со своей клиенткой… — Мы не отыгрываем настоящих людей, — зашипела на меня девица с густо подведенными глазами, которая мерцала рядом. Она была облачена в деревенское платье с вышивкой по подолу, на голове топорщился венок из трав и цветов, а обескровленные губы кривились в презрительной полу-улыбке. Девица была красивой, самовлюбленной и совершенно точно мертвой. — Ты смотри, как рупь хочет, — издевательски умилился Красиков. — Даже смог выговорить такое сложное имя, — а потом мужчина обратился уже ко мне. — Так вы, юноша, адвокат Чехов? Тот самый? — Именно так, — я слегка склонил голову, приветствуя мужчину. — Оказался тут по делам. И совершенно случайно попался под вашу горячую руку, мастер Карасиков. Помощник начальника нахмурился и как-то по-особенному посмотрел на меня. Возможно, он уже стал догадываться, что я не актер. Но режиссер поднял руку, не позволив тому сказать и слова. И продолжил: — То есть, ты тот самый адвокат, некромант? — И просто хороший человек, — добавил я. — Он самый. — Для этого у тебя, мальчик, недостаточно мрачный образ. Не дорос ты до некроманта. Некромант должен быть худым, сгорбленным, с синяками под глазами. Горящими глазами, чтобы ты понимал. И я говорю не про огонь, а про силу, которая плещется в глазницах темного некроманта. Он взглянул на меня, ожидая моей капитуляции, но я пожал плечами и усмехнулся: — Значит, я недостаточно темный некромант. Люди поговаривают, что я, вроде как, неплохой человек. Может, все же не врут? — Глупости, — отмахнулся Карасиков. — Люди говорят всякую ерунду. И верят в нее. Понимать нужно, что плебеи хотят верить в чудеса. Но настоящий некромант вовсе не добрячок, который просто так станет помогать всякому сброду. Ты пойми, мальчик, — мужчина сложил руки на животе, скрестив пальцы, — образ некроманта не может быть таким обыденным. Ты должен был смотреть на меня исподлобья. Опустив голову… Я вдруг включился в игру и сделал так, как сказал режиссер. — Уже лучше, — довольно заулыбался тот. — И плечи должны быть сутулыми… Я попробовал сделать так, как он говорит. — Еще ногу подволакивать надо, когда идешь. — Зачем? — удивился я. — Не перечь! Некромант должен быть убогим снаружи, но мощным внутри. Кто сделал тебе такой грим? Ты слишком свежо выглядишь. Надо добавить мертвенной бледности. — Так я же не мертвый. А всего лишь некромант, — резонно заметил я. — Не спорь! Ты что решил, что достаточно слов? Что хватит натянуть костюм… — он обернулся к бледной девушке, которая подала ему брошенную ранее кепку, — кстати, что за костюм? Выглядит дорого. Это ведь для главного героя? Почему напялили на этого… как его… — Чехова, — подсказал я с готовностью. — Чехо… — послушно начал повторять режиссер, но осекся и бросил на меня недовольный взгляд. — Тьфу. Вот сыграть какого-нибудь сынка промышленника ты бы смог. Или лекаря из дома скудоумия. Если тебе еще шрам на морде приделать прям вот по щеке. Да, убрать грим, чтобы мешки под глазами… Мужчина задумчиво подпер подбородок пухлым кулаком. И внезапно предложил: — А давай-ка мы из тебя сделаем дворника? А то этот остолоп…- режиссер оглянулся на суетящегося позади мужичка с метлой, — хотя нет. Для дворника уж больно у тебя руки холеные. Надо, чтоб были широкие, чтобы грязь на них была. И под ногтями! Обязательно под обгрызанными ногтями. Я покачал головой: — Нет. Это исключено. — Это кто сказал? — воинственно приосанился Карасиков. — Ногти грызть мне не позволяет воспитание. Все остальное я бы сумел на себя примерить, уж не обессудьте. — Карасикову не говорят «нет»! — раздраженно выкрикнул мужчина. — Это Карасиков ставит кресты на карьерах актеришек. Карасиков делает звезд из забулдыг. И даже из дворника бы смог сделать… да хоть того же некроманта! — Вряд ли, — протянул я с сомнением. — Что? — опешил начальник и оглянулся, словно пытаясь понять, не показалось ли ему. — Что он сейчас сказал? Ответить Карасикову никто не решился. На меня лишь посмотрели с явным осуждением и вдруг остро захотел извиниться. До того режиссер выглядел обиженным. У него даже губа дрогнула. — Ты сомневаешься в том, что я смогу сделать некромантом какого-то актёришку? — срывающимся голосом уточнил начальник. — Никто не сомневается, — сказал помощник из-за его спины.