— А я решил, что хере… — начал было Стас, но умолк под укоризненным взглядом начальника. — Вы порой бываете ужасно бестактным, — пожурил его Морозов, но в его глазах плясали черти. — Нам пора, Павел Филиппович. Не хотелось бы нервировать князя Чехова своим присутствием. Тем более, когда в вашей семье назревает херес с кроликом. Через минуту я заказал две порции рекомендованного главой кустодия блюда. Все же старик, похоже, впрямь знал толк в хорошей еде и не стал бы советовать что-то невкусное. Князь Чехов явился без опозданий, когда стол уже освободили от пустой посуды. Мужчина вошел в заведение размашистым шагом. Игнорируя распорядителя осмотрелся и направился ко мне. Подошел, занял место напротив и нетерпеливым взмахом руки отослал подошедшего было официанта. — Подавайте, — велел я смущенному парню и повернулся к отцу. — Скверно выглядите, князь. — Плохо спал. Видимо, погода играет со мной злые шутки, — дежурно отозвался он. — А вы выглядите на удивление свежо. — Возраст, — бросил небрежно. — С годами я стану больше походить на своего отца. И усталость будет заметна невооруженным взглядом. Отец недовольно поморщился: — Павел Филиппович, у вас дурное чувство юмора. — Недостаток воспитания сказывается, — небрежно ответил я и склонил голову к плечу. — Как насчет обеда? Мы давненько с вами не вкушали пищу за одним столом. — Полагаете, стоит? — неожиданно глухо уточнил мужчина и посмотрел на часы, которые вынул из кармана. Я помнил, что под крышкой когда-то была фотография моей матери. Мне удалось усмирить болезненное любопытство и не перегнуться через стол, чтобы взглянуть на месте ли снимок. — Боюсь, что после трапезы меня будет мучать несварение, — скривился мужчина. — А вы не бойтесь. Страх — плохое чувство. Когда-то мой папенька уверял, что испытывать его — большой грех. И вынуждал меня стыдиться детских страхов. — Я не знал, что происходит, — неожиданно резко выдал собеседник и, захлопнув крышку часов, сунул их в карман. — Полагал, что все, что с тобой происходит — лишь детские капризы. Если бы я понял, что ты… — Ваш кролик в хересе, — возвестил официант, прервав откровения Чехова, и поставил перед нами тарелки, с который поочередно снял крышки. — Повар просил передать вам свое почтение и булочки с пастой из ароматных трав. Филипп Петрович закатил глаза, всем своим видом показывая, что он думает о булочках и травах. — Передайте наше почтение повару, — дружелюбно попросил я. Чехов все же решил разделить со мной трапезу и вынул салфетку из кольца, чтобы заправить ткань за воротник рубашки. — Позволь спросить, ты был на карнавале к Голицыных? — уточнил у меня начальник охранки. — Да, — коротко ответил я. — Господин Смерть, полагаю? — продолжил собеседник. — Так решила моя спутница, — не стал отрицать я. — И вы оказались втянуты в недоразумение с господами, украсившими свои лица масками волков. — Такое случается, — заметил я, прикрывая глаза, потому что мясо оказалось более чем вкусным. — Но да, конфликт был обозначен. Однако разрешен на месте с помощью… — Не называйте, пожалуйста, при мне имя этого человека, — попросил начальник охранки и изумленно заметил, — действительно вкусно. Повар и впрямь хорош. Так приготовить кролика — надо иметь большой талант. — Рад, что вы оценили, — улыбнулся я. Мужчина вернул мне бледную улыбку, которая тут же растаяла. — Я выясню, что за люди пытались напасть на вас на приеме. И проверю, не они ли решили довести дело до конца. — Вы полагаете, что они посмели бы? — нахмурился я. — Павел Филиппович, волчьи маски принадлежат приближенным самого…- он многозначительно приподнял бровь. — Эти люди не привыкли получать по носу. — Но никто… точнее, почти никто не знает о произошедшем, — я продолжал размышлять вслух. — Они знают. Каждый из волков знает, что их поставил на место юноша в маске Смерти. И обстоятельства неважны. Мужчина скривил губы в усмешке. — А забавно вышло, признаю. Господин Смерть, — он покачал головой и положил в рот кусочек мяса. — Сам бы я не выбрал такую маску, — признался я. — И напрасно, — внезапно удивил меня князь. — Выглядело эффектно. Меня не поразило, что начальник охранки знает, как я смотрелся. Быть может, он сам был на приеме. А может, получил снимки с мероприятия, где фотографировать было запрещено. — Я проработаю эту версию. И выясню, не с этой ли стороны произошло покушение. — Благодарю, — коротко ответил я. — Мы семья, — заявил Филипп Петрович, блеснув глазами, так похожими на мои собственные. — Никто не смеет нам грозить или вредить «Кроме нас самих», — с грустью подумал я. Разговоры на кладбище Обед закончился в дружелюбной обстановке. И я даже не мог припомнить, когда мы вот так сидели за одним столом и говорили. К тому же Филипп Петрович оказался доволен подданными блюдами. — Давно так хорошо не ел, — признался он и словно нехотя вынул из кармана часы, чтобы взглянуть на циферблат. — Жаль, что время бежит так быстро. — Могу ли я… Я протянул руку, чтобы взять часы, и заметил, как отец смутился. Таким я его не видел. Решил уже убрать ладонь, но в мои пальцы лег теплый диск часов. Я развернул их к себе. Снимок матери потускнел за все эти годы. Бумага слегка потеряла цвет, но образ оставался узнаваемым. — Ты мог бы поменять фото. — Нет, — резко произнес отец, выхватил из моей руки часы и бережно закрыл крышку. — Не мог. Он сунул вещицу в карман, и мне вдруг стало важно понять, почему сидевший напротив меня мужчина продолжает избегать моего взгляда. — Твоя мать подарила мне эти часы. — Знаю, — тихо сказал я. — И поначалу она сунула под крышку нашу общую фотографию. Свадебную, кажется. Но я сменил ту картинку на этот снимок. — Почему? — Она тоже спросила меня об этом, — наконец Филипп Петрович встретился со мной взглядом. — Отчего-то решила, что я не хочу видеть нас вместе. Но правда была в том, что я не желал отвлекаться на другого человека, когда можно было смотреть на нее. Мужчина резко опустил голову, а потом вновь взглянул на меня. Глаза его были сухими и темными. — Она была особенной, Павел. Была той, кто согревала меня одним лишь своим дыханием. И когда она ушла, все вдруг стало другим. А я сделался прежним. Тем, кем был до того, как встретил ее. — Мне жаль… — растерянно произнес я. — Не о чем жалеть. Ты ведь некромант. И должен понимать, что есть вещи, которые не стоит менять. — Конечно, — кивнул я, понимая, что сейчас не время для важных разговоров. Но когда мы вышли из ресторана, Филипп Петрович тронул меня за локоть и сказал: — Береги себя, сын. Я удивленно поднял брови, а мой рот невольно приоткрылся. — Постараюсь, — ответил я, представляя, как же тяжело дались отцу эти слова. Все время, сколько я помнил, старший Чехов был очень скуп на выражение эмоций. Особенно переживание и похвалу. Отец кивнул, хлопнул меня по плечу и протянул на прощание ладонь. Я ответил на рукопожатие, и Чехов направился к припаркованной неподалеку машине с номерами семьи. Я же вынул из кармана телефон и собирался было вызвать такси. И в этот момент с парковки выехало авто, которое остановилось рядом со мной. Водительское стекло опустилось, и я увидел улыбающегося Зимина: — Такси на Бобровку заказывали? — произнес он, пытаясь имитировать какой-то странный говорок. Я убрал телефон в карман, открыл пассажирскую дверь и сел на сиденье.