– Все! Железные мускулы, сила, надежность. Они верные и честные. Они не просят якобы взаймы на лечение бесконечно умирающей тети. Они неприхотливы, как горные козлы, в постели могучи, как мамонты. Они сами прочистят на твоей кухне раковину и сварят супчик, если до этого дойдет. Когда любовь все-таки угаснет, они не стянут на память твой кошелек. Правда, больше чем на пару недель меня с ними не хватает, зато какая это пара недель! – Надо подумать, – заинтересовалась Жанна. – Думай. Но если рискнешь ехать на базу, не вздумай влипнуть в какой-нибудь настоящий поход по диким тропам. Это каторга! На базе есть все, что надо, – спортзал, бассейн, сауна. Шлифуй себя там. Жанна посмеялась и решила попробовать. В первый же день на базе она, как и советовала Людка, отправилась в спортзал. Подруга не соврала: Жанна увидела там столько тренированных, крепких и сексуально притягательных мужчин, что в глазах зарябило. Она подумала, что в таком малиннике трудно будет кого-то выбрать. И в эту минуту в спортзал вошел Артем. Проблемы выбора мигом отпали. У Жанны в присутствии мужчины так не кружилась голова уже лет пятнадцать. Артем был большой, молодой, загорелый – не во всяком мужском журнале увидишь такое безупречное тело. И лицо под стать: жесткое, правильное, красивое, только светлые глаза поставлены слишком глубоко и близко к переносице, отчего взгляд мрачноватый, даже с угрозой. Этот взгляд и добил Жанну. Как женщина опытная, она легко познакомилась с молодым человеком. Через полчаса они были уже в постели, и Жанна решила, что две недели женского счастья – это маловато. Она узнала, что Артем из Красноярска, что он кандидат в мастера по скалолазанию, бредит спортом, перебивается неверными заработками промышленного альпиниста, не женат, страстен и простодушен. Через три часа они уже уговорились: когда отпуск Жанны закончится, они вместе поедут в Нетск, где будет Артему и работа, и возможность тренироваться, и стол, и дом, и вечная любовь женщины незаурядной. Во всяком случае, таких, как Жанна, раньше Артем не встречал. И вот теперь он – все такой же прямодушный и могучий, все с теми же умопомрачительными плечами и холодным взглядом неразумного зверя – сидит на облезлом стуле и говорит, что кого-то любит. Но Жанна знала: он не может любить! Он может только есть, спать, лазать по горам и заниматься сексом. Он лишь здоровое тренированное животное. Ему все равно. Он возбуждается даже от вида женской расчески. Он смотрит передачу «Голые и смешные», следит за тамошними грудями и тут же тянет Жанну в постель. Он прямолинеен, он неутомим. Он бесконечно красив. Он единственный. Он может причинить боль, но эта боль слаще, чем любая радость, но без него. Он – все. – Прости, Жанна, – бубнил Артем. – Клянусь, я не хотел. Я, честно, любил тебя… – Это от большой и светлой любви ты меня обокрал? – вдруг взвилась Жанна, вспомнив его равнодушное, лживое бегство и пустую шкатулку. – Значит, схватил все, что плохо лежит, и потащил своей шлюшке? Артем уперся локтями в могучие колени и закрыл лицо руками. – Я виноват, – глухо пробормотал он. – Я тебя разлюбил. Я встретил другую. Ведь так бывает! И я уже извинился – сколько можно про это нудеть? Все, что я у тебя взял, здесь. Могу вернуть. Если только… Если Жанна заберет свои деньги и вещи, им с Варей придется туго. Как скверно! Артем выпрямился. Жанна не на шутку его разозлила. Он теперь ненавидел ее всю до капли – ее справедливые слова, ее улыбку, ее туфли, ее ревность, ее деньги, ее ненасытную любовь. Он знал, чего сейчас, как и всегда, хочет от него эта проклятая женщина. У, сучий этот взгляд, такой знакомый! Еще говорят, что только у мужиков одно на уме! – Ты притворялся, ты лгал, ты опустился до воровства, – не унималась Жанна. – Ты брал мои деньги, не краснея, без счета, как проститутка – и за то же самое! И все для того, чтобы содержать свою девку? Сейчас ты ноешь, что разлюбил. Почему ты раньше не сказал мне об этом? Ушел бы по-хорошему. Если ты нуждаешься, почему не попросил взаймы, как друг, а украл, как урка? – А ты бы дала взаймы? – удивился Артем. – Не знаю. Возможно. Но время упущено! Теперь ничего не вернешь – ты сам так сказал! – Вот тут ты, Жанна, права на все сто, – согласился Артем. – Значит, чего разговоры разговаривать? Забирай свои побрякушки; еще раз извиняюсь – бес попутал. Если дашь мне небольшой кредит, то спасибо, а на нет и суда нет. Жанна медленно встала со стула. Она больше не улыбалась. Ее глаза сузились, и лицо стало жестоким. – Ты меня еще и судить собрался? – усмехнулась она. – Как бы не так! Не суй мне в руки свою воровскую добычу. Ты свое дело уже сделал! Теперь у тебя выбор очень небольшой, есть лишь два варианта. Первый: ты возвращаешь все украденное в мой дом и возвращаешься сам. Тогда все будет по-прежнему, я все забуду, и никто ничего не узнает. – Жанна, ты с ума сошла! – шарахнулся от нее Артем. – Как это по-прежнему? После всего, что было, ты сможешь со мной… – Смогу. Я теперь поняла, какой ты. Я спокойно обойдусь без твоей любви – ее не существует в природе. Ты просто красивый кусок мяса. Мне будет довольно твоего тела и твоей молодой прыти. Покуда сможешь меня удовлетворять, будешь рядом. Оплошаешь – до свидания. – Жанна, я тебя не узнаю! Зачем ты говоришь такие гадости? – Какие? Что ты спишь с женщинами за деньги? Гадости тут не слова, а то, что ты делал. Это твой бизнес, так ведь? Можешь его со мной продолжать, только аккуратно – чтоб не бегал по шлюхам, я за тобой прослежу. – Ты сама старая шлюха! – взорвался Артем. – Дырявая кошелка! Да, я трахал тебя за деньги! Как и другие – наверняка такие были, потому что бесплатно ты никому не нужна. Убирайся вон, поганая сука! Жанна немного побледнела, но не повела и бровью, только улыбка ее растянулась зловеще. – Ты не можешь прогнать меня из квартиры, снятой на мои деньги, – сказала она очень тихо. – А вот я тебя могу. Почему, Тема, ты не интересуешься, какой у тебя вариант номер два? – Не надо мне твоих вариантов! Катись отсюда! Жанна невозмутимо продолжила: – Выбирать все равно придется. Вариант второй: поскольку ты меня ограбил, ты садишься в тюрьму. Мало тебе не будет – заслужил; ты знаешь мои связи. Заявление вчерне я уже написала. Оно лежит в моем офисе. Вызвать полицию к себе домой я могу в любую минуту. Думай, детка! Артем молчал. Он не умел разбираться в житейских сложностях и просчитывать головоломные комбинации. Вот Варя, та всегда могла выкрутиться из любой передряги. Теперь Артем знал лишь одно: хорошо, что Варя ушла и не слышит всего этого ужаса, не видит Жанны и его позора. Вдруг в его нерасторопном мозгу мелькнула светлая мысль. Хотя все внутри у него клокотало, он постарался сказать спокойно: – Черт, вот задачка! Приперла ты меня к стенке, сознаюсь. Да, я тебя кинул. Я полное дерьмо – кажется, это я уже говорил. Сам во всем виноват! Теперь что делать – два варианта так два варианта. Но пойми, Жанна, мне нелегко. Дай сутки на раздумье. Только двадцать четыре часа! – Ни часа, ни получаса, – отрезала Жанна. – Пяти минут тебе будет довольно. При твоих-то убогих мозгах и этого много! Сиди, не трепыхайся и думай быстро. У меня дела, я не могу тут торчать до вечера. Или ты едешь сейчас со мной, или я еду одна сам знаешь куда. Все просто. Он замер на стуле, нахмурился, и со стороны могло показаться, что он думает. Но разве мог он сейчас соображать, решать, взвешивать? В голове пудовым молотом стучала бешеная кровь. Ничего, ничего не поправишь! Артем тупо следил, как Жанна расхаживает по комнате, трогает вещи, заглядывает в окно. Узким носком кроваво-красной туфли она подбросила валявшуюся на полу тряпку – кажется, это новый Варин топ – и с наслаждением наступила на тонкую ткань, пригвоздила каблуком. Затем она провела пальцем по пыльной крышке стола, поморщилась: – Как ты мог, Тема, приходить в такой свинарник? Артем молчал. Жанна продолжала: – Ты всегда был опрятен – значит, это пассия твоя растрепа. Ну конечно! Разбрасывает барахло по комнате, не прибирается. Волосы застряли в расческе – какая гадость! Заметь, крашена она в самый вульгарный цвет… Белье на кровати несвежее. Неужели ты на э т о ложился? А тут что? Какая-то тарелка на стуле, что-то на ней засохло, рядом нестираные колготки. Фу! Стошнить может. И всюду какие-то пакеты у нее валяются, тряпки… А это что такое? Боже! Артем рванулся к ней, но не успел – она уже вытащила из большой брезентовой сумки толстый темный рулон. Брезгливо отставив мизинцы, Жанна рулон развернула. Перед ней оказалось что-то слабо отблескивающее, коричневое. Какая-то картина. Какие-то темные, небрежно растрепанные деревья. Масляно-желтый ручей. Низкие тучи. Мельница. Глава 7 1 Мики Селянин был крупный стареющий блондин. Когда-то он выглядел импозантно. И ныне он выглядит солидно, надев белый смокинг с бабочкой из белого глазета (этот парадный костюм сейчас аккуратно разложен на трех стульях посреди комнаты). Издали смотрится. Потому что годы всегда берут свое, и Мики стал стремительно выцветать. Его белокурый кок а-ля Элвис давно посерел и поредел. Пришлось отпустить патлы, которые сзади свисают на воротник (не то чтобы Мики примкнул к моде рокеров – просто ему лень ходить в парикмахерскую). Некогда голубые глаза саксофониста стали почти белыми. Можно бы сказать, что все краски покинули Мики, если б не осталась одна, делающаяся все ярче и гуще день ото дня. Эта краска – благородное бордо. Лицо Мики, его блестящая лысина, его широкая шея, а часто и крупные музыкальные руки именно этого цвета. Когда следователь Вероника Юршева нагрянула к Селянину, она боялась, что музыкант беспробудно спит. Об этом предупредил генеральный директор Вотяков. Вотяков ошибся: Мики бодрствовал. Следователя он принял на кухне и долго пытался потчевать грубо нарезанной брауншвейгской колбасой и водкой «Слеза России». Сам он уже поправил здоровье и тем и другим. Также на столе стояла трехлитровая банка, в которой не было ничего, кроме мятых бурых листьев. Но Мики уверял, что еще полчаса назад в банке содержались огурчики, хрустящие, как первый снег, и целительный рассол, который поднял бы на ноги и мертвого. Вероника долго отбивалась от гостеприимного хозяина. Наконец, с великим отвращением она таки съела кусок колбасы. Жуя, она очень жалела, что не прихватила с собой к Селянину кого-нибудь из оперативников поздоровее. Но дело не терпело промедлений. – Я бы хотела, Михаил Игоревич… – начала она. – Мики! Только Мики! – запротестовал саксофонист. – У нас, людей искусства, так принято – без церемоний. А я буду звать вас просто… – Вероника Витальевна. Мики закатил бесцветные глаза к потолку и сказал со вздохом: – Вероника – красивое имя. Я знал когда-то Веронику… Да, признаться, и не одну, и не двух. Вы только не обижайтесь, дорогая, но вашему типу красоты это имя совершенно не подходит. Уж извините, ваши родители промахнулись. Вас надо было назвать Гертруда. Или Раиса. Хотите, я буду звать вас Раиса? – Не хочу, но мне все равно. Мне нужно, чтоб вы ответили на несколько вопросов, – сказала Вероника равнодушно. – Заметано! Раиса! – обрадовался Мики. – Налить вам водочки? Ваш тип красоты – поверьте моему опыту – предпочитает вину и прочей сомнительной бурде хорошую беленькую. Пьете вы много, долго не хмелеете – угадал? – но в какую-то минуту в вас вселяется черт. Сначала вы снимаете платье и начинаете танцевать на столе, потом засыпаете на трое суток. Что, признайтесь, в точку? Вероника начала терять терпение: – Гражданин Селянин! Если вы не сосредоточитесь, я буду вынуждена вызвать наряд, и вас доставят для дачи показаний в отделение. Вы этого хотите? – Нет, – признался Мики. – Я хочу совсем другого: сыграть вам «Путников в ночи». – Вот уж не надо! Мне некогда. – Не отказывайтесь! Потому что без этого я не скажу вам ни слова, хоть режьте. Когда вы только зашли сюда и сморщили свой носик, я сразу понял: этой женщине нужна любовь. И музыка. У вас в глазах бездна грусти. Не надо этого стесняться! Признайтесь, когда вам в последний раз играли «Путников в ночи»? Когда последний раз вас осыпали лепестками роз? Когда вы в последний раз целовались? Вероника нахмурилась. Она могла ответить лишь на последний вопрос, потому что два первых были слишком глупы. А целовалась она последний раз на сабантуйчике в честь 8 Марта. Давно! Да, было такое дело, было, но не танцы же на столе! Поцелуй случился на полутемной лестничной площадке последнего этажа следственного отдела. Со следователем Залиловым. Женатым. Противные остались воспоминания. Мики тоже поморщился, но от других причин. Он достал из буфета пакет соды, насыпал столовой ложкой на толстый язык изрядную горку и запил водой из-под крана. После этого он начал играть на саксофоне. Играл Мики действительно хорошо, с чувством. Правда, так думали не все: скоро раздался немузыкальный металлический стук, проникавший снизу по водопроводной трубе. Стал даже слышен чей-то невнятный голос. Мики прервался на секунду и сказал злорадно: – Соседка, старая грымза. Ну ее на… Слушайте музыку, Раиса! Когда он закончил, Вероника с неприязнью покосилась на потертый футляр его сверкающего инструмента (сразу вспомнилась скрипка Страдивари!) и приступила к допросу. – Я хочу расспросить вас о Варваре Фоминой, – сказала она сухо и раскрыла блокнот. – Как давно вы знакомы, что можете сказать о ее характере, образе жизни? Мики выпучил белесые глаза: