Он резко замолчал, когда я, выбросив руку вперед, схватил его за воротник футболки. Я притянул парня к себе так, что мы оказались нос к носу. В бледно-голубых глазах Фрэнки вспыхнул страх, но еще в них светилась безумная, неудержимая энергия. – Не смей, черт возьми, так о ней говорить, – прошипел я. – Вообще о ней не говори. – Или что? – справился с собой Фрэнки. И ухмыльнулся, обнажив пожелтевшие зубы. Я стиснул кулак, еще крепче сжав его футболку. Мы пристально уставились друг на друга. В данный момент я боролся с желанием стереть с его лица самодовольную улыбку и выбить из головы все мысли о Шайло… – Вперед, Венц, – проговорил Фрэнки. – Чего ты ждешь? Ты же знаешь, чего хочешь. Или боишься последствий? – Да пошел ты. Я не боялся. Не за себя. «Ты не похож на него», – прошептал мамин голос. Но что, если она ошибалась? Я ослабил хватку на Фрэнки. – Так-так-так, и что у нас здесь? – Холден бочком подошел ко мне и встал рядом. Как всегда, в длинном пальто и шарфе, хотя на улице было тепло. Засунув руки в карманы брюк, он качнулся на каблуках, небрежно оглядывая развернувшуюся сцену. – Мой милый Ронан вот-вот надает по заднице двоим ушлепкам, – он ухмыльнулся. – А ведь еще нет и полудня. Я грубо оттолкнул от себя Фрэнки. Он отступил назад, и на его лице мелькнуло облегчение, которое быстро сменилось презрительной ухмылкой. – Так я и думал, – поддразнил он. – Ссыкло. – Неожиданный поворот событий, – пробормотал Холден, бросив на меня растерянный взгляд. – Вовсе нет, – встрял Фрэнки. – Просто Венц превратился в огромного слюнтяя, – теперь он ухмылялся сильнее. – Или, может, отец сломил тебя. Дело в этом? – Он склонил голову набок. – Думаю, да. Он укротил тебя, как собаку. – Собака. – Рассмеялся Майки. – Хороший мальчик, Венц. Кто у нас хороший мальчик? Я не заглотил наживку, и они с Фрэнки, стукнувшись кулаками, ушли, все еще посмеиваясь. Я втянул воздух через нос, заставляя кулаки разжаться. Я ощутил на себе взгляд Холдена. – Оставь это, Пэриш, – проговорил я и зашагал к нашему месту у низкой стены. Но Холден не смог бы забыть об этом, даже если бы ему заплатили. Он подошел ко мне и небрежно прислонился к скрепленным цементом кирпичам. – Ты хорошо себя чувствуешь? Тревожишься? Спятил? Ронан Венц, которого я знаю, не упустил бы шанс надрать Дауду задницу. – Он прищурился. – Тебя ведь зовут Ронан, правда? – Отвали, – вяло проговорил я и взглянул на свои мозолистые руки с покрытыми шрамами костяшками пальцев. – Я не всегда дерусь. Так? «Каков отец, таков и сын…» Из голоса Холдена тут же исчезло поддразнивание. – Так. Но когда дерешься, то ради благого дела. Вроде защиты нас с Миллером на вечеринке у Блейлока. – Ты выпрыгнул передо мной, когда Фрэнки держал разбитую бутылку. – Это пустяки. Когда Фрэнки вытащил электрошокер, ты был готов драться один за всех. Исключительно из благородства. Тогда как у меня скорее возникло психопатическое желание умереть. Я взглянул на него. – Ты все еще хочешь умереть? – Мы с жизнью заключили перемирие. Пока. – Продолжай в том же духе. – Что в этом забавного? – Холден махнул рукой. – Забудь обо мне. Я слышал, что Фрэнки сказал о Шайло. Если бы я не знал, насколько ты «разговорчив», то почувствовал бы себя ужасно уязвленным. Ведь ты даже не удосужился поделиться тем, что происходит. – Ничего не происходит. Холден кашлянул в кулак, но я отчетливо расслышал долетевшие от него слова: «Чушь собачья». – Я знаю, о чем ты думаешь. – И о чем же? – Что тебе нужно держаться от нее подальше. Ради ее же блага. Героически защищать от всего, что, по-твоему, может ей угрожать, жертвуя своими собственными потребностями и желаниями, бла-бла-бла. – Он закатил глаза. – Я действительно должен ее защитить. – От гребаного Фрэнки Дауда? «От его отца. И своего». Я не ответил. – Ты не приводил ее в Хижину. – Я пригласил. Она сказала «нет». Холден моргнул. – Ох. Я поднял бровь. – Так что можешь, черт возьми, заткнуться. – Не меняй тему. Он хотел сказать что-то еще, но я оборвал его. – Не лезь в мои дела, Пэриш. Холден надулся, затем указал подбородком на что-то на другой стороне двора. – О, смотри. А вот и другой мой друг-болван. Вместо того чтобы встречаться с единственной настоящей любовью, он предпочитает быть несчастным. Я взглянул туда, где Миллер шел рядом с Эмбер Блейк. На балу между ними кое-что произошло. И он чувствовал себя в долгу перед ней. Поэтому решил остаться с девушкой, в то же время пытаясь забыть Вайолет. Но это не помогало. Эмбер попыталась поцеловать Миллера на прощание, но он лишь легко коснулся ее губ. Она что-то резко сказала ему, отбросила за спину светлые волосы и умчалась прочь. Миллер, понурившись, присоединился к нам у стены. Мы не сказали ни слова, и парень нахмурился. – Что? – Мы просто восхищались вами с Эмбер, – проговорил Холден. – Романтические отношения во всей красе. Вы светитесь от счастья так, что просто ослепляете. Я сочувственно взглянул на Миллера. – Он в отстойном настроении. – Я заметил, – произнес Миллер с легкой улыбкой, потом вздохнул. – Не сегодня, Холден. И ты тоже, – обратился он ко мне, потому что ему частенько перепадало от меня за отношения с Эмбер. – Ронан не в том состоянии, чтобы вести беседы, – проговорил Холден. – Вы двое словно проситесь на плакат для демонстрации бессмысленных самопожертвований и лишений. Миллер нахмурился. – О чем это он? – Понятия не имею. – Я склонил голову набок и одарил Холдена тяжелым, недвусмысленным взглядом. – Видел в последнее время приличные футбольные матчи? Он со стуком закрыл рот. – Ну вы оба и придурки, – проговорил он и ушел, ветер трепал полы его пальто. Миллер нахмурился. – Что это было? – Это Холден, – пожав плечами, проговорил я. – Я знаю не больше твоего. Я ждал, поверит ли этому Миллер.