– Нет, все в порядке. – Ладно, – проговорил я и, сунув руки в карманы, зашагал рядом с ней. – Угу. – Она нахмурилась. – Это не важно. – Не важно, но ты всю дорогу будешь злиться? Шайло взглянула на меня. – Я не злюсь. – Тогда что же? – Я просто… иду пешком. Я усмехнулся, чем еще больше разозлил ее. – Прости, но я не хочу, чтобы еда для прабабушки остыла прежде, чем та ее съест. Биби заслуживает самого лучшего. Я ухмыльнулся и покачал головой. – Ты не согласен? – Нет, я полностью согласен, что твоя бабушка заслуживает самого лучшего. «И поэтому у нее есть ты». – А что тогда? – Просто ты чертовски упрямая. Она широко раскрыла глаза, окаймленные длинными мягкими ресницами. – Я? – Это не так уж и плохо. Ты просто знаешь, чего хочешь. – Так и есть, – согласилась она, и тон ее немного смягчился. – Трудно идти на компромисс, особенно когда дело касается Биби. – Как она? – спросил я. – Головокружения повторялись? – Нет, слава богу. – Она слегка поежилась, хотя на улице было еще тепло. – Но это пугает, знаешь? Ей восемьдесят и… Не важно. Я не хочу об этом говорить. Это как накликать беду. – Да, я понимаю. Она чуть улыбнулась мне, и напряженность исчезла. Или, может, просто изменилась. На Шайло были свободные белые брюки с высокой талией и короткая белая футболка, оставлявшая открытым живот. Небрежно завязанная узлом бежевая кофта висела на бедрах. На тонких запястьях виднелись браслеты, на руках – кольца. Полагаю, все их сделала она сама. Уши оказались проколоты дюжину раз; я заметил в них серьги-гвоздики и колечки, когда Шайло откинула косички с плеч. Я не мог отвести от нее глаз, желая коснуться ладонями всего, связанного с ней. Твердого металла и мягкой кожи. Ее волос, заплетенных в косички и растрепавшихся мягкими волнами на кон-цах. «Вот и вся моя чертова дистанция». Прогулка от района, где жила Шайло, до центра города заняла около пятнадцати минут. Ее тихая улица уступила место вереницам галерей, ресторанов, кафе и баров. Мы миновали тату-салон с изображенным на висящей в окне доске китайским драконом. – Что заставляет решиться сделать татуировку? – спросила Шайло, кивнув в сторону салона. – Ведь существует бесконечное множество рисунков или цитат. Как выбрать? – Просто остановиться на чем-то важном или значимом. На том, что ты захочешь носить вечно, – пояснил я и подумал о своей сове. – Зачастую они сами выбирают тебя. Словно прочитав мысли, она обратила взгляд темных глаз на изображенного на моем плече индийского филина. В жизни эти птицы серо-коричневые, с черными полосами вдоль живота и длинными, похожими на уши хохолками перьев над ярко-оранжевыми глазами. В моей татуировке цветными были лишь глаза. Казалось, Шайло собиралась спросить об этом, но передумала. Я заметил, что она часто так делала. Как сегодня вечером. Сначала затронула личное, потом отступила. Я не мог ее винить. Было в ней нечто такое, что будоражило меня. И приходилось постоянно напоминать себе, кто я такой. «Сын убийцы…» – Итак, у тебя есть мысли насчет темы курсовой? – спросила Шайло. Нейтральный вопрос. – Вероятно, как и половина класса, я выбрала убийство Романовых. – Я думал о трагедии на Ходынке. – А что это? Баскин об этом почти не упоминал. – Она произошла практически в самом начале революции. Шайло выгнула бровь. – И? Не заставляй меня гадать. Я сунул руки в карманы. – Не знаю. Может, это глупо. – Уверена, что нет. – Она пихнула мой локоть своим. – Расскажи мне. – Ладно. Ну… по случаю коронации Николая II в поле устроили большой банкет для горожан. Но их пришло больше, чем планировалось, примерно пятьсот тысяч. И прошел слух, что пива и подарков на всех не хватит, что вызвало столпотворение. Погибли тысяча четыреста человек. – Твою ж мать… – выдохнула Шайло. – Да. И самое хреновое, что Николай об этом знал. Когда он въехал на поле, то увидел, как вывозят повозки с мертвецами. Но все равно продолжил празднование. Произносил речи. Все как обычно. – Звучит ужасно. А почему ты захотел об этом написать? – Потому что это задало характер революции, – проговорил я. – С обычными людьми происходят по-настоящему страшные вещи, а те, что должны за ними присматривать, этого не делают. Шайло пристально смотрела на меня, словно увидела нечто такое, чего раньше не было. Потом она моргнула и отвела взгляд. – Звучит так, будто бы ты знаешь, о чем говоришь. Касательно курсовой. Даже не знаю, чем я могу помочь. – Я взял несколько книг в библиотеке, но все равно еще чертовски отстаю. Возможно, у тебя есть заметки на лучшую тему. – Не думаю, что тебе нужна лучшая тема. Полагаю, твоя – идеальна. Я взглянул на нее, а она на меня. На миг на ее лице промелькнули мягкость и беззащитность, а потом она вновь принялась смотреть вперед. Она приближалась и отступала, словно прилив. С минуту или около того мы шли молча, потом Шайло остановилась возле пустой витрины помещения, в котором прежде находилась крошечная прачечная самообслуживания. Отсюда уже вывезли все лишнее, на стенах кое-где облупилась краска, а на маленьких окнах виднелись вывески с надписью: «Закрыто». – Вот здесь, – пробормотала Шайло, почти про себя. – Прекрасное расположение. И по размеру подходит. Все просто идеально. – Для твоего магазина. Тяжело вздохнув, она кивнула. – Мой собственный магазин… Просто произнося эти слова, я чувствую груз ответственности. А еще волнение. Хотя, возможно, это просто беспокойство и скрытая неуверенность в себе. Я взглянул на замысловатое кольцо на ее пальце и легко представил его на витрине магазина. – Как ты начала заниматься ювелирным делом? – Когда мне было лет десять, Биби показала, как создавать деревья. Нужно скрутить медную проволоку в ствол, а затем, растянув концы в стороны, сделать ветви и прицепить на них вместо листьев маленькие пластиковые самоцветы. – Да, у вас в гостиной их несколько. Это ты сделала? Она кивнула. – Я была одержима. Биби думала, это займет меня на несколько дней, но я хотела делать еще и еще. Деревья с зелеными листьями, с золотисто-оранжевыми, как осенью, и бело-розовыми, словно цветущая вишня. Их уже целый лес. Я кивнул. Теперь эти деревья виделись мне в другом свете, ведь я знал, что их сделала Шайло. – Мне нравилось создавать красивые вещи, но я не хотела, чтобы они просто оседали в шкафу. Я начала обматывать медную проволоку вокруг пальцев и запястий, добавляла маленькие самоцветы, вот и все. По мере взросления задумки становились все сложнее, и для их изготовления уже требовались определенные усилия и инструменты. Поначалу Биби скептически относилась к паяльнику или ручному фонарику, но она верила в меня и во всем поддерживала. Теперь это и ее мечта тоже. Шайло перевела взгляд на пустую прачечную, мысленно заполняя ее своими изделиями. Я никогда прежде не видел ничего прекраснее этой окутанной сумерками девушки, в глазах которой светилось ее будущее. А моя стычка с Даудом все замедлила. – Прости, что я так долго не был на работе. – Меня это не волнует. Я больше беспокоюсь, что ты пострадал. – Она взглянула на меня, в глазах ее читалась мягкость. – Я имею в виду… ну, это ведь важнее. И пока она, не таясь, смотрела на меня, чуть приоткрыв губы, я ощутил нахлынувшую волну ее заботы и тепла. Воздух сгустился, сердце бешено заколотилось в груди. Я пытался сопротивляться, но взгляд то и дело неумолимо притягивался к ее губам. Черт, они казались идеальными. Округлыми и сочными, как спелый фрукт, который хотелось укусить и пососать. Шайло застыла неподвижно, словно чего-то ждала. Я видел, как в ложбинке на шее бился ее пульс. Я почувствовал, как меня тянет к ней. Ее маленькое, гибкое тело по сравнению с моим казалось крошечным. А потом на нее упала моя тень. И я поймал наше отражение в стекле столь желанного ею магазина. Я в черном, покрытый татуировками и синяками, и она в золотом сиянии…