На этом сюрпризы заканчиваются. На сегодня. Завтра у нас ещё два осмотра недвижимости, приобретённые для родителей и для Гены. А ещё завтра нужно познакомить Гену с начальником ОБХСС. И папу тоже кое с кем. Это на предмет работы, а вот для мамы пока вакансии не нашлось. Подходящих проектных организаций здесь просто нет, прямо скажем. Ладно, это всё завтра. Мы заходим в номер. Родители расходятся, кто куда, а мы уединяемся, так сказать, в спальне. Никто из них не комментирует наше с Наташкой совместное проживание, хотя маме, кажется, есть что сказать. Но она стоически молчит. Ну, извините, восемнадцать лет человеку, совершеннолетие, как-никак. — Ты что, — прищуривается Наташка, присаживаясь на край кровати. — Правда сюда переехать хочешь? — Нет, — качаю я головой. — Может когда-нибудь потом, на пенсии. Будем с тобой сидеть на балконе и любоваться видом. Будем есть свою черешню и персики. По-моему неплохой план. Тебе что, не понравился мой подарок? — Очень понравился, — кивает она. — Такой… не знаю… грандиозный. Я как будто будущее даже увидела. — Ну, а что же ты тогда щуришься? — Просвечиваю тебя насквозь, — смеётся она и начинает расстёгивать пуговицы на комбинезоне. — Ничего себе, — поднимаю я брови. — Помоги, — подмигивает она и вытягивает ноги. Я опускаюсь на одно колено и стягиваю с неё сапожки. — Слушай, — качаю я головой, — кто придумал эти комбинезоны? Его же нужно почти полностью снять, чтобы в туалет сходить. — Ага, — смеётся она и откидывается на кровать. — Снимай давай! — нетерпеливо-шутливо командую я. — Ох, устала я что-то, — лукаво улыбается она. — Нет, так не пойдёт. У меня же для тебя есть ещё подарок. — Ещё подарок? — изгибает она левую бровь. — Ага. — Это тот, что всегда с тобой? — Что? Она прыскает и прикрывает ладошкой рот. — Это само собой, но есть ещё что-то. — Ну, давай, — милостиво разрешает она. — Нет, сначала разденься. — Что⁈ — Да-да! — подтверждаю я. — Раздевайся. Я склоняюсь над ней и начинаю расстёгивать оставшиеся пуговки. — О-о-о… — шутливо стонет Наташка, когда я добираюсь до самых нижних. — Да-а-а… Ей приходится подняться с постели, чтобы освободится от одежды. — Под ним ничего нет! — удивлённо восклицаю я. — Как это ничего! А я? Разве ты не видишь меня под комбезом? — Снимай его скорее! — командую я и удивляюсь тому, насколько глухим и сиплым делается голос. — Ладно… Она сбрасывает ткань со своих плеч, и комбинезон соскальзывает к ногам. Мне приходится снова присесть, чтобы освободить её ноги. Наконец-то Наташка остаётся совершенно голой. Она ослепительно красива… Стоит и улыбается, глядя на меня. Я делаю пару шагов назад и опускаюсь в кресло. — Что это значит? — удивляется она, упирая руки в бока. — Хочу сначала полюбоваться. — Ладно… Только недолго. — Пройдись, пожалуйста… Нет, сначала подними с пола свои одежды. — Хорошо, — качает она головой. Какое прекрасное, невыносимо прекрасное зрелище… — Не сиди просто так, — шепчет она обернувшись ко мне через плечо и улыбается. — Снимай рубашку. Я послушно начинаю расстёгивать пуговицы. Наташка бросает комбинезон и сапоги на стул и, повернувшись, медленно подходит. Я подаюсь вперёд и она помогает мне снять рубашку, высвобождая из рукавов. Собрав в комок, она бросает её не глядя назад и опускается на колени, раздвинув мои ноги. Рука её касается ремня, выпрастывает из пряжки кожаную ленту, расстёгивает пуговицу и тянет за собачку молнии… В-ж-ж-ж-и-к… Я приподнимаю зад над креслом, опираясь на подлокотники, и она стаскивает с меня брюки и трусы, потом немного теряет темп, зависая над шнурками, но, наконец, стягивает туфли и носки, освобождая от всего лишнего. Она выпрямляется, стоя на коленях и положив руки мне на бёдра, смотрит мне прямо в глаза и становится совершенно серьёзной. От улыбки не остаётся и следа. Я протягиваю руку и провожу по её волосам и по щеке, касаюсь кончиками пальцев её губ и, продолжая движение, спускаюсь ниже. Плечо, ключица… Я касаюсь её груди, и она, вздрогнув, подаётся вперёд. Тогда я отнимаю руку и беру красную коленкоровую коробочку. Она длинная и плоская. Я раскрываю её и достаю жемчужную нить. Жемчуг прекрасен, он светится нежным и тёплым перламутром. Бусины крупные, соблазнительные и провоцирующие… Все круглые, а одна, свисающая с золотого завеса, похожа на большую сияющую каплю. Я надеваю колье Наташке на шею и, наклонившись, нахожу губами её мягкие и тёплые губы. Мы целуемся, а потом она вспархивает и бежит в прихожую к большому зеркалу. — Как же это красиво… — шепчет она. Точно не красивее, чем ты… Я усмехаюсь и, встав ей за спину, обхватываю её руками за живот. Прижимаю к себе и касаюсь губами шеи… Она снова вздрагивает от поцелуя и, заведя руки назад, прижимает меня. — Спасибо, — шепчет она, а я медленно веду руки вверх и опускаю на её трепещущие бугорки. Она закрывает глаза и откидывает голову, опуская мне на плечо. Губы её приоткрываются и в этот момент… В этот момент раздаётся настойчивый стук в дверь. Твою же дивизию! Надеюсь, это не мама. — Егор! — раздаётся из-за двери голос Алика. — Егор! Я не отвечаю, разглядывая в зеркале свою возлюбленную. Стук повторяется. Наташка открывает глаза и, повернувшись ко мне, просовывает руки под моими руками, обнимает и прижимается ко мне. — Егор! — опять говорит Алик. — Там внизу какой-то дед Назар и ещё пятеро блатных. Менты не пускают, но он хочет, чтобы ты спустился в фойе. Говорит, вопрос срочный. Что ответить? Придёшь? 23. Железная рука — Скажи, что сегодня не смогу, — хрипло бросаю я в сторону двери. — Пусть завтра приходит. Завтра меня будет застать довольно трудно, но, как известно, кто ищет, тот всегда найдёт. — Понял, — доносится из-за двери. Мои мысли и чувства остаются здесь, с Наташкой. Сердце стучит, мурашки бегают и даже дух захватывает. Мне это никогда не надоест. Тем более, чувствую я всё ярко и свежо. Спасибо, юность… Мысли быстро перескакивают совершенно на другую волну. Наташка откидывает голову назад, и я целую её в шею. — Пойдём в постель, — шепчет она. — У меня ноги подкашиваются… Я беру её за руку и веду к постели, но в этот миг опять раздаётся стук в дверь. — Егор! — говорит Алик с тревогой. — Он там бучу поднимает.