— Да зачем готовиться-то? Как жизнь? Лида приезжала? — Да, была на прошлой неделе. Жизнь хорошо. Сейчас немного упала выручка, но это, судя по всему, сезонное дело. — Возможно, — киваю я и осматриваюсь. — Так, знаешь что, мы с тобой чуть позже поговорим, хорошо? Я вон к приятелю подойду. Он кивает, а я иду к Печёнкину, сидящему на высоком стуле у стойки. — Глеб Антонович! Он медленно оборачивается. — Ну надо же… Губы его искривляет улыбочка. — Брагин собственной персоной. Здорово Егор Андреевич. — Физкульт-привет, товарищ генерал, — усмехаюсь я. — Рады нашей неожиданной встрече? — Рад, — кивает он. — Садись рядом. Глаза его, что называется, залиты, причём весьма основательно. Поэтому смотрят они немного неприветливо и выглядят усталыми. — Ну? — кивает он. — Обещал перевести в столицу и что? Хер, товарищ генерал? — Нет, ну вы даёте, прям смех берёт, — усмехаюсь я. — Это ж было ещё до того, как вы послали Суходоева с весьма специфическим заданием. Запамятовали что ли. Он только головой качает. — Пить будешь? — Нет, хочу поболтать с вами. — О чём? — хмуро смотрит он и я замечаю в его взгляде лучики надежды. — Да о жизни о чём ещё-то? Не пойму только, по-моему, вы не рады всё-таки. — Рад, — тяжело кивает он. — Искренне. — Вот он, — в этот момент раздаётся за моей спиной. — Я же говорил, здесь его найдём. Я оборачиваюсь и вижу рядом с собой вчерашнюю рожу из аэропорта. Он не один. Рядом с ним вчерашний товарищ и ещё один дядя. Ему лет сорок пять, лицо изъедено морщинами, кожа землистого цвета, что говорит о море выпитого чифира. Глаза водянистые. На носу красные прожилки. Должно быть, это и есть Захар. — Вот этот фраерок? — кивает он в мою сторону и делает брезгливое лицо. — Серьёзно? И чё ты его притащить не смог? В него плюнь, он и развалится. Иди сюда, сучонок, базар есть. — Вы тут ох**ли что ли⁈ — с пьяным гневом рычит Печёнкин. Я смотрю на него и улыбаюсь: — Погодите, Глеб Антонович. Погодите. — Ты чё в уши долбишься? — уточняет у меня вчерашний встречальщик. — Не слышишь в натуре? Сюда иди! — Это и есть твой Захар что ли? — спрашиваю я с усмешкой. — На бычка как-то не очень он похож. — Отойдём, — кивает прищуриваясь Захар. — Я тебе объясню, кто я и кто ты. — Да я вас сейчас! — продолжает расширяться Печёнкин. — Да, Глеб Антонович, погодите вы. Интересно даже, что он скажет. 9. Вопросы без ответов Я подзываю администратора: — Ром, открой нам зал. Если Карп подъедет, скажи, чтоб сюда же шёл. Проходите, господа. Мы идём в зал для приватных игр. Здесь мы с Печёнкиным зарубались, было дело когда-то. Сто лет уже прошло, а с другой стороны, будто вчера только. Подходим к столу. Они подступают слишком близко, нарушая моё личное пространство, вроде как поджимают с двух сторон. Я это дело не очень люблю. Ладно. Опираюсь о стол руками и чуть подтянувшись сажусь на край. Окей. Теперь они стоят, а я сижу, демонстрируя своё отношение. Неплохо. Мне нравится. — Итак, слушаю вас, уважаемые, — сообщаю я с лёгкой пренебрежительной улыбкой. — А ты чё, без Карпа сам за себя не можешь сказать? — с неприязнью в голосе да и на лице подкатывает вчерашний кент. — Не понял вопрос, давай-ка поконкретнее, брателло. Это вас обоих касается. Вы же видели, что я с человеком общался, с уважаемым, между прочим. Так что, возвращая вам вашу же монету, замечу, что не в шары же вы долбитесь, правда? Ну, а раз правда и вы видели, что я занят, имейте уважение, излагайте суть коротко и ясно. — Да ты… — Тише-тише, — урезонивает его морщинистый Захар. — Щас я объясню ему, что к чему. Я демонстративно поднимаю руку и смотрю на часы. ПОЛЕТ, 23 камня, сделано в СССР. Хорошие часики, в нержавеющем корпусе, с циферблатом цвета слоновой кости, с датой и чёрными стрелками. Ещё безель фигурный и автоподзавод. Платоныч подарил. — Мне Назар сказал, конечно, что ты борзый, — продолжает Захар, но ты в натуре берегов не видишь. Да? Только вот с чего бы это, понять не могу. Ты же фуфлыжник, чухан, фраерок дешёвый. С чего бы тебе вести себя так с незнакомыми людьми? — Тем более, с авторитетными, — вставляет вчерашний и удостаивается долгого взгляда своего босса. Назар, Захар — посконные имена. Это типа славянофильское крыло блатного мира? Не славянофильское, а квасное, простите, славянофилы, к вам претензий не имею. — Я тебя к себе позвал, — снова возвращается он ко мне, поставив своего наперсника на место. — А ты что? Ты меня послал, типа? Ты кто такой вообще, прыщ? Он говорит спокойно, но глаза горят гневом и злобой. — Кто я такой? — с удивлением переспрашиваю я. — Я думал ты знаешь, раз пришёл ко мне сюда. Я машу рукой, подразумевая всё вот это, находящееся здесь. — Знаешь, конечно, — продолжаю я, — ты же выглядишь, как умный человек. А умные люди сначала справки наводят, а потом уже предъявляют что-то там. Так вот. Ты меня знаешь, а я тебя нет. Первый раз о тебе слышу. Захар какой-то. Бычок. Да мне, по большому счёту, безразлично. Хоть барашек. Ты припёрся в мой город, на мою территорию и чё-то здесь качаешь? Ты Кощей что ли бессмертный? Или кто ты в натуре такой, что не боишься ничего? Прихвостень Захара дёргается в мою сторону, но Захар его останавливает, выставляя руку. Бесят они меня. Реально бесят. — Убери ты пса своего, — киваю я на вчерашнего чела, — если разговаривать желаешь. У меня здесь псов всяко побольше будет. Не догоняешь что ли? Дурачок-то твой видел же вчера, что серьёзно всё или что, выводы не смог правильные сделать? Когнитивные функции нарушены? — А ты чё за других-то прячешься, чмо? — возбуждается вчерашний встречальщик. — Давай сам покажи, чё ты стоишь. — Во-первых, ты кто такой, чтобы я тебе что-то показывал? А, во-вторых, поспрашивай у покойничков чего я стою. Уж не чета тебе были, хотя бы мозги у них лучше варили. Так. Короче. Вижу, разговор не получается у нас. Если сказать вам нечего, давайте, на выход, пацаны. Времени на вас у меня нет. Больше в поле зрения не попадайтесь. — Ты, шелупонь, в натуре! — цедит сквозь зубы Захар. — Тля. Твой это город? Попутал ты рамсы, блаженный. Думаешь, очко твоё так хитро закручено? Отвёрточка у меня и не такие винты раскручивала. Твоего в этом городе нет ничего, ноль, включая вот этот катран фраерский. Ты и сам ноль. Хуже даже. И город твой вшивый мой теперь! И ты сам тоже мой! — Да ты чё? — искренне удивляюсь я. — Это с какого же перепугу? Ты с луны что ли свалился, дядя? Может, тебе Карп чего пообещал? — Я твоего Карпа вертел на одном месте. И тебя вместе с ним. Мне ничьего разрешения не нужно. Я прихожу, куда хочу и делаю, что хочу. А здесь теперь моя власть, а ты хоть с Карпом, хоть с Цветом своим идёшь на кутак. Вкурил, болезный? Можешь Назару позвонить и уточнить, что к чему, да только больше ты тут никто. И звать тебя никак. Вероятно, изначально он не планировал заходить так далеко в своих высказываниях, да вот только на волне гнева наговорил себе на приличный срок. — Назару позвонить? — хмыкаю я. — Это тому, который дед? Лимончику то есть, так что ли? Захар молча щерится. — И он мне скажет, что ты можешь прийти вот так ко мне и забрать себе и моё и Цветово? Я правильно понял? Ты ухи поел, дядя? У тебя видать кукушечка отлетела. В тёплые края походу подалась. Ты вообще е*анько или как? Лицо Захара искажает гримаса ненависти, а пёс-встречальщик, не выдержав таких жутких и не вполне понятных оскорблений бросается на меня, и босс его больше не сдерживает. Только действует он так, будто сам ищет себе наказание. Казнь. Он подлетает под правую руку и мне ничего другого не остаётся, как рубануть ребром ладони по пяточку, по основанию носа, по нежной и очень чувствительной точке на его роже, над верхней губой. Хрясь! Коротко и ясно. — Хрю-хрю, — хмыкаю я, не глядя на потерпевшего. — Не хочу грубить, но ты будто специально провоцируешь. Открывается дверь и заходит Карп. — О! — восклицает он, глядя на поверженного человека Бычка.