– Дело не в любопытстве, Элис. Ты просто эгоистка. Кем только меня не называли в жизни: занудой, серой мышкой, паинькой, неудачницей. Эгоисткой – еще никогда. Ксандер вскочил с кровати и прошел к двери, глядя сквозь меня, точно я стала невидимой. Точно меня нет. Мими была права. Уверенность в себе очень помогала мне в жизни. Лишившись этого компаса, я растерялась. Я рухнула на красный диванчик и довольно долго ненавидела себя: самодовольную, лицемерную, хвастливую эгоистку, уверенную, что мир стал бы гораздо лучше, если бы все остальные просто заткнулись и слушали. Я ничем не лучше доктора Мэтьюса. В окне виднелись холмы, покрывшиеся после дождей нежной зеленью, которая не продержится и неделю. У меня заурчало в животе, хотя есть не хотелось. Оставалось вызвать такси, а я все чего-то ждала. Я не боялась опоздать, потому что не бронировала билет заранее, собираясь купить его прямо в аэропорту. На стук в дверь я не ответила. Мими не стала стучать во второй раз, просто вошла. – Ты еще здесь? – Как раз хотела вызвать такси, – сказала я, не осмеливаясь посмотреть ей в глаза. – Ты мне нужна, – сказала она. – Попросите Ксандера. – Ксандер не водит машину. – Разумеется, водит. – У него нет прав. Я повернулась к ней. До того момента я никогда не считала ее старой, хотя она годилась мне в матери. – Он ездил за досками для двери, – напомнила я. – Доски убить нельзя. Мне нужно в больницу. Фрэнка везут туда в «Скорой помощи». – Это я во всем виновата, – сказала Мими. Я ехала насколько возможно быстро, чтобы никого не убить. – Не говорите так. Ни в чем вы не виноваты. – Виновата. После нашего разговора я сидела и думала, что если бы не Фрэнк, мне не пришлось бы впускать тебя в дом. Мими позвонили из школы и сказали, что у Фрэнка случился припадок. – Ничего страшного, – успокаивала я. – Припадок может спровоцировать все, что угодно: низкий уровень сахара, недосыпание, перегрев, аллергическая реакция… «Опухоль мозга», – мысленно продолжила я. – Опухоль мозга, – прошептала Мими. – Это бы многое объяснило. Звонила не Паула, а другая, незнакомая администратор. – Я не смогла дозвониться до вашей партнерши Элис, – сказала та Мими. – Возможно, вы захотите связаться с ней перед поездкой в больницу. Так Фрэнк обзавелся двумя мамочками. Честно говоря, с ним бы и десяток не справился. По дороге в больницу Мими рассказала мне грустную невыдуманную историю о том, что случилось с Джулианом. Началась она так: «Я всегда считала свою мать дурой. А в один прекрасный день у меня появился Фрэнк». До того как появился Фрэнк, Мими была уверена, что станет лучшей матерью, чем Бэннинг. Она прекрасно понимала Джулиана, невероятно талантливого в нескольких вещах и безнадежного во всем остальном. Когда мать требовала, чтобы тот сделал домашнюю работу по физике или по французскому, к которым у Джулиана не было способностей, Мими делала это за брата. Обман легко сходил с рук: устав бороться с неразборчивым почерком Джулиана, мать еще в средней школе сдалась и купила ему пишущую машинку – ту самую, которой теперь пользовалась Мими. Джулиану оставалось только нацарапать свое имя на листке с заданием, которое напечатала сестра. Он тем временем стучал мячом по стенке сарая, пока не становилось так темно, что белый мяч почти сливался с серой, потрескавшейся стеной. Что с того, что Джулиан не понимает разницы между Версальским и Верденским договором? Он не такой, как другие дети. Особенный. Он перерастет. Или в крайнем случае станет знаменитым, и все перестанут обращать внимание на его чудачества. И все-таки Мими стало легче, когда Джулиан уехал в колледж. Конечно же, она любила брата, хотя временами его тупость раздражала ее не меньше, чем всех остальных. Без Джулиана в доме стало значительно спокойнее. Они могли теперь спокойно спать по ночам. Правда, это касалось только Мими. Мать уже много лет мучилась бессонницей, а доктор Фрэнк ночами пропадал в больнице: зашивал пьяных драчунов, объявлял мертвыми жертв автокатастроф, принимал роды. Мими видела, как расстраивается мать после телефонных разговоров с Джулианом. Он никогда не говорил целыми предложениями. «Да», «Нормально», «Не очень». Когда приходило письмо с оценками, Бэннинг долго держала конверт в руках, затем наконец открывала, читала, что там написано, и выбрасывала скомканную бумажку в мусор, чтобы остальные не узнали. Мими в такие моменты жалела, что не может больше делать за брата домашние задания. Потом уехала в колледж и Мими. Она даже не подозревала, что уехать из дома будет таким облегчением. Точно расстаться с тесными старыми туфлями: ты даже не замечаешь, что они сдавливают большие пальцы, пока не наденешь новые, которые тебе впору. В колледже Мими никому не рассказывала о своей семье. Она рано усвоила, что легче задавать людям вопросы о них самих. Все считали, что с ней приятно общаться, хотя общение выходило однобоким. Она делала вид, что ей это нравится. Однажды в середине второго семестра на первом курсе Джулиан появился у нее в общежитии. Мими читала у себя в комнате. Она запомнила строчку стихотворения, стоявшую перед глазами, когда раздался громкий стук в дверь. «ни у кого даже у дождя нет таких крошечных рук». Она как раз подумала, что само стихотворение очень красиво, хотя этот Каммингс мог бы написать начальные слова строк с большой буквы и расставить знаки препинания, как все нормальные люди. Ее окликнули из коридора. Мими со вздохом отложила книгу и пошла к двери. – Привет, Джулиан, – сказала она, обняв брата, хотя тот не выносил объятий. Другие студентки подумали бы, что у нее не все дома, если бы она не обняла родного брата. – Он правда твой брат? – спросила одна из девушек, имя которой Мими не вспомнила бы теперь даже под страхом смертной казни. – Ты никогда о нем не рассказывала. Джулиан услышал, но промолчал. Он выглядел немного расстроенным – не таким, как всегда. Мими провела Джулиана в комнату и села за свой стол, а брата усадила за стол соседки, которой, к счастью, не было дома. Та вечно пропадала у своего бойфренда, о котором постоянно всем рассказывала. Его звали Конрад. Забавно, что имя той девушки тоже начисто изгладилось из ее памяти. – Что случилось, Джулиан? – спросила она. – Меня отобрали в «Атланта брэйвз». Скаут сказал, что не уйдет, пока не увидит на контракте подпись Джулиана Гиллеспи. – О, Джулиан, здорово! Ты всегда об этом мечтал! И чем все закончилось? – Он ушел без моей подписи, потому что она недействительна без согласия родителей – я несовершеннолетний. Ему нужна была не моя подпись, а доктора Фрэнка Бэннинга или миссис Бэннинг. Кого-нибудь из них или обоих сразу. – Ну, думаю, это не станет камнем преткновения. – Станет. Уже стало. Мама не подпишет согласие и отцу не даст. – Почему? – Потому что меня выперли из школы. – О господи! – Она говорит, я должен сначала окончить колледж. Мими, я ненавижу учиться. – А маме ты об этом говорил? – Да. – А она что сказала? – Что если я постараюсь, то буду получать хорошие оценки, как в школе, когда ты делала за меня уроки. – Она не знает, что я делала за тебя уроки. – Зато я знаю. Это безнадежно, Мими. Мать говорит, что мы не из тех людей, сыновья которых становятся знаменитыми спортсменами и женятся на кинозвездах. Мы из тех, сыновья которых хорошо учатся и становятся врачами. Мими немного задело, что мама не сказала ничего о том, чем должны заниматься дочери людей их круга, однако речь шла не о ней, а о Джулиане. – А что еще она сказала? – Что если ее сын собирается стать Джо Ди Маджио, то она могла с таким же успехом выйти за Элвиса. Мими не могла понять, как одно связано с другим. Интересно, неужели Бэннинг и вправду могла выйти за Элвиса? Каждый раз, когда мать упоминала о своем сенсационном знакомстве с Элвисом, а это случалось нередко, Мими вспоминала случайно услышанный телефонный разговор. «Как обидно, что Джулиан так красив и может выбрать любую понравившуюся девушку, – говорила мать кому-то из подруг, – а Мими, спаси ее господь, такая невзрачная дурнушка. Кто на нее позарится? Ей придется искать работу». Слово «работа» звучало в ее устах как «проказа». – Ты должна мне помочь, Мими, – сказал Джулиан. – Не знаю, – ответила она. – Разбирайся сам. Мне надо писать сочинение. За меня его никто не напишет. – Я уже разобрался! Я хочу играть в бейсбол. Я умру, если не смогу играть. Джулиан пристально смотрел ей в глаза. Мими знала этот упрямый взгляд, стойку, сжатую челюсть. Когда он становился таким, его невозможно было урезонить. Слава богу, что хотя бы остался сидеть на стуле. Когда на него накатывало, Джулиан мог лечь на пол, и никакая сила не заставила бы его сдвинуться с места. Мими теперь была в два раза меньше брата, и ей этого вовсе не хотелось. – Все будет хорошо. Это тебе не битва на Марне. Ты справишься.