Оба как по команде обернулись. Владимир подошел и тоже встал совсем рядом с ней и Максом, возвышаясь во весь свой рост над их живописной группой. И в то же мгновение умирать стало не жалко. Потому что не было в этом мире ей места, весь этот мир, оказывается, был перенаселен зверьми в человеческом обличье. Её занесло в него по чьей-то дурацкой ошибке, и глупо было бы хоть на миг предположить, что есть в нем уголок - земли, неба - или даже глоток воздуха, который она может разделить с ними. Нет, умирать было не жаль. Сердце вдруг забилось легко и ровно. За свои грехи она отчиталась, а новых совершить уже не успеет. Она взглянула на Владимира в последний раз. Ей хотелось сказать ему взглядом, что она не боится его так же сильно, как не боится она смерти. Потому что все они, хозяева этой жизни, - всего лишь тлен. Кошмарный сон. И через минуту она проснется - и их больше не будет. Будут вечный свет и вечный покой, если, конечно, она его заслужила. Она очень хотела все это взглядом ему высказать. Она знала, она очень надеялась, что он поймет. Но он на неё не смотрел. Он смотрел на Макса, а тот застыл в странной позе. Но вот чуть шевельнулась его рука, и Владимир тут же сделал резкое движение. Столбик шприца покачнулся и стал медленно падать вниз, иголкой к земле, - как в замедленной съемке. Неторопливо достигнув пола, он разлетелся мелкими осколками, и прозрачная жидкость крохотной лужицей вылилась на светлый дубовый паркет. Макс шарахнулся в сторону, но какие-то крепкие темные руки, много рук, схватили его. Он стал отбиваться, но его не отпускали; началось какое-то непонятное хаотичное движение, Макса корячило и швыряло из стороны в сторону, словно в шторм на корабле; кто-то наступил на осколки шприца - но хруста не последовало, звук вообще почему-то отключили. Макс же продолжал широко разевать рот, как будто он что-то выкрикивал или, может быть, просто ловил ртом воздух… Казарский глядел в необъятную сверкающую даль, с которой слились русские корабли. Ждать спасения было неоткуда. «Неужели все кончено?» - подумал двадцативосьмилетний капитан, когда очередной снаряд, выпущенный с «Селимие», просвистел и врезался во что-то над его головой. Сверху посыпались щепки и осколки. Вот уже некоторое время казалось Казарскому, что он оглох; молча вспыхивали кадмием бортовые орудия турок, вслед за чем мучительно вздрагивал его бриг; бесшумно трещали огромные басурманские барабаны, и летящие огненным дождем брандскугели беззвучно приземлялись на палубе, сея пожары, тут же тушимые его матросами. Не слышал он, что кричали искаженные рты, - сквозь густой дым лишь видел он обожженные лица, брызги волн, град картечи и обломков да быстро множащиеся рваные дыры в парусах, сквозь которые острые лучи южного солнца царапали его лицо, словно бутылочные осколки. Вспомнилось ему вдруг, как в родном своём Дубровно он однажды упал с крыши в колючие заросли, и как саднило после этого тело, и как бежал он домой, размазывая слезы по опухшей физиономии. Мать зачем-то уложила его в постель, и он молча смотрел через окно на покосившийся забор, на холмистые огороды, поросшие буйными сорняками, и на старую церковь, так великолепно, так неотрывно зовущую колокольным звоном в дивное небытие. И в тот самый момент своёй нехитрой десятилетней жизни Александр вдруг понял: чтобы быть по-настоящему счастливым, надо знать или хотя бы верить в то, что счастья этого никто никогда не отнимет, что оно даровано навечно, навсегда, что оно не предаст и будет с тобой до конца дней твоих - или, по крайней мере, до тех пор, пока ты сам готов и хочешь с ним жить. С тех пор Казарский стал счастливым. Он просыпался каждый день и чувствовал, что все то прекрасное, что было ему дано, останется с ним до тех пор, пока готов он защищать его своёю жизнью. - Господин капитан, вы ранены? - с тревогой повторил лейтенант Новосильцев, поддерживая своёго командира. Казарский очнулся и провел рукой по лицу. Ладонь стала красной и липкой. - Ерунда, Федор, царапина. Лейтенант кивнул лекарю, стоящему наготове. Тут же, на шканцах, Казарский был перевязан льняною холстиною. И продолжил бой… Макс, согнутый пополам мощным ударом в живот, вдруг повернул голову и посмотрел на неё. И огромная капля, похожая на ту, что несколько минут назад висела на конце шприца, беззвучно скатилась у него по щеке и так же беззвучно оторвалась и упала на пол, смешавшись с бесцветной лужицей на паркете. И столько было в его взгляде ненависти, что Александра вдруг очнулась. - Бляди! - мерзко выл Макс почему-то высоким фальцетом. - Суки, ненави… Но тут ещё один удар оборвал его тираду. Как по мановению руки маэстро, Макс был подхвачен темными фигурами и унесен словно бы в преисподнюю. А перед Александрой возникло море света, переливающееся тихим эхом, что-то пытающееся ей рассказать. Но слушать она не могла - перед ней возникла невозможно высокая фигура Владимира. «Неужели он решил расправиться со мной лично?» - спросила она себя, но ответить на этот вопрос у неё не осталось сил. Ей стало неинтересно играть дальше в эту игру… …Капитан Казарский протянул ей руку, она встала, чтобы пойти к нему, но тут её сильно качнуло, и она даже не успела сообразить… …Еще не открывая глаз, сквозь сомкнутые веки она чувствовала, что комнату заливает солнечный свет. У неё возникло странное ощущение, что она проснулась в другом мире, светлом и осмысленном. Словно и не существовало в нем ни мелочно-злобных обид, ни бесконечных дрязг и пересудов. Спокойствие наполняло все её существо. «Может быть, я всё-таки умерла», - подумала она и открыла глаза. - Вечная самодеятельность. - Склонившись, Владимир поправил на ней шелковое покрывало, натянув его ей до подбородка. - Мне не холодно, - пробормотала Александра и попыталась приподняться, но её снова качнуло, и она опять откинулась на подушку. Но тут же снова приподнялась на локте - и посмотрела ему в лицо. «Странно, лицо как лицо», - подумалось вдруг ей. Круглый, чуть оплывший овал, широкие скулы. Скорее холеный, чем симпатичный. Глаза вот только больно умные… Мозги её были полностью заблокированы, не иначе, ибо показалось ей вдруг, что в глазах его была нежность. - Рассказывай, - тихо попросила она. Он нервно провел рукой по волосам. И опять ей вдруг показалось странным, что впервые за все дни их знакомства он нервничал… - Рассказывай, - повторила она чуть громче и показала рукой на край дивана. Он послушно присел рядом. - Это было давно, в конце восьмидесятых… - начал он каким-то не своим, глухим голосом. - Я был тогда лихим бизнесменом и страстным начинающим коллекционером. Денег было не счесть… и я думал, что могу все. Его лицо выглядело больным от напряжения. Александра отвернулась и стала смотреть на сверкающий бриг в горящей на южном солнце широченной золотой раме. «Раму поменяли, сволочи», - отстраненно подумала она. - У меня быстро собралась великолепная коллекция, - продолжал Владимир, - так как мне помогали лучшие эксперты. Они-то и вбили мне в голову… нет, я не хочу, конечно, на кого-то переводить стрелки. Короче, в нужный момент мне сказали, что коллекция моя, конечно, хороша, но ей не хватает жемчужины - такой, что и в музее нет. - «Брига «Меркурий»? - почти беззвучно произнесла она. Он кивнул. - Значит, это ты… - Да, то есть нет. Я просто поручил, чтобы мне её купили. - Он начал сердиться. Александра, не отрываясь, смотрела на сияющие лунные лучи, прорывающиеся сквозь паруса несчастного брига. - Я заказал, мне принесли. Я заплатил баснословные по тем временам деньги, хотя даже мне цена показалась несуразной. Но дело было сделано… - Владимир помолчал. - Я, разумеется, не знал, из какой коллекции эта картина и каким путем товарищам из Комитета удалось её достать. - Он отвернулся к окну. - Но странное дело, меня это полотно никогда не радовало, словно я чувствовал что-то… Короче говоря, когда грянул кризис и с банком начались проблемы, я, не задумываясь, её продал, хотя и с большими убытками. И никогда не сожалел, забыв о ней уже в момент продажи. И не вспомнил бы, но тут картину выставили на аукцион. И до меня начали доходить слухи, что работа - фальшивая. Появляется эта твоя разоблачительная статья… как я потом узнал, один мой доброжелатель постарался. - Он сделал паузу и снова провел рукой по волосам. - Продал я картину своёму близкому приятелю и человеку чрезвычайно солидному, так что разговоры, что я торгую подделками, мне были не нужны. Ситуацию надо было разруливать… - Значит, и журналиста ко мне подослали, чтобы тебя подставить? - задумчиво произнесла она. - Да, но тебе, кстати, совсем не обязательно было все ему выбалтывать. Я вообще поначалу решил, что ты нарочно это интервью дала, не бескорыстно, разумеется. Кто ж в здравом рассудке мог предположить, что ты это «без задней мысли», - усмехнулся он. - Что верно, то верно, - легко согласилась Александра. - Так ты её разрулил? Ситуацию? - Разумеется, - в тон ей полунасмешливо ответил он. Теперь, когда часть рассказа, касающаяся его прошлого, была позади, он, казалось, развеселился. - Мой друг решил работу продать и поручил это своёму эксперту, которым был, как ты правильно догадалась, Макс. - Он сделал паузу. - А дальше я могу только домысливать. Макс, сам безумный коллекционер, как ты знаешь, не смог совладать со своёй страстью к этой картине - и сделал с неё копию. Эту копию он и отдал на продажу «Вайту» - операции по сбыту фальшивок через западные аукционы он запустил уже давно, поэтому маршрут через подставное лицо, княгиню Оболенскую, был отработан. По ошибке его компаньоны обратились сначала к тебе, так как начинающее русское предприятие выглядело идеально подходящим для такой махинации. - Он посмотрел ей в глаза. - Мадам Оболенская ведь не знала, что «Меркурий» висел у тебя над кроватью в детстве. - Ноу меня могли не купить такую дорогую работу, да ещё на первом аукционе. - Ты знаешь, это только моя догадка, но вполне вероятно, что мой приятель вообще не собирался её продавать, а просто хотел легально перевести три миллиона фунтов в западный банк: процентов с продавца ты не берешь, да и с покупателя удерживаешь гораздо меньше, чем «Вайт», к примеру. А на такую дорогую работу ты, вполне возможно, предложила бы ещё более льготные условия. Она протестующе открыла рот, но Владимир не дал ей договорить: - Когда Макс узнал, что к тебе попала фотография и ты вот-вот приедешь и поломаешь всю его налаженную схему, он срочно дал отбой и все переиграл. - Подожди, если он сделал копию, а твой товарищ не собирался продавать Айвазовского, как же Макс надеялся провернуть свою подмену? - Да запросто: нынешний владелец картины понимает в искусстве столько же, сколько ты в нефтяных офертах. Она кивнула, хотя в нефтяных офертах когда-то разбиралась совсем неплохо. - А ко мне на аукцион ты зачем приходил? - тихо спросила она. - Как зачем? Я же должен был узнать правду. - О чём? - О тебе. - А про Макса как ты узнал? - Я решил разобраться во всем с самого начала. В числе прочих я прочел материалы дела твоего возлюбленного и обнаружил, что именно Макс был тем самым осведомителем, который и пригласил к вам органы в нужный момент. Его самого застукали ещё раньше, ну и предложили посотрудничать. - И давно ты в курсе? - почти шепотом спросила она. - Александра, не выдумывай чего не было, - строго возразил ей Владимир. - Макс много лет был моим консультантом, но проверкой его боевой биографии я занялся совсем недавно. Собственно, я его со своим другом и познакомил, и впоследствии тот стал клиентом Макса. Умеет он, сукин сын, людей на искусство подсаживать, как на иглу. Оба, как по команде, покосились на раздавленный шприц. Александра молчала, вглядываясь в человека, по случайной прихоти судьбы с хрустом поломавшего ей жизнь. Он смотрел ей в глаза, казалось ожидая её приговора. - Ничего другого я от тебя не ожидала, - тихо выговорила она. Лицо его вспыхнуло как от пощечины. - Я тебя спас, между прочим, - наконец пробормотал он. Александра пожала плечами. Неужели он и вправду думает, что спас? Она взглянула на него и только улыбнулась своим мыслям. Ну конечно, он хозяин жизни, этой мелочной жизни, он привык так думать и сам верит в это.