— Хорош! — Один. Всё. Время вышло. Ну и какой будет твой положительный ответ? — Не смеши меня! У меня швы от смеха разойдутся. — Я жду ответа, брат! — Да пошло оно всё… Согласен! С тобой — хоть на войну, хоть за границу. — Кстати, этот вопрос я тоже обдумываю. Только никак не могу выбрать страну, где можно было бы начать новую жизнь с нуля… Везде какие-то подводные камни есть… Это как в одном анекдоте из нашего прошлого будущего. — Не надо анекдотов. Я же тебе говорю. Швы разойдутся. — Да он не смешной. Просто как раз по нашей теме. — Ну, тогда рассказывай! — Слушай! 'Приходит Абрам Моисеевич в туристическое агентство. Ну а его там и спрашивают, в какую страну он хотел бы поехать. — Дайте мне глобус! Ему дают глобус. Он его вертит и приговаривает: — Здесь слишком холодно. А здесь слишком жарко. Тут много арабов, а они нас не любят. Здесь немцы. Мы их не любим… А вот тут слишком много евреев, и они меня будут называть русским. Задумался. А потом спрашивает: — Простите. А у Вас есть другой глобус?' Лёшка, держась за живот двумя руками, трясётся в беззвучном смехе. — Сволочь… Швы же разойдутся… — Ничего! «Ты ещё крепкий старик, Розенбом!» Вечер 6 июня. 1974 года. Москва. Детская больница. Ближе к вечеру зашёл капитан Васин. Был он нынче одет в гражданскую одежду, на которую сверху был накинут условно-белый халат. На милиционера он был совсем не похож. У него была какая-то совсем не советская улыбка. Так что он напоминал больше какого-нибудь киноактёра. Причём не нашего актёра, а из ГДР или вообще из Голливуда… Васин принёс печенье, карамель и банку с обалденно пахнущей клубникой. Ягоды были слегка присыпаны сахаром и на донышке уже образовался сиропчик. Мы с братом смотрели на всё это и не могли себе поверить. Дело в том, что это произошло впервые в жизни братьев Алексея и Александра. И сейчас именно чувства наших тел были на первом месте. Последние пару лет своей жизни отец больше болел. Чем работал и на малолетних братьях было ведение хозяйства и наведение порядка в доме. Ну а после его смерти им никто никогда ничего не приносил и не передавал. А тут такое чудо. Клубника… Я помню это из своего того детства. Пионерлагерь. Родительский день. Я сижу с мамой и ем чайной ложечкой ароматные ягоды, и только потом, когда ягоды заканчиваются, выпиваю сладкий липкий сок… Он немного приторный, но всё равно невероятно вкусный. — Вы чего застыли, парни? — Игорь Анатольевич А это чего? — я указываю на принесённое им. — Это вам. Чтобы не так грустно было в больнице лежать… — А зачем? — Витамины… — он замялся… — Нет. Зачем Вам всё это? Для чего Вы принесли нам печенье и клубнику? Надо что-то подписать? — Саша! А ты не думаешь, что люди иногда делают что-то просто от души, а не для чего-то и зачем-то? — Если бы я такое видел в жизни, то может быть так и думал бы. Но мне чаще попадались другие люди. И они скорее отняли бы у нас с братом что-то, чем дали бы нам. И вот тут с весёлым капитаном произошло нечто такое, после чего я стал смотреть на него по-другому. Улыбка исчезла с его лица. Ненадолго. Буквально на несколько секунд. Но в эти секунды, откуда-то из глубины показалась такая невероятная грусть и горечь какой-то утраты. А потом он снова улыбнулся. Улыбка на этот раз была немного грустной и доброй… — Вот я не догадался… — хлопнул он себя по лбу. — сейчас пойду у медсестры лежку возьму. Не руками же вам клубнику есть… Капитан ушёл. — Что это было? — спросил Лёшка. — Ты про что? — Ну, он… Короче. Ты его задел за живое… Кто он вообще такой? — Это капитан Васин. Я тебе рассказывал о нём. — Понятно. Ему что-то надо? — Вот это я и хотел узнать. Но пока придётся есть клубнику и радоваться жизни. — Клубника — это хорошо… * * * Капитан ушёл, посидев с нами полчаса болтая ни о чём. Но обещал зайти и завтра… Одну ягоду я вылавливал из банки и кормил с ложечки Лёху, а следующую уже съедал сам. — Помнишь, я говорил тебе, что случись чего, я бы и с ложечки тебя кормил, и судно за тобой выносил бы. А ты мне не верил… — Саня! Я тут много думал, пока лежал… За что это нам? — Что? Клубника и печеньки? — Да, нет… Всё это? Вторая жизнь? Второй шанс? Даже если это откуда-то сверху, то за что нам такое? Ведь ты же знаешь, кем я был и что творил? За такое мне положено в аду гореть, а не печеньками угощаться. А ты? — А что я? Ты хочешь сказать, что я такой-сякой мент продажный? У бандюка деньги брал и убийцу покрывал? — Не совсем так… — Но именно это ты мне сейчас и предъявил. Не так ли? А хочешь, я тебе расскажу что я сделал с тем пистолетом, который изъял у твоего дружка? Помнишь ТТ-шку, якобы найденную в лесу. Мне удалось при помощи одного моего знакомого эксперта-криминалиста по номеру ствола найти и тот лес, и воинскую часть, что была расположена в том лесу. А ещё я нашёл одного жадного прапора, который пользовался неразберихой после развала СССР и торговал оружием направо и налево. Разлеталось всё, как горячие пирожки. — Саня! А я ведь помню ту историю… Там склад взорвался вместе с этим прапорщиком… И ещё кто-то погиб из его начальства… — Бог наказал… — Боюсь спросить, а кого ещё бог наказал?… с твоей помощью? — Кто много знает… — Долго не живёт. — Не угадал… Но в чём-то ты прав. Ибо ещё Соломон сказал: «От многой мудрости много скорби, и умножающий знание умножает печаль.» — Мы семинариев не кончали и про Соломона не читали… — Ну, так что же? Есть шанс исправить пробелы в твоём образовании. Как там говаривал классик марксизма. Расписывая свой новый Паркер с золотым пером: «Учиться, учиться и ещё раз учиться…» Если ты в семинарию хочешь? — Нет. Семинарист из меня выйдет плохой. — Ты уже подумал по поводу милицейской карьеры? — Подумал… На фига нам всё это? Ты хочешь спасти Советский союз? — Нет. Историю страны, которая вот-вот покатится под откос не исправить. Ни в одиночку, ни вдвоём. А вот зная, как всё будет, можно неплохо устроится в этой жизни.