Стараясь двигаться максимально бесшумно, он нащупал дрожащими пальцами лампу, которая стояла рядом с койкой на перевёрнутом бочонке. Нашёл включатель... Ещё немного и он увидит... Кого? Хому? Сайруса? Двухголового монстра? Щелчок. Мягкий жёлтый свет разлился по каморке, и Ким непроизвольно охнул. На матрасе, поджав под себя ноги, сидела Шестьсот сороковая. Грязная. В изорванной одежде. Вся перемазанная сажей и запекшейся кровью. Нижняя губа у неё была разбита, бровь рассечена, под глазом красовался здоровенный тёмно-бордовый фингал, всё тело покрывали синяки и кровоподтёки. Она смотрела на него. Смотрела и молчала. Ларго тоже не нашёлся, что сказать. Он ринулся к ней, крепко прижал, а потом накрыл губы горячим жадным поцелуем... Глава сорок восьмая Ким любил её с бесконечной нежностью, ведь по сути они были первыми друг у друга: он ни разу не спал с живой женщиной, а Шестьсот сороковая никогда не отдавалась по собственной воле. Когда он вошёл в неё, она впилась в него короткими ногтями и укусила за плечо. Ахнула, обвила поясницу сильными стройными ногами и изогнулась, двигаясь навстречу его страсти. Оказавшись на самом краю, Киму до боли захотелось назвать её по имени, но имени у Шестьсот сороковой не было. Его отняли вместе с правом на жизнь, и теперь остался только номер. – Ты моя, – глухо прорычал он, когда разрядка обрушилась обжигающей лавиной. – Моя! Моя! И я никому тебя не отдам... Никому. Никогда. *** Они лежали, обнявшись, целую вечность. Лежали и молчали. Шестьсот сороковая закинула на него ногу и гладила грудь ладошкой. Ким перебирал пальцами её волосы. – Не думала, что бывает так сладко, – прошептала смуглянка. – Персефона говорила, но я не верила... Ларго чуть повернулся и удивлённо изогнул бровь. – Персефона обсуждала с тобой... секс? – Однажды... – девушка прижалась теснее, и теперь уже Ким принялся ласково поглаживать худенькое предплечье. – Она сказала, что удовольствие могут получать оба. Не только мужчины, но и женщины, если... если... Ларго терпеливо ждал, когда она соберётся с мыслями. – Если рядом будет... особенный человек... – выдавила Шестьсот сороковая и уткнулась носом куда-то в подмышку. Ким сглотнул. Неуклюжее бесхитростное признание врезалось в сердце шипастой булавой. Рука замерла, а сердце дрогнуло. Он особенный. Особенный для неё. – Помнишь, как ты огрела меня по башке подсвечником? – спросил он, глядя в темноту. Шестьсот сороковая кивнула. Ларго не мог этого видеть, но почувствовал. – С того момента я думал о тебе постоянно, – продолжил он. – Каждый день. Каждый час. Даже на каторге. Особенно на каторге... Девушка приподнялась на локте, и Ким ощутил на себе пристальный взгляд. ЧуднАя... Можно подумать, она что-то разглядит в густом мраке. Хотя... Ларго ожидал вопросов, но они так и не прозвучали. Вместо этого Шестьсот сороковая наклонилась и поцеловала его. Да так, что немедленно захотелось повторить их горячий ночной марафон. – Иди ко мне. – Ким сгрёб её, намереваясь покрыть поцелуями каждый миллиметр тела. Она заурчала, как киберкошка, повернулась спиной, и Ларго коснулся губами чувствительного места под волосами. Коснулся и замер. Он не видел, но знал: на нежной коже темнеют уродливые синие цифры. Изделие № 640; партия 011200.62... Отчего-то вспомнился разговор с господином Мирео на тридцать шестом этаже офиса "Стали и сплавов". "Куклы этой партии могут имитировать эмоции. Любые эмоции..." Ларго мотнул головой, прогоняя идиотскую мысль, но она застряла в голове, точно заноза. Захотелось спросить. И он спросил. – Как удалось использовать кукол для уничтожения акционеров? Шестьсот сороковая тут же вывернулась из его объятий, села и обхватила колени руками. – Наши создатели увлеклись, – буркнула глухо. – Искали формулу идеальной эмпатии. В последней партии в изделиях было больше от женщин, чем от машин: сознание деформировали, но почти полностью сохраняли. – Так значит... – по коже побежали мурашки, и Ким сглотнул. – Значит... – Да, – кивнула смуглянка. Ларго отчётливо различал в темноте её абрис. – Он чувствовали и понимали всё, что происходит, но не могли противиться приказам. Они были живые, понимаешь? Живые куклы... Ким помрачнел. Практически того же самого добивался от него зловещий монстр Сайрус Вик там, в Лаборатории. – Не знаю как, но Персефоне удалось внедрить в партию вирус, – продолжила Шестьсот сороковая, глядя прямо перед собой. – Киборги получили возможность самостоятельно активировать один единственный процесс. – Запускать самоуничтожение, – закончил за неё Ларго, и девушка повернулась к нему. – Я должна была стать одной из них, – прошептала чуть слышно. Ким обнял её за плечи. – Больше никто не причинит тебе вреда, – сказал он. – Никто. Никогда. Пока я живу и дышу. Она прильнула к нему так доверчиво, что волна нежности затопила Ларго. Такая маленькая, хрупкая, но при этом невероятно отчаянная и смелая. Настоящий боец. Его особенный человек. Его женщина... Ким помнил, что до войны люди могли выбирать себе пару и оставаться вместе на всю жизнь. Как же называлась эта древняя система? Он нахмурился, но вспомнить так и не смог. Да уж... Когда Сопротивление уничтожит Сайрусов, человечеству многому придётся учиться заново. – Ким... – хрипловатый голос выдернул его из раздумий. – Мм? – Ларго уткнулся носом в тёмную макушку. – Я хочу, чтобы ты придумал мне имя. Глава сорок девятая Имя понравилось ей. Они вместе выбрали его из длиннющего списка, который Ким составлял неделю при помощи книг и советов Персефоны. Шестьсот сороковая особенно оценила, что писать его так же легко, как её злополучный номер. Всего три символа. Три буквы.