Оконная створка хлопнула от порыва ветра, и резкий звук заставил меня подскочить на кровати, затравленно озираясь и прижимая к груди исписанный лист. Мне показалось, будто в комнате или рядом с ней кто-то был, и все мои страхи вернулись. Я напряженно вслушивалась в тишину коридоров спящего дома, но, конечно, не услышала ничего подозрительного. – Это просто игра воображения, – сказала я себе, стараясь, чтобы голос звучал как можно более уверенно. Ну не глупо ли: испугаться стука оконной рамы. А остальные предположения звучали слишком уж неправдоподобно. Я сделала несколько глубоких вдохов и заставила себя внимательнее вглядеться в ровные, бесконечно повторявшиеся строки. Чтобы избавиться от надуманных страхов, я смотрела на текст как на ряд бессвязных символов, не задумываясь над угрожающим смыслом. И – да! – почерк, который сначала действительно показался мне похожим на стиль письма странного друга Эдвина, оказался обычной копией, будто бы кто-то много раз повторил на листе чужую фразу. Черточка над «т» поначалу слегка дрожала, а буквы упрямо накренялись вправо вместо легкого наклона влево. Видимо, Эрлисия – а я не сомневалась, что копировала чужой почерк именно она, – была правшой, тогда как автор писем писал левой рукой. Странно, что я не обратила на это внимания раньше, но на исписанном листе эта деталь бросалась в глаза. С каждой новой фразой копия становилась все увереннее и увереннее, и под конец я бы уже не отличила слова Эрлисии от настоящего письма. Я задумчиво повертела в руках лист, размышляя, зачем девушке потребовалось столько раз повторять пугающее послание. И главное, откуда оно взялось у нее и почему было настолько похоже на то, что однажды получила я? Вывод из этого следовал неутешительный. Эрлисию попросту запугивали, запугивали так же, как меня. Подкидывали странные письма, быть может, травили или каким-то образом заставили увериться, что в доме лорда Кастанелло она находится в постоянной опасности. И если даже у меня подчас сдавали нервы, то что говорить о человеке, склонном к излишней тревожности. Неудивительно, что однажды у несчастной девушки окончательно помутился рассудок, и она набросилась на супруга, а после убила себя. И конечно же никакого расследования не было, ведь все прекрасно знали, что леди Кастанелло нездорова, а значит, всякое могло случиться. А теперь обстоятельства убеждали лорда, что его новая супруга тоже склонна к чрезмерной подозрительности и нездоровым фантазиям. И любые, совершенно любые преступления таким образом легко могли быть представлены как проявления моей душевной болезни. Я снова открыла ящик и перебрала полупустые флаконы. Кристалл, отданный господином Сфорци, все еще находился при мне, так что я могла проверить содержимое, не слишком беспокоясь о собственном резерве, едва начавшем восстанавливаться. До сегодняшнего дня мне, пожалуй, никогда не приходилось использовать магию в таких количествах. Один флакон в моих руках сменялся другим, и с каждым новым просмотренным лекарством меня все больше пробирало чувство безотчетного ужаса, смешанного с жалостью к бывшей леди Кастанелло и злостью на неизвестного отравителя. Почти половина зелий оказалась так или иначе испорчена. Я не всегда могла понять, что именно не так и в какую сторону примеси изменяли свойства лекарства, но было очевидно: как надо лекарственные средства не работали. Кацина среди компонентов не оказалось, однако чувствовалась знакомая и безжалостная рука того же человека, что не погнушался отравить Лоиссу, когда кухарка стала ему не нужна. Стоило показать все это лорду Кастанелло. Мне думалось, он не знал, что плачевное состояние его погибшей супруги было связано не только с болезнью, но и с дурным лечением, как не знал он о дурмане в моих свечах или письмах, беспрепятственно проносимых в поместье. Неведение лорда уже стоило жизни одной из его жен, и я собиралась сделать все, чтобы не становиться следующей в этом списке. Совершенно неожиданно мне вспомнился обнаженный торс супруга, расчерченный шрамами. Интересно, были ли какие-то из них памятью о том дне, когда погибла Эрлисия? Накопитель мигнул и погас, когда я раскладывала последнее лекарственное средство. Выбирать из кристалла всю магию до капли и заканчивать преобразование я не стала. Полностью опустошенный артефакт разрушался, становясь непригодным для дальнейшего использования, а университет и господин Кауфман приучили к бережливости: нанять мага, способного напитать кристалл, куда дешевле, чем покупать новый. Постоянно ломавшиеся накопители в доме лорда, вероятно, обходились ему в целое состояние. Что, кстати, наводило на определенные мысли… Убрав записку в книгу, а флаконы – в ящик, я вышла из комнаты и плотно затворила за собой дверь, стараясь издавать как можно меньше звуков. Никто, кроме Мелии, не должен был узнать, что я побывала здесь. Только так я могла надеяться, что улики не пропадут к тому времени, когда я приведу сюда лорда Кастанелло. * * * Покои леди Жиневры встретили меня распахнутыми настежь пустыми шкафами, беспорядочно разбросанными шляпными и обувными коробками без содержимого и немногочисленными женскими безделушками, сиротливо сваленными в одну кучу в углу ящичка массивного туалетного столика. Зеркало было занавешено траурным черным шелком. Если верить Мелии, после смерти дочери лорд Террини нанял детективов для проведения расследования. Наверняка они не раз бывали и в доме лорда Кастанелло, поэтому большую часть вещей девушки, скорее всего, изъяли для магической проверки, а остальное отправили обратно безутешным родителям. В комнате лежало лишь то, что родственники и ищейки сочли несущественным, – в основном всякая мелочь вроде туфли без пары, порванного чулка, разноцветных лент или почти закончившегося флакона духов. Если детективы не сумели обнаружить никаких доказательств, что смерть девушки не была трагической случайностью, то мне и вовсе не удастся отыскать что-нибудь важное. Но я все равно решила не сдаваться до последнего. Мелия утверждала, что лорд пренебрегал супругой и леди часто искала утешения на стороне. У меня не имелось причин не верить горничной: в подобных вопросах вездесущие слуги подчас осведомлены лучше хозяев. Но, в отличие от нанятых ищеек, мне было с чего начинать поиски. Лоиссу неизвестный любовник почти постоянно держал под действием дурмана. Что, если и на леди Жиневру оказывалось подобное воздействие? Мне повезло: на дне флакона с духами все еще оставалось немного жидкости. Я осторожно принюхалась и тут же уловила в составе отчетливые сладкие ноты жасмина. Сердце взволнованно пропустило удар, но, как оказалось, беспокойство было напрасным: духи содержали жасмин, и ничего больше. Ни одуряющего запаха нагретого дерева, ни мяты, так сильно привлекавшей Милорда. Да и сознание мое оставалось совершенно ясным. Духи были обыкновенными духами – видно, леди любила сладкие ароматы. И тем не менее меня не оставляла уверенность, что что-то не так. Нужно было только приложить чуть больше усилий. Я перепробовала все пузырьки, не обойдя вниманием даже изрядно поредевшую полочку в ванной, но ничего даже отдаленно похожего на дурман не обнаружила. Конечно, если бы запрещенное зелье нашли в комнате мертвой девушки, расследование явно приняло бы иной оборот и вряд ли лорду Кастанелло удалось бы так легко уйти от подозрений. Тот, кто отравил Лоиссу, работал чисто, не привлекая к себе лишнего внимания. Если Жиневра являлась его очередной жертвой, найти следы дурмана в ее комнате было бы невозможно. Внезапно в голову пришла совсем иная, куда более интересная мысль о связи второй леди Кастанелло и предполагаемого зельевара. А что, если леди вовсе не была одурманена, а, напротив, сама использовала зелья для привлечения любовников? По словам Мелии, лорд Кастанелло, молодой и привлекательный мужчина, не испытывал к юной жене интереса. Легко представить, как такое отношение обижало честолюбивую леди и уязвляло ее самолюбие. Могла ли она попытаться прибегнуть к запрещенным средствам для того, чтобы затащить супруга в постель? В этом я даже не сомневалась. Зельеваром леди Жиневра, скорее всего, не была: среди благородных родов принято развивать любые, даже самые слабые артефакторские способности, тогда как зельеварение воспринимается как занятие низкое и недостойное. А значит, женщине пришлось искать помощь на стороне. И тут появился он: некто, готовый оказать леди услугу в столь щепетильном деле. Естественно, она с радостью согласилась. Только как можно держать нелегально приобретенный дурман под рукой, но при этом не попасться? Я так увлеклась выстраиванием данной теории, что ответ пришел сам собой: нужно всего лишь получить от сообщника особым образом приготовленные компоненты, а после смешать их перед использованием. Благородный род Террини вполне мог накопить в крови достаточно магии, чтобы девушка была способна использовать артефакты, пусть и без обучения, на самом примитивном уровне. Зельевару оставалось только выдумать схему, при которой смесь необходимо, например, нагреть, а нужные реакции происходили бы при этом сами собой. Я новыми глазами взглянула на флакон духов. Если предположить, что эта смесь составляла половину зелья, а без закрепителя решено было обойтись, поскольку компоненты, не преобразованные зельеваром, в любом случае вряд ли могли создать прочные связи, то нужно было только отыскать второй ингредиент. Эссенцию, масло или даже веточку подходящего дерева или цветка… Стоило только мыслям принять верное направление, как я обнаружила искомое. Тонкая деревянная палочка с расщепленными концами и заметным темным следом в том месте, куда Жиневра прикладывала кристалл, закатилась в дальний угол ящичка и счастливо избежала внимания ищеек. Да и кому бы понадобилась неприметная вещица, больше похожая на предмет для завивки локонов, нежели на компонент запрещенного зелья! А кристаллы у леди Кастанелло всегда были под рукой. Уж ей-то, я была уверена, супруг не выкручивал из плафона накопители. Среди оставшихся вещей мне удалось отыскать и другие почти готовые зелья, требующие от заказчицы нехитрых магических манипуляций и служившие одной и той же цели: одурманить и соблазнить мужчину. Но если предметом интереса леди Жиневры действительно был лорд Кастанелло, то, кажется, старания заговорщиков пропали впустую. Возможно, со временем леди оставила свои попытки и переключила внимание на кого-то другого. Но с таинственным зельеваром она спуталась крепко и надолго. Что, скорее всего, и послужило в итоге причиной ее гибели. Девушка отравилась в кафе, обедая с подругой? А кто поручится, что до этого она не посещала одного из своих любовников или не встречалась с другом, поставлявшим ей зелья? Правильно, никто. Я с усталым удовлетворением отложила свои находки в ящичек. Конечно, настоящая и полная картина пока так и не вырисовывалась, но найденных подсказок доставало для того, чтобы пересмотреть обстоятельства гибели леди Жиневры и леди Эрлисии и признать, что ничего таинственного и мистического в них не было. А был лишь неизвестный зельевар, старательно прятавшийся в тени и планомерно уничтожавший всех жен лорда, не упуская при этом случая навредить и ему самому. Если считать, что леди Элейна Кастанелло действительно покончила с собой от горя после случившегося с ее сыном несчастья, то, вероятно, теперь я оказалась единственным человеком, способным предъявить нужные доказательства и с относительной уверенностью опровергнуть городские слухи. Лорд Кастанелло не был напрямую причастен к гибели своих жен. Вот, собственно, и все. * * * Я проснулась на рассвете, неожиданно для себя полная сил. В дверь тихо, но настойчиво стучали. Запахнув халат, я отперла замок. В коридоре стояла Мелия с чашечкой крепкого кофе, источавшего упоительный аромат. – Ключи, миледи, – напомнила горничная. Я вынесла ей оба ключа и забрала чашку. На поверхности плавали темные крупинки приготовленных мною специй. Увидев, что я заметила пряности, Мелия заговорщицки улыбнулась. – Я теперь везде добавляю, как вы. Знаете, как-то спокойнее с ними. Да и вкус приятный, с перчинкой, я тоже утром выпила кружечку. Признаться, кофе со специями мне пробовать еще не доводилось. Жена Кауфмана предпочитала подавать к столу чай. – Меня сегодня не будет до ужина, – предупредила Мелия. – Нужно сменить Клару. Обед я приготовила, она вам принесет, куда скажете. А если что нужно, обращайтесь к Берто. Кстати, господин Бренци прислал письмо, что милорд в ближайшее время занимается делами в городе и возвращаться пока не намерен. Поблагодарив Мелию, я собралась было отпустить служанку, но та не уходила: все топталась на месте, искоса бросая на меня хитрые взгляды. Наконец она не выдержала. – Ну что, миледи, удалось вам что-нибудь узнать? – выпалила горничная. – Расскажите, сил нет как интересно, что же с нашими леди случилось. Пока у меня не было ничего, кроме смутных подозрений и внутренней уверенности, что я на правильном пути. – Скорее всего, умерли они именно так, как вы и сказали, – уклончиво ответила я. – Одна была отравлена, другую фактически свели с ума. У лорда, надо признать, странный вкус по части женщин. Леди… – «и я в их числе», добавила я мысленно, – на первый взгляд совершенно разные. Объединяли нас разве что странности, беспочвенные подозрения да нелепые слухи. Если подумать, ни к кому, кроме леди Элейны, городское общество не было благосклонно. Правда, вряд ли это тянуло на подходящий повод для женитьбы. – Так оно и на второй, и на третий точно так же, – фыркнула Мелия. – До сих пор в толк не возьму, что он в них находил, особенно после леди Лейни… – Мне бы хотелось больше узнать, как именно погибли обе леди. Скажите, в поместье могут храниться какие-нибудь документы? Материалы законников, копии расследования лорда Террини, что-нибудь? Может быть, кто-то из слуг пользовался доверием леди? Горничная нахмурила брови. – Ни с кем из нас они дружбы не водили. А бумаги разве что у лорда остались, но тут, миледи, сами понимаете. Да кое о чем вроде в газетах писали… Точно, газеты! Прошлая хозяйка поместья щепетильно относилась к прессе и требовала у Берто, чтобы он сшивал вместе старые выпуски и оставлял в библиотеке на всякий случай. Уверена, он и сейчас так делает. Спросите его. Я кивнула. – Еще один вопрос, Мелия. Как вы думаете, кто-то из обитателей поместья оказывал особое внимание Лоиссе? – Да, почитай, все молодые мужчины на нее заглядывались, что наши, что парни из сезонных работников. Она у меня красавица уродилась, моя девочка, – с нескрываемой гордостью произнесла горничная, но тут же осеклась, мигом стала серьезной, будто осознав, что чей-то интерес к молоденькой кухарке чуть не стоил той жизни. – Но вот был ли ей кто из них по сердцу, честно сказать, и не знаю вовсе. Ох, миледи… Служанка бросила короткий взгляд в окно позади меня и, вздохнув, поспешно засобиралась на смену Кларе, дежурившей в сторожке. Со своего излюбленного места для наблюдений я смотрела ей вслед, отхлебывая горячий кофе со специями, действительно оказавшийся вполне приятным на вкус. Вторая горничная встретила Мелию в дверях сторожки. Обменявшись несколькими фразами, они разошлись: Мелия скрылась внутри, а Клара поторопилась вернуться в поместье. Вероятно, если бы Ильда, как раньше, продолжала следить за своим пациентом, дежурить горничным было бы совершенно необязательно. Кто бы ни находился в домике, ему, очевидно, нельзя было оставаться без присмотра. Господин Сфорци перехватил меня, когда я спустилась на первый этаж. – Мне необходимо, чтобы вы вернули кристалл, миледи, – тут же сказал он. – Все мы благодарны вам за помощь, оказанную Лоиссе, но мне не нужны лишние проблемы с лордом Кастанелло. Я без возражений протянула ему разряженный накопитель. Дворецкий с кислой миной оглядел потухший кристалл и пробурчал себе под нос что-то неразборчивое о слишком уж большом расходе энергии в последнее время. – Что ж, по крайней мере, хоть этот не сломан. – Он аккуратно опустил кристалл в карман жилета. Узнав у дворецкого, где именно хранятся подборки газет, я направилась в библиотеку и углубилась в чтение. Леди Розельди действительно оказалась страстной поклонницей разного сорта изданий: от «Вестника Аллегранцы» до самых дешевых бульварных листков. Аккуратно подшитые старые газеты лежали на дальних стеллажах, и среди пыльных серых стопок можно было даже отыскать номера двадцатилетней и тридцатилетней давности. С переходом поместья во владение четы Кастанелло поток периодики существенно снизился, и вскоре остался только «Вестник», наиболее полно и обстоятельно освещавший городские новости и события, а также жизнь королевства. Насколько я помнила, второй и третий браки лорда Кастанелло пришлись на годы моего обучения в университете. Вытащив нужные стопки, я аккуратно пролистала тонкие страницы в поисках обязательного раздела светской хроники. В колонке, посвященной краткой информации о торжествах городской знати, обнаружились записи о свадьбах – пышной и дорогой церемонии с леди Террини и скромном походе в городскую ратушу с госпожой Ренорд. Обе девушки в браке не прожили и года, что было упомянуто десятком выпусков позже в соседнем разделе с некрологами. После смерти леди Жиневры газетчики с упоением полоскали грязное белье семейств Террини и Кастанелло в нескольких номерах. Выдвигали кандидатуры на роль любовников леди, одну другой краше: от садовника и Густаво – и как только писакам удалось сунуть вездесущий нос в поместье лорда Кастанелло? – до лордов почти всех именитых семейств города. Упоминали даже молодого лорда Осси, у которого Террини часто покупали скаковых лошадей, но эта версия звучала для меня попросту дико. Эдвин, обходительный и галантный, свято чтущий брак и устои общества, и чужая жена, не особенно связывавшая себя правилами морали? Абсурд. Прошел месяц, и газетчики потеряли интерес к сплетням. Через несколько номеров после последней публикации в маленькой колонке происшествий сухо сообщалось, что расследование гибели леди Жиневры Кастанелло, в девичестве Террини, завершено. Признано было, что к трагедии привела преступная халатность одного из работников кафе, к слову, ее любовника, перепутавшего яд с сахарной пудрой. Заведение закрыли, кондитер оказался в тюремных застенках. Мне подумалось, что законники просто опустили руки и ради успокоения безутешного отца, жаждущего правосудия, переложили вину на первого подвернувшегося под руку бедолагу – так же, как это произошло и со мной после гибели Эдвина. На репутации лорда Кастанелло смерть супруги и последующее расследование никак не сказались: доказать его причастность к отравлению леди Жиневры не удалось. В единственном заявлении, опубликованном на страницах «Вестника», он сообщил, что о любовниках леди ему ничего не было известно. Лорд, чье время, по его словам, полностью отнимали новые фабрики, предпочитал особенно не вникать в дела молодой супруги. Выделил экипаж, назначил внушительное содержание, и все. Газетчикам нужны были сенсации и сплетни, и от немногословного вдовца быстро отстали, хотя мысль об убийстве из ревности будоражила умы читателей. По крайней мере, подобные версии часто проскальзывали в перешептываниях моих любопытных сокурсниц. Отложив газеты, я задумалась о типе яда, которым отравили леди Жиневру. Никто из авторов статей не сообщал его название, но, пожалуй, не так уж и много веществ можно по виду перепутать с сахарной пудрой. Некоторые виды крысиного яда подходили под описание и могли оказаться на обычной кухне, но все же нужно быть совершенно неприхотливым или неразборчивым в еде, чтобы не заметить подмены. А леди Жиневра, напротив, хорошо разбиралась в тонкостях вкусов, раз постоянно изводила придирками кухарку лорда Кастанелло. Мысли упорно возвращались к орудовавшему в поместье зельевару и запрещенным ядам. Слишком уж походила картина на происшествие с Лоиссой. Только вот чем предполагаемому убийце могла не угодить вторая супруга лорда? Леди угрожала выдать его? Или отказалась помочь в каком-то грязном и скользком деле?