Я очень пыталась решить этот вопрос, пока была в Фениксе. Я начала скучать по океану, деревьям и знойному бризу у себя на коже. Я скучала по потрясающей азиатской еде, ленивому темпу жизни и причудливости Мауи. Я совершенно точно скучала по Грифу — одному из лучших друзей, которых может иметь девушка. Мы почти каждый день болтали по телефону, но это было не то же самое. Я не хотела думать об истинной красоте своего признанного дома — ни о том высоком, возмутительно эгоистичном, похожем на бога риэлторе, от которого я была без ума, — но, похоже, я не могла думать ни о чем другом. И я все еще не могу. Как бы я ни пыталась прогнать воспоминания, они возвращаются. Максон целует меня на пляже. Максон держит меня за руку, когда мы осматривали удивительный дом с бесконечными видами, где я поклялась, что могу представить себе наше будущее. Максон пытается петь в караоке и рассчитывает на меня как на надежного партнера и друга. В ту последнюю, роковую ночь Максон занимался со мной любовью на своей кровати. Я думаю, он любит меня…по-своему. Но быть второй после его амбиций, желания победить любой ценой — это не то, что я могу принять. И я надеюсь, он это понимает. Я разочарована, так как не получала от него новостей с ночи воссоединения братьев. Грифф говорит, что Максон опустошен из-за нашего разрыва и даже вызвался отказаться от Стоу, чтобы доказать, как сильно он обо мне заботится. Это потрясло меня… и, признаюсь, подарило мне проблеск надежды. Возможно, именно по этой причине я решила вернуться на Мауи. Я не отрицаю, как сильно я хочу быть с ним. Я все еще боюсь, что я сдамся и он снова разобьет мне сердце. Но мое будущее не в Фениксе. И романтическая часть меня не может перестать желать, чтобы любви Максона хватало на то, чтобы я была не первом месте. Да, я знаю, что ожидать, что он изменится, нереально, поэтому я так же растеряна и не в себе, как и три дня назад, когда садилась в самолет обратно на Мауи. С момента приземления я миллион раз брала телефон, чтобы позвонить Максону. И каждый раз я снова опускала его. Я не хочу ошибаться насчет него. Я не хочу причинять ему боль. Я не хочу знать, что волшебная связь, которой мы были связаны, исчезла навсегда. Я не готова признать это. Я оглядываю маленький спортивный бар, с облегчением смотрю на удивительно большую толпу прямо перед тем, как выйти на сцену. Я замечаю Гриффа впереди. Когда я выглядываю из-за занавески, закрывающей зону для сотрудников, он машет мне рукой. Я машу в ответ. Он сидит один. Я стараюсь не позволять разочарованию захлестнуть меня. Я думаю, это означает, что Максон либо не может простить меня за мою благонамеренную ложь, чтобы примирить его и его брата, либо он быстро забыл меня. Я должна перестать придумывать, потому что я не могу жить прошлым. Оно не помогает двигаться вперед. Это не здорово. И попытка сделать это сейчас меня убивает. Не знаю, чего я ожидала от Максона. Думаю, большего. Но мы были вместе всего двадцать два дня. Может, это не так уж много значило для него в конце концов. Я думала, что он любовь всей моей жизни. Моя родственная душа. На самом деле, у меня такое чувство, что он все еще ею является — и всегда будет. Не его вина, что он не чувствовал того же. Когда я вошла в его жизнь, я хотела только лучшего. Да, я солгала ему. Я просто хотела выяснить, как он относится к своему брату и есть ли в его сердце хоть какое-то прощение. Когда я познакомилась с Максоном, он мне понравился. Сильно. Конечно, он был горяч. И дерзок. Он также отличался от всех, с кем я когда-либо встречалась. Он заставлял меня смеяться — обычно вместе с ним, но иногда и над ним. Когда он предложил мне перейти к Гриффу, я понял, что это идеальный способ добиться своей цели. Да, я сначала обиделась и разозлилась. Но потом я увидела прекрасную иронию его плана. К несчастью, все обернулось не так, как я ожидала. — Алоха, Лохайна. Я Кили Саншайн. Я спою вам несколько моих любимых песен и так как я одинокая девушка, которая недавно рассталась с мужчиной, которого любит, то, вероятно, они все будут о разбитом сердце. После коротких аплодисментов небольшая группа позади меня начинает играть, а я начинаю петь одну из самых грустных песен, которые я могу придумать в этот момент, «I Can't Make You Love Me» Бонни Райт. Меланхоличная мелодия баллады заполняет пространство между ушами и бьет прямо в сердце. Каждое слово окутано скорбной нотой и словно рассказывает мою историю. Мне сложно петь без слез, компрометирующих мой голос. Я даже не знаю, как доживу до конца песни. Я пытаюсь сосредоточиться на тонкостях мелодии, выражая признательность клавишнику, которого пригласил Гас, чтобы лучше заполнить звуковое пространство сегодняшнего сет-листа — на чем угодно, кроме Максона Рида и его отсутствия. Аплодисменты какие-то тихие и в то же время душевные. Это соответствует случаю. Удивительно, но я испытываю благодарность, потому что люди в баре, кажется, понимают мое настроение. Прямо сейчас я должна упиваться этими маленькими победами, пока не покончу с Максоном и не смогу снова жить. — Это песня, которую я много слушала на прошлой неделе. Я помню ее со школы и тогда не совсем понимала. Теперь же я полностью понимаю зависимость, о которой пела Мишель Фезерстоун. Пианино играет мелодию «Кофе и сигареты». Сладко-горькие ноты пронзают все мои чувства, когда я закрываю глаза и падаю в балладу, которая полностью описывает мое настроение в этот момент, когда я чувствую, что отказалась от пороков, которые, как я надеялась, рассеют мои проблемы, но моя боль не прошла, не осталась в прошлом, как говорит песня. Второй куплет я помню плохо. Кажется, он о том, как выпивку выливают в раковину. Я не очень пью, как и курю, но я чувствую то, что она говорит о потере того, кого любишь… и приравнивая это к тому, что скучаешь по нему больше, чем по чему-либо еще, даже если это плохо для тебя. Часто метафора более мощная, чем прямое объяснение, и поэтому я благодарна музыке за то, что она помогла мне пережить этот сложный период своей жизни. Но теперь мы подошли к той части песни, где я не могу не признать, что я все еще грустная, но я, наконец, поняла, что должна перестать. — Ты. Дважды форма выражения этого настроения повторяется и тогда я заканчиваю песню. Уже сейчас становится тяжело дышать и сдержать эмоции становится чертовски тяжело. И почему я не спела что-то более оптимистичное? «Walking on Sunshine» или «I Got A Feelin» или «Happy»? Наверное, потому что я бы тоже плакала из-за них. Что бы Максон ни думал о моем «обмане», я плохой лжец. Я хотела только лучшего для него и Гриффа. Я стараюсь быть хорошим человеком и помогать другим. Я и за миллион лет представить себе не могла, как сильно это на меня повлияет. Небольшой оркестр начинает вступление к следующей песне. Я закрываю глаза и начинаю стонать. Почему я вообще вообразила, что это хорошая идея? Да, я прохрипела в последней песне, что собираюсь бросить его. Это логично. Но, к лучшему или к худшему, я девушка, которая думает своим сердцем, и «I Want You Here» Пламб гораздо ближе отражает то, что я действительно чувствую. Это еще одна грустная мелодия под пианино. Неужели клавиши это новый способ играть на струнах сердца? Я уже знаю, что песня нарастает и превращается в мучительный припев. Сомневаюсь, что выберусь невредимой. Когда начинаются слова, я благодарна, что песня на самом деле не о романтической любви. Но слишком многое в ней отражает чувства в моем сердце, тот факт, что я едва могу дышать, потому что моя боль так сильна. Я спрашивала себя, пройдет ли это когда-нибудь. По правде говоря, я провела дни, размышляя над этим вопросом. Я отчаянно хватаюсь за микрофон и пытаюсь удержаться на ногах. Я уже знаю, что мне придется менять весь следующий сет. Все, что я запланировала, становится все печальнее и печальнее. Я счастливый человек по натуре. Мне нужно понять, что этот опыт с Максоном все еще был ценен, даже если нам не суждено было им стать. Он не моя счастливая жизнь, просто урок, который мне нужно усвоить. Я еще не уверена, какие знания я должна была получить, но все происходит по какой-то причине. Я разберусь с этим когда-нибудь. Мне просто нужно допеть эту последнюю песню, тогда я все исправлю — от сет — листа до личной жизни — и смогу горевать наедине с собой. Затем я пою, что так долго ждала, когда он войдет в мою жизнь… и теперь его нет. Я не была готова. Я в агонии. Может, это звучит мелодраматично, но я это чувствую. Я опустошена. Внезапно я ничего не вижу. Все плывет перед глазами. Я чувствую влагу на лице. Черт, я же плачу перед публикой, вообще-то проливая настоящие слезы. Музыка всегда была для меня терапией и, наверное, неплохо так справляться со всем, но не перед этими людьми, которые пришли сюда отдохнуть. Я отстой. Я и в будущем буду петь караоке, но только песни, которые заставят людей улыбаться. Вещи, через которые я могу легко пройти и не чувствовать всю эту тянущую вниз боль, которая укоренилась в моей душе. Я почти закончила. Конец песни близок. Мне просто нужно пройти через ту часть, которая разрывает меня больше всего… Я закрываю глаза и представляю перед собой Максона, когда я пою, как отчаянно я хочу, чтобы он был здесь, мой голос переходит на горестный крик. В песне есть небольшой отрывок, который отражает начало и завершает все. Я не могу его петь. Я просто не могу закончить эти стихи. Я должна уйти со сцены прямо сейчас. — Простите, я вернусь через полчаса. Пытаюсь сбежать в бар для сотрудников. Грифф ждет меня у задней занавески и обнимает. Я падаю в его утешительные объятья и слышу оглушительные аплодисменты публики. — Им понравилось? — я задыхаюсь. — Да. Это было так по-настоящему и свежо. Это была ты, — уверяет он меня, улыбаясь и ведет в темный угол. — Даже я это почувствовал. Я благодарна ему за эту полуприватность. Поскольку кухня находится прямо за моей спасательной занавеской, на самом деле нет никакой возможности остаться одной. Так что я остаюсь с Гриффом. — Ты? Но ты никогда ничего не чувствуешь. Это заставляет его засмеяться. — Я знаю. Верно? Неправильно. То, как он говорит, дает мне понять, что в эти дни он чувствует нечто гораздо большее, чем ничего. — А как ты с Бриттой? — я меняю тему. Я лучше буду говорить о чужих проблемах, чем о своих. Его лицо застывает. Улыбка превращается в мрачное сжатие губ. — Мы с ней придем к пониманию. Мы еще не там, но я намерен убедиться, что мы это делаем. Что Грифф имеет в виду, так это то, что он имеет в виду какой-то результат, что Бритта не сотрудничает, и что он ищет какой-то козырь, чтобы гарантировать, что она это сделает. Она должна знать, что ничто и никто не может остановить Ридов, когда они выбрали цель. С другой стороны, Бритта не кажется пустяком. Может, она поставит Гриффа на место. Бог свидетель, ему это нужно. — Надеюсь, ребята, у вас все получится, — дипломатично говорю я. — Я тоже, — он притягивает меня к своей груди и протягивает салфетку. — Еще раз прости меня, что не рассказала тебе о Джейми, когда я узнала. — Я действительно чувствую себя ужасно. — Ты поступила правильно. Если бы ты рассказала мне об этом в ночь, когда Максон сбросил на тебя бомбу, я бы выследил Бритту и выдвинул бы ей все требования. И Максон бросился бы ее защищать. И мы бы никогда не помирились. Ждать несколько недель дерьмово… но это лучше для долгосрочной перспективы. Облегчение плавит меня. Грифф не был таким понимающим, когда мы впервые заговорили об этом. — Спасибо. Я рада, что ты понимаешь. — Ты всегда поддерживала меня. Вытри слезы. Все будет хорошо. Эй, я думаю, что Гас заказал еще одно выступление, чтобы оживить место между вашими сетами. Хочешь посмотреть? — Мне нужно в дамскую комнату поправить макияж. Я уверена, что… — Три минуты, — говорит Грифф тоном убедительным и неумолимым. Я открываю рот, чтобы возразить.