Крик поднялся до небес, — подарил Никитос стих темнеющей Онеге. – А хорошо бы здесь стоянку сделать. – Санек раскинул руки, принимая на себя порывы ветра. – Место шикарное. Дров вон завались. Вода рядом. – И еще толпа туристов. – Володя сиял. Его широкая наивная улыбка рождала нехорошие ассоциации с серийными убийцами. – Проходной двор. Каждый день топать будут. – Везде ходят, но капище все равно нужно поблизости ставить. Чтобы далеко не бегать. – Санек кровожадно растянул губы в ухмылке. – И людские жертвоприношения устраивать. Из Шаева. – Да ладно тебе. – Олег все еще прыгал, разминая ноги. – Нам здесь неделю быть, а вы его уже достали. Как натравит на нас своих бесов. Вон Мишку уже прокляли. – Место ни при чем, – вступил вдруг в беседу Миша. – Камни и камни, трещина и трещина. Тут главное люди. Если они верят в плохое, плохое и случается. От людей зло идет. Если оно в человеке есть, оно в них здесь пробуждается. А если нет… – В тебе, значит, нет? – усмехнулся Никитос и бросил камешек. Он звонко цокнул, родив громкое эхо. Миша смутился. Шевельнулась злость, но он не пустил ее. – Не знаю. Поживу здесь, проверю. Кто не боится, тоже может проверить. Небо развиднелось, на нем застыли легкие ошметки облаков. Холодный камень впитал в себя влагу, потемнел и нахохлился. Кусты жимолости обвисли. – Умного из себя строишь, да? – яростно прошептал Никитос. – А с чего ты взял, что все так, как ты говоришь? Про беса, про оленей, которых куда-то загоняли? – Это Линевский писал. – Да пошел твой Линевский! Ты с чего такой умный стал? Шаев прав! – Он сам сказал – давайте версии, зачем нужны петроглифы. – Так это версии, а ты свое гнул! Хочешь его довести? Он же нас запросто отсюда выгнать может. – Не может. – Еще как может! Соберем вещички и правда что пешком потопаем. Ты тогда один пойдешь! Зашумел, завыл ветер, застонали верхушки сосен. Мише показалось – стоит кто-то. Темный. Смотрит. – Никто никуда не потопает, – отвернулся он от леса. – У нас билеты. – Я говорю, заткнись! Никитос кинулся на Мишу, толкнул его ладонями в плечи, отпрыгнул, сжал кулаки: – Заткнись, говорю, понял?! За ним прошла темная фигура, и Миша застыл. – А! – только и смог крикнуть он. – Бес! – Идиотов из нас не делай! – Никитос заколотил Мишу кулаками, куда успевал дотянуться. – Эй, эй, пацаны! – Широкоплечий Володя вклинился между ними, но юркий Никитос нырнул под его расставленными руками и головой боднул Мишу в живот. – Не надо! Олег шарил руками по камням в поиске палки. – Ребят, вы чего? – выглянул из маяка Санек. – Заткнись! Заткнись! – орал Никитос, нанося удары. Огромный толстый Миша прикрывался руками, подставлял плечо. Все это продолжалось как в дурном замедленном кино – Никитос орал и наскакивал, Миша уворачивался, все пытаясь что-то высмотреть у него за спиной. А потом Миша повел рукой, отбрасывая Никитоса от себя. Никитос поскользнулся на мокрой земле. Взлетели вверх ноги. Упал он неудачно, плашмя, звонко ударившись головой. – Ого! – Санек спрятался за белыми досками. Остальные застыли, с ужасом глядя на вытянувшегося Никитоса. Закатившиеся глаза. Земля, зажатая в кулаках. Бледное, с подведенными скулами лицо. – Надо позвать кого! – Олег рванул через кусты, оскальзываясь на лишайниках. Миша пятился. Смотрел на свои руки, сжимал-разжимал гигантские кулаки. Шоркнули листья, пропуская его мимо себя. Он бежал, и ему казалось, что его преследуют: кто-то хочет, чтобы он вернулся. Мелькнула темная фигура, и он остановился, вглядываясь в переплетение веток. «Бред, бред», – шептал он. Никитос судорожно вздохнул, выгнулся и резко сел. – О! Жив! – тут же выглянул из-за досок Санек. – Мишк! Он жив! Убежал! А мы тебе уже и «Скорую» вызвали. Ты так репой треснулся… Никитос тронул затылок. По лицу – ничего не помнит. – Может, жрать пойдем? – тихо предложил Володя. – Ты как? – А чего было-то? – пробормотал он, оглядываясь. – А мы разве никуда не шли? Мне показалось, что мы в пещере, что там костер горит. – Показалось, – сказал Володя. – Не было ничего. – А бес? – От Мишки, что ли, заразился? – Галлюцинации, – важно произнес Санек. Никитос встал и молча пошел по тропинке. Володя топал за ним. – Был Никита одурманен – Бес суров и негуманен… Да, не получается, – вздохнул Санек и бодро оглянулся. – Эй! Ты где? Мишка! Медведь! Миша нашелся около беса. Он сидел на камне и смотрел на вяло гаснущий горизонт. – Я не понимаю, как это произошло, – бормотал он. – Ничего же не сделал. Просто оттолкнул. Даже не сильно. Он как будто специально так упал. Словно его подговорили. – Сам твердил – место плохое, – неубедительно утешал Санек. – Вот оно и плохое. Ленка еще своими проклятиями сыпала. Устали, короче. Еще и бес нас долго не пускал, кругами водил. О! Придумал! Давай подстроим так, чтобы все друг друга перебили, а деньги за сданные билеты потом поделим. – Нужны тебе будут деньги на том свете. – Деньги везде деньги, – хитро улыбнулся Санек. – А ты… – Миша запнулся, решая, спрашивать или нет, – ничего не видел? – Галлюцинации, – важно сообщил Санек, поднимая палец. – Ну что? Пошли? Миша глянул на озеро и вдруг решился. Это надо было проверить! Не могло Ленкино проклятье сработать. С чего? Прошло две с половиной тысячи лет. Тут уже никакие духи не бродят. – Иди, я здесь останусь. Санек от такого заявления подпрыгнул, глянул на горизонт: – А пожрать? – Я не хочу. Миша поднялся. Был он такой же квадратный и разноглазый, как бес. – Тебе чего, не страшно? Тут же бес! А если в Онегу утащит? Я бы не рискнул. – Не утащит, я тяжелый. Санек вскарабкался по камням. – А можно я деньги за твои билеты себе возьму? – крикнул он издалека. Миша отвернулся. – А все равно Катька заставит тебя пойти в лагерь! – крикнул Санек и поскакал дальше. Получалось у него это довольно звонко. Как только он исчез, сразу навалилась тишина. Она наступала от воды, замершей, превратившейся в сплошное зеркало. Застыли белесые облака на прозрачно-голубом небе. Волна беззвучно колыхалась у камней. Разлом вдоль фигуры беса потемнел, словно пытался насосаться влагой. Вода просочилась в углубления, чернотой обозначив границу. Улыбка беса исказилась. Одна ее половина, пробитая художником, шла уголком вверх, вторая, родившаяся из-за разлома, загибалась вниз. «Шлеп-шлеп», – плеснулись мокрые шаги. Миша заозирался, выставив перед собой руку.