— Взять их! — прогремел басистый голос. Я успела лишь задержать дыхание и широко распахнуть глаза от душившего чувства, переполнявшего все мое существо и просившегося наружу, перед тем как человек, замахнувшись, запустил в меня гарпуном. Жгучий ветер обдал посиневшее от холода лицо, шипы впились глубже, и, рвано выдохнув, я оказалась стиснутой в кольце железных рук. До ушей донеслись звуки битвы: клинки Лориэна и Далии скрестились со сталью рыцарей. Но этот немелодичный жуткий звон потонул в моем сознании, и я слышала только бешеное биение сердца в широкой мужской груди. — Сейчас… — прохрипел Кай, чуть отстранившись от меня. Лицо его искривилось гримасой боли, а руки вцепились в шипастые цепи. — Сейчас я освобожу тебя… В нос ударил металлический запах демонической крови — в этот раз не моей. В боку демона торчал ледяной гарпун, чуть ли не целиком вонзившийся под кожу. Тонкие струйки темно-зеленой крови стекали по его ноге и пальцам, впитывались в основание гарпуна. Кай попытался разломать цепь, как кандалы Калеба, но чужая магия, пропитавшая цепи, оказалась ему неподвластна. — Кай, прекрати, — попросила едва слышно, но мужчина, рыкнув от клокочущей внутри злобы, не остановился. Шипы изрезали его ладони до крови, сбегающей густыми зелеными каплями по пальцам. — Хватит! — прокричала громко и злобно, дернувшись всем телом. К большому удивлению Кай замер. Сжал кулаки и посмотрел на меня озадаченно, будто я ударила его или оглушила высоким голосом. — Что ты делаешь? — спросил он, и я тотчас ощутила страх, сжавший его сердце. — Я не могу коснуться тебя, Ливия… Его слова расплылись, увязли в жутко холодном тумане. Мои глаза неожиданно заволокла чернота, но я четко видела борющегося с силой моего слова Кая и окруженных рыцарями Лориэна и Далию. Под кожей заструились огненные нити, расплавляя обледеневший магический источник и цепи, сжимающие меня все сильнее. Почувствовав прилив сил, я зарычала, как хищник, попавший в западню, и одним резким движением разорвала ледяную сталь цепей. С этим действием все силы разом ушли, предоставив место жуткой слабости. Тихо выдохнув, пошатнулась и упала в крепкие объятия демона. Провалиться в беспамятство мне не дал внезапно раздавшийся громкий звериный рык и последовавший за ним клекот хищных птиц. Белоснежный сокол Далии и крупный беркут, в котором я признала Ахту — орлицу отца Калеба, резко спикировав и выставив вперед когтистые лапы, налетели на рыцарей. Появление Ахты говорило о том, что ее хозяин поблизости. Анорион не заставил себя долго ждать; разрезав туман, он опустился на эшафот и, сложив за спиной большие черные крылья, сразу же бросился к сыну. Это заставило людей оцепенеть, что дало Далии и Лори небольшое преимущество. Они набросились на рыцарей, оттесняя их к краю помоста и сбивая с ног. — Ливия, — позвал Кай и, крепче прижав мое ослабшее тело к себе, поставил меня на ноги. Ни ответить, ни посмотреть на него я не успела. Сильный поток горячего воздуха внезапно ударил в лицо, заставив сузить глаза, но я все же увидела, как огромный белоснежный лев разорвал крыльями серый покров, накрывший площадь. Он твердо приземлился на эшафот, и шаткая древесина затрещала под мощными лапами. Его глаза я узнала сразу — большие, насыщенного янтарного цвета. Румико. — Взбирайся на льва! Быстрее! — донесся до ушей крик Лориэна. Действительность и мое сознание медленно ускользали от меня. Я слышала чьи-то крики, звон мечей и злобное рычание Румико, но вскоре все звуки смешались и заполнили ноющую от боли голову. Чернота все еще застилала глаза, наполняла собой сердце и внутренности, струилась жгучими нитями по венам. Меня утягивало в непроглядную тьму, но перед тем как сдаться и позволить ей забрать меня, я увидела, как лев и Анорион взмыли в небо, а Кай, расправив крылья и взяв меня на руки, чуть помедлил, но в итоге устремился следом за остальными. Примечания: ¹ Эшафот — помост для совершения смертной казни или для приведения в исполнение публичных наказаний. Эшафоты были возвышенной сценой для лучшей видимости происходящего. ² Плаха — обрубок дерева, на котором отсекали голову казнимого. Вязкая, тяжелая темнота давила, сжимала со всех сторон. Я не знала, где нахожусь, но здесь было так душно, что я начала задыхаться, и так темно, что рассмотреть даже собственные руки оказалось немыслимо. Вскоре повеяло холодом. Мороз нещадно деранул по коже, стиснул щеки ледяными ладонями, вызывая крупную дрожь. Тело бил озноб, и, обхватив себя руками за плечи, я задышала ртом, выдыхая горячий воздух, а вдыхая холодный, мерзко дерущий горло. Темноту рядом со мной всего на миг разрезал после выдоха сгусток пара. Мной завладел страх остаться здесь навечно, скитаться во мраке как призрак, не имея возможности вырваться на свет. Будь у меня крылья, возможно, я смогла бы разрезать темноту?.. Терзаемая этой мыслью и еще одной — как не умереть от холода, я двинулась вперед. Внутри теплилась маленькая надежда, окруженная льдом, что, если постоянно двигаться в одном направлении, можно выйти из темноты. Каждый шаг давался с большим трудом. Ноги тонули в черноте, и казалось, что я пробираюсь через топкое болото. Время тянулось медленно, но я и не знала, сколько минут прошло с того момента, как я очнулась. Глаза болели из-за кромешной тьмы, совершенно не привыкая к ней. Я шла с открытыми глазами, часто моргая из-за рези и скопившихся в уголках слез, но меня не отпускало ощущение, что мои глаза по-прежнему закрыты, а мрак, сковавший все внутренности, лишь злое наваждение. Обессилив, я рухнула на колени, прямо во тьму, полностью слившись с ней. Сидела долго, очень долго, трясясь то ли от холода, то ли от страха. Несколько раз зажмуривалась, а после широко распахивала глаза в надежде, что вот сейчас, совсем скоро, я проснусь и свет озарит все вокруг, смахнет с меня панику, как росу с зеленых лепестков. Но ничего не менялось. И только одно слово, неожиданно раздавшееся в голове, заставило напрячься и забыть на несколько мгновений об ужасающей темноте: — Вставай. Вопреки собственному желанию и слабости я послушно поднялась на ноги. Этот голос — мягкий, слегка властный и чарующий — был мне знаком. Я определенно слышала его раньше, но никак не могла вспомнить, кому он принадлежит. — Иди ко мне, — вновь слышится нежный женский шепот. — Осталось совсем немного. И хоть кругом была темнота, я пошла дальше, наугад выбрав направление. Мне казалось это бессмысленным занятием, но, когда в голове раздалось громкое «Еще чуть-чуть», я сорвалась на бег. Бежала от тьмы и всех ужасов, следующих по пятам, от жгучих воспоминаний и боли, изъедающей сердце. Наконец вдалеке мелькнул слабый свет. Я думала, что мне просто почудилось — от усталости, но дальний проблеск неожиданно рассыпался мириадами крохотных мерцающих блесток. Один рывок — и яркий свет озарил все вокруг, ослепил так сильно, что я резко остановилась и, зажмурившись, накрыла ладонями лицо. Прошло несколько секунд, прежде чем я приоткрыла веки. Солнечные лучи, проникающие сквозь цветные стекла маленьких полукруглых окон, безжалостно жгли холодную кожу, резали глаза, вызывая слезы. Тело быстро согрелось, но я продолжала стоять неподвижно, боясь вновь оказаться в темноте. Внутренний голос молчал. Тишина, прерываемая лишь моим тяжелым, рваным дыханием, разрасталась и уже начала давить на встревоженное сознание. Глубоко вздохнув, я широко распахнула глаза и смахнула сбежавшие по щекам слезы. Дыхание мгновенно перехватило, и я едва не задохнулась от болезненного воспоминания, молниеносно пронесшегося в голове от одного взгляда на отца, стоявшего ко мне спиной у широкой резной двери. Там, за дверью, из комнаты, где свершился ритуал, слышался мой детский плач — столь слабый, что я с трудом различала его. Но, кажется, только для меня он звучал слабо и тихо; мои крики разрывали душу отца на части и больно сдавливали уши. Он стоял смирно, сверля взглядом дверь, сжимал кулаки и дрожал, сдерживая новый поток горестных слез. Пересилив страх, я шагнула к нему и неуверенно шепнула: — Пап… Я не надеялась, что он услышит меня. Но Арон обернулся, так резко, что я вздрогнула и замерла. В темно-сиреневых глазах блеснуло удивление, его уста приоткрылись, будто желая выпустить какие-то слова, однако он промолчал. Лишь поднес палец к губам, призывая к молчанию, и протянул мне руку. Что-то подсказывало мне, что не следует брать его за руку. И это было вовсе не плохим предчувствием; кто-то, завладев частью моего сознания, упорно не давал мне последовать за отцом. Только я не знала — для моего же блага или для собственной выгоды. Папа, похоже, лишенный возможности заставить меня, тяжело вздохнул и осторожно покачал головой. Рука его медленно опустилась, в глазах блеснуло сожаление, и его голос внезапно раздался внутри меня, тревожа замершее в ожидании сердце: «Никому не доверяй». После этих жгучих слов отец начал стремительно рассыпаться пылью, растворяться в теплом воздухе. — Нет! Пап, постой! Я хотела броситься к нему, но не смогла сдвинуться с места. Пурпурные глаза до последнего смотрели на меня тепло и нежно, а затем исчезли, как мимолетный сон. С губ сорвался тяжелый вздох, и я потерла лицо ладонью в попытке смахнуть усталость. Тело теперь снова подчинялось мне. В голове стоял туман, роились мысли, но сознание было чистым, ясным, не тронутым чьей-либо рукой. Тишина вновь наполнила все вокруг, затих плач и даже легкий ветерок. Собравшись с силами, я подошла к двери, коснулась ручки, но повернуть ее не смогла. Не потому, что дверь была заперта, а из-за страха еще раз почувствовать невыносимую боль, увидеть море своей крови и мелко подрагивающие темные крылья, распластавшиеся по мраморному полу. — Сейчас ты не сможешь туда попасть, — раздался позади женский голос, который я наконец-то смогла узнать. Резко обернулась и увидела перед собой мягко улыбающуюся Айлин — маму Элуны. Она выглядела так же, как и в тот день в библиотеке. Стройную фигуру подчеркивает длинное платье голубого оттенка; белесые пряди волос рассыпаны по плечам, тонкие пальцы сцеплены в замок, а большие белые крылья, придающие ее образу величие и мощь, слегка подрагивают за прямой спиной. — Это вы привели меня сюда? — отважилась спросить я. — И тогда в Мортемтере… Это же были вы? Улыбка женщины стала чуть снисходительной. — Возможно, — последовал уклончивый ответ. — Но сейчас это не просто воспоминание. Я пришла помочь тебе. Я невольно сощурилась, словно пытаясь уличить Айлин во лжи. Взгляд аквамариновых глаз был открытым, лицо с тонкими чертами хранило удивительное спокойствие, отчего намерения ее казались честными. Но я знала мерзкую сторону ее дочери и понимала, что и мать могла обладать похожими чертами, несмотря на радушие, которое казалось совершенно искренним в отличие от показушной приветливости Элуны. Кажется, Айлин заметила мое недоверие, потому и поспешила разорвать наступившее молчание: — Не бойся, солнышко. Я правда хочу помочь тебе избавиться от связи с Халой. — Она шагнула в мою сторону, но остановилась, когда я отступила и уперлась спиной в дверь. Из ее груди вырвался тяжкий вздох. — У тебя слишком мало времени, Ливия. Ты ведь знаешь, что находится за этой дверью? — Какое это имеет отношение к Хале? — ответила вопросом на вопрос, стараясь сохранять холодность. — Все закончится там же, где и началось. Это место священно. Хала не сможет проникнуть сюда. — Несколько секунд Айлин помолчала. Взгляд ее стал более серьезным, но не выдавал ни капли волнения или страха. Но разве может призрак чего-то бояться? — Чем больше ты вспомнишь, тем слабее станет Хала, — продолжила она. — Найди это место. Оно ждет твоего возвращения. — Зачем? — Чтобы подарить последнее болезненное воспоминание. Вспомнишь все — станешь сильнее. И Хала не сможет завладеть твоим сознанием. Вновь сощурившись, выдохнула недоверчиво: — Это странно… Родители думали, что пророчество не коснется меня, пока я ничего не помню. Что их молчание — способ спасти меня от темной богини…. — Твои родители были глупцами! — неожиданно сорвалась на крик женщина, а после, будто опомнившись, потупила взгляд и нервно поджала губы. Я не знала, какие мысли терзали ее в это мгновение, но видела, что она корит себя за секундную слабость и несдержанность. Ее слова шли вразрез со словами моих родителей. Мама верила, что единственное, что держит Халу на расстоянии, — забытые воспоминания. Я и сама догадывалась об этом. Каждый раз вспоминая прошлое, я ощущала чье-то присутствие. С каждым воспоминанием Хала подбиралась ближе, пока в образе Каларатри прочно не уцепилась за мое сознание. А теперь твердое убеждение Айлин в том, что, только когда я вспомню абсолютно все, Хала наконец потеряет возможность подчинить меня себе, поселило в сердце мучительные сомнения. Справившись с нахлынувшими эмоциями, Айлин встретилась со мной взглядом. Лицо ее осветила ненавязчивая, но слегка натянутая улыбка. — Я лишь хочу уберечь Элуну. Ты подумала, что будет с ней и другими демонами, если Хала омрачит твое сердце? — Улыбка сошла с женских губ, сменившись хмуростью. — Что будет с твоей сестрой, королем?.. Они падут к ее ногам, но уже ни ты, ни кто-либо другой не сможет остановить ее. — И что я должна сделать? — спросила тихо, чувствуя, как сердце больно сжимается под напором тяжкого бремени. Айлин глубоко вдохнула и, медленно выдохнув, подошла ко мне ближе, едва не вплотную. Сейчас она казалась выше, и мне пришлось слегка задрать голову, чтобы видеть ее глаза. По тому, как изменилось выражение ее лица, я поняла, что до этого она с большим трудом пыталась казаться спокойной и терпеливой. Надменность и неумолимая строгость стерли с нее фальшивую мягкость. — Умереть, — презрительно процедила женщина. Внутри все затрепетало, и я задержала дыхание, боясь вдохнуть наполнившийся ядом воздух. — Умри, Ливия. Это все, что ты можешь сделать. Я невольно зажмурилась, а когда распахнула глаза, Айлин здесь уже не было. Вокруг, как и внутри меня, вновь воцарилась непроницаемая темнота. Лунная богиня ушла резко и быстро, забрав с собой весь свет и взвалив на мои плечи непосильную ответственность, оттеснившую на какое-то время страх. Не знаю — было это видением или же потревожившим меня сном, но я еще долго пребывала во тьме, ожидая, когда она позволит мне вернуться в реальность. Она отступила. Может, на какое-то время, на короткое мгновение, но все же ослабила свои объятия, позволив насладиться сырым пещерным воздухом и голубым блеском сталактитов. Покрывало, на котором я лежала, едва спасало от мелких камешков, впившихся в спину. Ноги покалывало, будто кровь перестала туда поступать, все внутренности свело судорогой. Но, приоткрыв веки, я совершенно забыла о недомогании и замерла, поймав взгляд удивительных ярких глаз. Светлая головка склонилась ко мне, закрыв обзор на свисающие с низкого свода хрустальные сосульки и проход между скалистыми стенами узкой пещерки, залитой лазурным светом. О, эти глаза просто завораживали! Один — небесно-голубой — утягивал в глубокий опасный омут, сильнее, чем вздорная ундина, то ли играющаяся со своей жертвой, то ли намеревающаяся утопить ее. Другой — сочный зеленый, как большое спелое яблоко, свисающее с тоненькой ветки, навевал воспоминания о беззаботном теплом лете и радостном смехе ребят, спрыгивающих со скалы и в полете резко распахивающих свои крылышки. Девочка, столь внимательно наблюдающая за мной, выглядела как человеческий ребенок, однако миловидное личико, светлая сияющая кожа и необыкновенная привлекательность говорили о том, что она не человек. Как ни старалась, я не могла разобраться в ее энергии и понять, к какой расе она относится. Девочка неосознанно или, быть может, намеренно не давала мне сосредоточиться на ее сути. — Как тебя зовут? — сипло выдавила я и прокашлялась, принимая сидячее положение. Это был первый вопрос, пришедший в голову. Хотя сердце грызли совершенно иные, тяжелые и мрачные вопросы. Но я так боялась напугать это светленькое дитя, лишиться ее света, которым она столь любезно поделилась со мной, что не придумала ничего лучше, чем начать со знакомства. Немного отодвинувшись от меня, девочка склонила голову набок, так, что ее кудряшки упали на пухленькие щечки, скрыв от моих глаз какую-то хитрую улыбку, а после осторожно постучала пальчиками по шее. — Не можешь говорить, — вслух заключила я, и ребенок кивнул, подтверждая мои слова. — Мои друзья… Они живы? Девочка снова кивнула, сделала рожки над своей головой и мягко, как-то ободряюще улыбнулась. — Демоны?.. Значит, мы у демонов.