Я переворачиваюсь на холодном полу и наблюдаю, как из капсулы в седьмом или восьмом ряду от моей стекает жидкость. Капсула открывается, и на пол падает человек. Я наблюдаю, как он, тяжело дыша, постепенно восстанавливается после Безопасной смерти. Наконец, человек встает и на трясущихся ногах медленно приближается ко мне. Когда он выходит на свет, я вижу, что это Этсетера Прайс. – Мистер Баннистер, мистер Кейн! – он отличается от своего аватара: выглядит старше, не столь обаятелен и любезен. – Вы покинули нас так внезапно. Его голос хоть и дрожит от холода, но остается властным. – Пандер, Под… Рен… Кина, – твержу я, стараясь не отвлекаться на доктора. – Должно быть, произошло какое-то недоразумение, – продолжает доктор Прайс. – Там внутри вы были в безопасности. – Пандер… Кина… Кина… – Лука, давай поместим мистера Баннистера обратно в криокамеру, а потом все вместе вернемся в Чистилище. – С этим местом что-то не так, – отвечаю я ему. – Нет, мистер Кейн, с помощью Чистилища мы победим Хэппи. – С помощью Чистилища мы победим Хэппи, – повторяю я в замешательстве. – Мы побеждаем Хэппи, ничего не делая. – Так мы побеждаем Хэппи, – повторяю я. – Возвращайтесь, Лука, Малакай, там ваши друзья. – Да, – отвечаю я, поднимаясь, – я снова буду с друзьями. Встав на ноги, я чувствую, как Малакай хватает меня за руку. – Не слушай его, Лука. – Идемте, мистер Баннистер, – говорит Этсетера Прайс таким теплым и успокаивающим голосом. – Здесь небезопасно. – Мы знаем, что здесь небезопасно, – хрипит Малакай, – но мы не такие, как вы, мы не слабые, и мы не боимся сражаться. – Вернитесь внутрь, и мы обсудим все это в Чистилище. – Нет! – кричит Малакай. – Вы накачали нас наркотиками, вы всех здесь накачали! Вы подонок и преступник, и мы с вами туда не вернемся. И вообще, мы вытащим всех остальных! «Он накачал нас наркотиками», – думаю я. Осознания этого оказалось достаточно, чтобы очистить часть моего разума, и я смог хоть немного соображать. – Вы накачали нас, – повторяю я. – Это серьезное обвинение с вашей стороны, молодые люди. Уверяю вас, это не правда. – Мы туда не вернемся, – говорит Малакай. – Мы не… не… Из-за потери крови и от боли он теряет сознание и падает, ударяясь головой о пол. – Какая жалость, – говорит доктор, доставая из кармана УЗ-пистолет и направляя его на Малакая. – Я не хотел этого делать, но, если не вернетесь добровольно, я не могу рисковать и позволить вам разрушить все, что я создал. Полагаю, вам обоим не повезло, вам выпал тот самый один шанс из десяти, и вы погибли при выходе из состояния Безопасной смерти. Я уставился на дуло пистолета, слишком слабый, чтобы бежать, растерянный и запутавшийся, не в состоянии найти выход. Я слышу дуновение воздуха, когда доктор Прайс выпускает УЗ волну в мою сторону, и, вздрогнув, жду удара. Но это звук не от УЗ залпа, летящего в мою сторону, это Плодожор пронесся мимо меня. – Плохой человек! – кричит дрон, летя прямо в лицо доктору Прайсу, закрывая ему видимость. Я в замешательстве моргаю. Как это возможно? Я выключил дрон перед тем, как войти в состояние Безопасной смерти. Некогда раздумывать. Я хватаю Малакая за ноги и тащу его за криокамеру. Я поворачиваюсь как раз в тот момент, когда доктор Прайс хватает Плодожора и швыряет маленького дрона-спутника через весь зал. Одна из лопастей ротора крошечного дрона повреждается, он больше не может летать. Я вижу, как в сантиметре над его корпусом красными буквами загорается «РЕЖИМ САМОВОССТАНОВЛЕНИЯ». Я быстро отбегаю от Малакая, пытаясь отвлечь от него внимание доктора. Я бросаюсь через проход и ныряю за противоположный ряд криокамер; падая на пол, я чувствую, как воздух вокруг меня вибрирует от УЗ залпов, и откатываюсь. – Не понимаю, – кричу я из своего укрытия, – что с вами случилось? Разве вы не сражались против Хэппи? – Сражался, – эхом доносится ответ доктора, – но теперь в этом нет смысла. – Что это значит? – Я рассчитал шансы на победу для оставшихся людей. Хотите знать, каковы ваши шансы на успех? – Это неважно, – кричу я, медленно двигаясь вдоль капсул. – Это ничего не изменит! – Было время, – голос доктора Прайса теперь ближе, – когда я был таким же, как вы, но горькая правда в том, что добро не всегда побеждает. Я переживу войну, я не позволю больше никому из моих друзей умереть. Присев, я бегу по коридору вдоль криокамер, переступая через провода. – Есть кое-что еще, чего я не понимаю, – выкрикиваю я, останавливаясь за капсулой Дэй. – Почему вы хотите жить в Чистилище? Без возможности что-либо чувствовать, в окружении одурманенных наркотиками людей, которые едва способны думать самостоятельно? – По крайне мере, меня окружают друзья, – отвечает доктор. – Это лучше, чем быть одиноким. – На самом деле они вам не друзья. – Когда-то были, – отвечает доктор Прайс, – но потом они начали умирать. С каждой миссией, которую они выполняли, в каждой попытке победить Хэппи они умирали один за другим. Я больше не мог этого вынести, особенно после Мидуэй-Парка. – И вы просто накачали их наркотиками? – Поначалу нет. Я пытался убедить их, что, возможно, будет лучше спрятаться подальше и наслаждаться оставшимся временем. – Но это не так, разве вы не понимаете? Даже если есть хоть один шанс из ста победить Хэппи, мы должны попытаться! – Ноль целых семь десятых процента, – отвечает доктор. Не думал, что это возможно, но мне вдруг становится еще холоднее. – Что вы сказали? – Вероятность того, что Хэппи можно победить, составляет ноль целых семь десятых процента, и каждую секунду каждого дня Хэппи работает над тем, чтобы уменьшить эту вероятность. – Откуда вы знаете? – Есть и другие программы искусственного интеллекта. Они не настолько продвинуты, как Хэппи, но могут запускать моделирование и сценарии, могут рассчитывать шансы на основе имеющейся информации, составлять алгоритмы для прогнозирования результатов. – Ноль целых семь десятых, – повторяю я, и внезапно кажется, что наркотик, который еще не вывелся из моего организма, усиливает действие. Пандер, Игби, Молли, Малакай, Под, Акими, Кина. – Мне все равно, – отзываюсь я. – Я не сдамся. Можете сказать, что шансов нет вообще, что все бесполезно – я все равно буду сражаться. Накачивать людей наркотиками, заставляя их скрываться против их же воли? Вы чудовище! – Значит, будете сражаться, несмотря ни на что? – Да! – я пытаюсь мельком разглядеть его, медленно обходя криокамеры. «Продолжай тянуть время, – думаю я. – Тяни время, пока не появится возможность». – И вы убедите остальных сражаться? – кричит доктор Прайс. – Да! – Тогда, Лука, я скажу, что это ты чудовище! Ты готов заманить людей на смерть нечестным обещанием победы! Ты готов дать им ложную надежду, которой нет! Готов повести армию детей на верную смерть, чтобы удовлетворить свою потребность верить в то, что, будто, в результате может быть что угодно, только не разрушение. – Не правда! – кричу я. – О, да! – кричит мне доктор Прайс. – Правда, Лука. А теперь я дам тебе последний шанс вернуться со мной в Чистилище. Я увеличу дозу, и ты сможешь прожить остаток дней в блаженстве. Я прислоняюсь к высокой стеклянной трубке и закрываю глаза. – Это не я монстр, – говорю я. – Если бы все мои друзья, моя семья сказали мне, что больше не хотят сражаться, я бы отпустил их, но позволил бы им принимать решение самостоятельно. Вы лишаете свободы воли и заставляете людей подчиняться вашему образу мышления, потому что – что? Не хотите быть одиноким? Вы сошли с ума! Я слышу, как доктор тихо смеется. – Значит, ты принял решение, – отвечает он. – Кто из этих людей тебе дороже всех? – спрашивает он. Я открываю глаза, чувствуя, как адреналин переполняет меня, и наклоняюсь, чтобы разглядеть доктора. Он медленно идет по проходу между рядами капсул, а затем останавливается рядом с капсулой парня, с которым я танцевал. – Что насчет Аликса? – спрашивает он, направляя УЗ-пистолет на стекло трубы. – Как насчет того, чтобы сократить его время в Чистилище?