– Вот что они делали в Арке с тобой, Вудсом и Тайко, – говорю я. – Все верно, – отвечает доктор Прайс, – им нужны трое таких, как вы, чтобы изолировать наниты и выяснить, как они работают. – Я думал, что Хэппи типа в триллион раз умнее всего человечества, – отмечает Малакай. – Почему же она не может самостоятельно определить технологию исцеления? – Это очень интересный вопрос, – отвечает доктор Прайс, – и он сводит искусственный интеллект с ума. – Откуда вы все это знаете? – спрашиваю я. – Ну, в смысле, я знаю, что вы работали на Правительство и каким-то образом получили доступ к планам Хэппи, но как вы узнали, что она пытается узнать технологию исцеления и что Малакай был в Арке? – А вы проницательны, – улыбается доктор Прайс. – Я ведь говорил вам, что технологию Безопасной смерти невозможно обнаружить, поскольку она из ушедшей эпохи? Что ж, эти же технологии можно использовать, чтобы получить доступ к Хэппи без ее ведома. – Тогда почему вы не уничтожите ее изнутри? – спрашивает Малакай. Доктор Прайс смеется: – Благодаря старым технологиям я могу только наблюдать. В голове мелькает картинка – старый настольный компьютер в древней библиотеке – но быстро исчезает, прежде чем полностью сформироваться. – А что будет, когда они узнают, как работает технология исцеления? – спрашивает Малакай. – Третья фаза, – отвечает доктор Прайс с печалью в ласковых глазах. – Третья фаза, когда все закончится. Технология исцеления нужна Хэппи по двум причинам: первая заключается в том, что она сможет разместить по одному Носителю в каждом Регионе Земли, чтобы он направлял новых людей по пути праведности; вторая – чистый источник энергии на все времена. Люди, используемые как аккумуляторные батареи. Она заполнит тысячи бункеров людьми, которые никогда не придут в сознание; спрячет их и будет выкачивать из них энергию, необходимую для питания Земли. – Это… это ужасно, – бормочет Малакай. – В каждом регионе есть Арка – объект, в котором Хэппи будет хранить зарождающуюся жизнь до тех пор, пока не придет время заселить планету после разрушения. – Разрушения? – повторяю я, не уверенный, действительно ли хочу знать, что это значит. – Как только Хэппи получит формулу вечной жизни, она уничтожит жизнь на земле. В конечном итоге человечество вернется в мир под руководством живых Носителей. Хэппи будет следить, чтобы новое поколение человечества не свернуло на путь, по которому шло наше поколение. Она проследит, чтобы Носителям поклонялись и доверяли, чтобы в них видели богов. Хэппи полагает, этого будет достаточно, чтобы удержать человечество на верном пути. И все это время мир будет питаться человеческой энергией, человеческими батареями. Несмотря на то что на меня только что обрушилась невероятная, шокирующая информация, я продолжаю размышлять над первым предложением доктора Прайса: «…формула вечной жизни…» – Постойте… Хотите сказать, что благодаря технологии внутри нас мы с Малакаем не можем умереть? – Нет, – отвечает доктор Прайс, – вовсе нет. Вы можете умереть. Вы же знаете, что можете. – Я-то знаю, – отвечаю я, вспоминая Блю. – Вы можете перестать дышать, но вернетесь к жизни; ваше сердце может перестать биться, и вы все равно вернетесь к жизни; но технологии в вашем теле перестанут исправлять любой нанесенный вам ущерб в случае смерти мозга. Если не будет нейронной активности, то вас уже не вернуть. Но если останетесь невредимы, живы и целы, то не будете стареть, ваше тело всегда будет здоровым, вы не умрете. – Как вампиры, – шепчет Малакай. – И как только Хэппи добудет формулу технологии, сохраняющей жизнь, формулу вечной жизни, тогда у нее будет вся необходимая сила для того, чтобы нажать кнопку перезагрузки мира – и никто ничего не сможет с этим поделать. – И что, это все? – спрашивает Малакай. – Вы просто сдались? Доктор Прайс улыбается и откидывается назад. Кажется, он само спокойствие. – Мы не сдаемся, молодой человек, мы побеждаем. Нас превзошли во всех мыслимых отношениях. Машина может рассчитывать шансы и результаты в миллиард раз быстрее, чем самый умный человек, ее нельзя убить насилием, ядом или временем, ее армия в десять раз больше нашей, она контролирует погоду, у нее есть доступ к оружию, о котором нам и не мечтать… мне продолжать? Единственный способ победить – это не бояться, понимаете? Кажется, я почти понимаю, почему отказ от борьбы есть своего рода победа. Почти понимаю. – Вы правда не боитесь? – спрашиваю я. – Нет, – отвечает доктор Прайс, – совсем. – Однажды, завтра или, может, через год, все исчезнет во мраке? – спрашивает Малакай. – Без предупреждения, без шанса попрощаться? – Все станет прахом без лишних церемоний, – подтверждает доктор Прайс. – Тогда зачем вы сражались в Мидуэй-Парке? – спрашиваю я. – Мидуэй был последней каплей, – объясняет доктор. – Это был последний раз, когда я готов был смириться с гибелью людей. Какое-то время мы сидим в тишине, размышляя над его словами. – Чушь собачья, – наконец, не выдерживает Малакай и встает из-за стола. – Не собираюсь торчать здесь и ждать конца, я лучше умру в битве. – Вы предпочтете стать одним из них? Носителем? – спрашивает доктор Прайс. – Есть участь пострашнее смерти, мистер Баннистер. Малакай, со страхом в виртуальных глазах неуверенно смотрит на пожилого доктора. – Вы правы, – говорит он, – поэтому мы и сражаемся. Малакай бросается к сцене, где бесстрастный оркестр стучит по своим инструментам. Он отталкивает контрабасиста, и музыка резко прекращается, последний звон тарелки эхом разносится по комнате, танцоры перестают танцевать, и приглушенная болтовня стихает. – Люди Чистилища, – обращается он, поднимая обе руки, чтобы привлечь внимание толпы, – ваши братья и сестры там, в реальном мире, умирают, подвергаются пыткам, их используют в качестве Носителей, пока вы сидите здесь, в бездушном комфорте, в ожидании легкой смерти. Вы сражались в Мидуэй-Парке, вы боролись за то, что было правильно, боролись за наше право на жизнь, а не за то, чтобы наши судьбы решались машинами! Пойдемте с нами, со мной и Лукой, и вместе мы можем победить Хэппи! Виртуальная комната погружается в тишину, танцоры, по-прежнему обнимающие друг друга, неподвижны, люди в баре, наряженные в костюмы и платья, смотрят на Малакая. Доктор Прайс улыбается. А затем басист возвращается на сцену, и музыка снова играет. Постояльцы Чистилища продолжают общаться, танцующие снова покачиваются в такт и кружатся, бармен наливает безвкусные напитки, а Малакай, ошеломленно оглядывая комнату, возвращается в кабинку. – Боже, я правда думал, это сработает, – бормочет он, сползая на сиденье. – Если больше никто с нами не идет, – я обращаюсь к доктору Прайсу, – то хотя бы скажите нам, как отсюда выйти. – Я скажу вам, – отвечает старик, – но помните, что Безопасная смерть дает вам девяносто процентов вероятности выживания при каждом выходе. Один шанс из десяти, что наступит смерть мозга. Один к десяти, что вы не вернетесь. – Сколько раз Молли выходила? – спрашиваю я, беспокоясь за безопасность сестры. – Одиннадцать, – отвечает доктор Прайс. – Молли вместе с Дэй Чо и парой других ребят вызвались стать нашими часовыми. Каждый раз, когда срабатывает один из наших беззвучных сигналов тревоги, кто-то из добровольцев автоматически выходит из своей капсулы, чтобы проверить угрозу. – И вы им позволяете? – спрашиваю я. – Вы позволили горстке ребят взять всю опасность на себя? – Они настаивали, – отвечает доктор. – Ваша сестра и другие часовые – очень храбрые молодые люди. – А вы этим пользуетесь, – я встаю. – Рассказывайте, как отсюда выбраться. – Просто выйдите на улицу, – отвечает доктор, снова потягивая свой напиток. – Просто выйти? – переспрашиваю я. – Как только выйдете из отеля, ваша криокамера откроется, и вы вернетесь в реальный мир. Кто угодно и когда угодно может выйти, но никто этого не делает. – Да, – отвечаю я, – вот уж действительно, когда люди напуганы, они готовы поверить всему. Мы с Малакаем покидаем Этсетера Прайса и пробираемся сквозь толпу танцующих. – Я не уйду без Молли, – говорю я другу. – Знаю, – он покачивает головой в такт музыке. – Слушай, а играют они довольно неплохо, и правда привыкаешь. – О чем ты? – отвечаю я, ускоряясь. Мы проходим через вестибюль отеля к лифту. Я нажимаю кнопку вызова, жду. – Встретимся на улице, – говорит Малакай, оглядываясь в сторону выхода. – Чувствую себя странно, хочу поскорее выбраться отсюда. – Что значит «чувствую себя странно»? – спрашиваю я. – Здесь же невозможно ничего чувствовать. – Не, голова просто устала. – Ладно, – говорю я, – увидимся на той стороне. Подъезжает лифт, я захожу внутрь, а Малакай идет к выходу. Я вижу, как он стоит перед изысканно украшенными дверями, разглядывая узоры на матовом стекле, затем тяжелая решетка лифта закрывается, и меня уносит вверх. Пока я стою в шатком старом лифте и наблюдаю, как загораются цифры, когда мы проезжаем этаж за этажом, я чувствую, как меня охватывает спокойствие, своего рода безмятежность, чувство безопасности. Я улыбаюсь старому лифтеру; его не сходящая с лица ухмылка становится шире. – Надеюсь, в этот раз он не упадет, – говорю я, и старый лифтер едва заметно кивает в ответ. Лифт, сотрясаясь, останавливается, я выхожу и направляюсь к комнате Молли. Еще более странные персонажи видеоигр поглядывают на меня из щелей в дверях, тараканы передо мной снуют туда-сюда и разбегаются в разные стороны. Я стучу в дверь Молли и жду, прислушиваясь к скрипам и стонам этого странного места. Дверь открывается, Молли улыбается мне: