– Что, черт возьми, это такое? Плодожор, загораясь красным, встает передо моим лицом, скрывая меня от каждого Москита, который рождается и улетает в небо. Дроны, как Москиты, так и Штурмовики, производятся со скоростью примерно одна штука в секунду, а может, и быстрее. Я очень долго смотрю, уставившись на конвейерные ленты, пока, наконец, не выхожу из шокового состояния. Надо идти. Повернувшись, я бегу к лестнице. Сейчас важно только одно: спасти моих друзей, но на этом этаже их нет. Я спускаюсь на шестьдесят пятый этаж. Судя по форме здания и по сравнению с нижними этажами, коридор здесь должен быть намного, намного меньше. Здесь всего две комнаты, одна напротив другой. Табличка на двери одной из них гласит «ЛАБОРАТОРИЯ. ДОСТУП ЗАПРЕЩЕН», на другой – «ПОСЛЕОПЕРАЦИОННАЯ ПАЛАТА. ДОСТУП ЗАПРЕЩЕН». Я подхожу к двери в лабораторию и дергаю за ручку – заперто. – Плодожор, время? – кричу я. – 11:04, дружок. – Нет, нет, нет! – кричу я, уже не заботясь о том, что меня услышат. «Не успел», – думаю я. Мои друзья там, за дверью, но мне до них не добраться. Вудс станет одним из них через четыре минуты. – Я не смог спасти их, – говорю я хриплым голосом. – Времени нет. Я не спас их. – Дружок, – зовет меня Плодожор, паря возле моего уха. – Что? – Тебе нужно попасть в эту запретную комнату, чтобы спасти своих друзей? – Да, – отвечаю я, чувствуя прилив возрождающейся надежды. – Обычно я так не делаю, нарушать правила нехорошо. Но ради друзей… Маленький дрон опускается на виниловый пол и проскальзывает под дверью в комнату. Я стою в коридоре в полной тишине и жду. До меня доносится очередной рев толпы, тихий, но мощный. Наконец, ручка двери приходит в движение, поворачиваясь сама по себе, и дверь распахивается. – Плодожор, ты гений! – говорю я, вбегая в лабораторию. У дальней стены этого большого помещения десятки экранов, на каждом из которых отображена разнообразная статистика и информация. На полке справа – флаконы с наноботами, а с потолка свисает роботизированное оборудование. Четыре металлических руки, встроенные в пол, наклонены так, что указывают друг на друга, между ними в центре висит яркий шар света, и на одной руке нанесены белой краской по трафарету символы «E4-EX-19». Я вспоминаю, что доктор Ортега называла именно эту комбинацию букв и цифр… но сейчас у меня нет времени. В воздухе парят увеличенного размера голографические проекции Малакая, Вудса и третьего объекта, их тела прозрачны – таким образом врачи и ученые могут видеть каждый работающий внутри них орган. Наконец, в центре самой комнаты в парализующих кроватях лежат мои друзья. Я подбегаю к ним и замираю, узнав третий объект. Тайко Рот. Парень, пытавшийся убить меня. В него выпустили шесть выстрелов, он должен был умереть. В мгновение ока в моей голове мелькают миллионы мыслей: «Это действительно он? Стоит ли его спасать? Он хотел убить меня, зачем мне ему помогать? Он просто еще раз попытается прикончить меня! Так будет правильно. Нет, это неправильно». Я решаю на время позабыть о Тайко. Я подбегаю к парализованным подопытным, сначала к Вудсу. Я вижу, что его глаза заменили на сияющие глаза Хэппи. Всматриваясь внимательнее, вижу, что они еще не полностью зажглись – кажется, свет охватывает радужную оболочку по сегменту за раз. Прямо сейчас остался только один сегмент, который должен загореться. – Плодожор, время? – кричу я, хватая Вудса и стаскивая его с кровати. – 11:06, – отвечает дрон, тревожно порхая из стороны в сторону. «Одна минута. У меня минута, чтобы спасти его». Вудс падает на пол, хватая ртом воздух. – Лука, – произносит он, его механические глаза обращены на меня. – Вудс, как мне помочь тебе? Скажи, как остановить это? – Я знал, что ты придешь, – говорит он, и на его искривленном от боли лице расплывается улыбка. – Что мне делать, Вудс? Как мне остановить ее? – Спасибо, – отвечает он, улыбаясь шире, обнажая щербинку между передними зубами. – Я рад, что в конце концов они меня не получат. Я успеваю отметить, до чего грустная у него улыбка, а потом Вудс убегает из лаборатории через открытую дверь. Я смотрю, как он элегантно поднимает свое большое тело над перилами лестницы шестьдесят пятого этажа. Он падает вниз в полной тишине, слившейся с перехватившим у меня дыханием. – Нет, – говорю я, наконец, вздыхая. – Нет, я мог бы спасти тебя… я мог бы… Перед глазами вспыхивает образ отца, падающего с крыши Вертикали «Черная дорога» и прихватившего с собой одного из солдат Хэппи, чтобы спасти мне жизнь. Я чувствую, как все сжимается в груди, ловлю ртом воздух снова и снова не в состоянии дышать. – Я… я… я… – заикаюсь я, – я мог бы тебя спасти… я… я мог бы… мог спасти… Руки трясутся, когда перед глазами ярко и реалистично всплывают образы падающего отца, Блю, истекающего кровью, вопли Мейбл, атакующих Полоумных, укусы крыс. Свет гаснет, начинает мигать красным, и из динамиков раздается голос Хэппи: – Инцидент на первом этаже. Инициирована полная блокировка. Просканировать и обыскать все этажи. – Я мог бы тебя спасти… мог бы… я… Где-то очень далеко, глубоко в подсознании, запертый в гробу, зарытом глубоко под землей, мой внутренний голос кричит мне встать, кричит, что Тайко еще жив, Малакай тоже жив, и ему нужна моя помощь. – Дружок, – зовет ласковый голос, и я обращаю внимание на бледные розовые огоньки Плодожора. – Я мог бы его спасти, – говорю я крохотному дрону-спутнику. – Я бы его спас. – Невозможно спасти всех, дружок. – Но он не должен был… – Это было его решение. Ты рисковал жизнью, чтобы спасти своих друзей, так? Я киваю, слезы текут по моим щекам. – Я так больше не могу. Я уже стольких потерял, но они продолжают умирать один за другим. – Я разрешаю тебе сдаться, дружок, если хочешь. Но если тебе нужно, чтобы кто-то сказал тебе «встань, продолжай сражаться, никогда не сдавайся» – это я тоже могу. Я вытираю слезы с глаз, руки все еще трясутся, но я уже могу дышать и чувствую, как кислород беззвучно попадает в кровоток, давая мне силы. – Скажи, – прошу я. Огни Плодожора загораются ярче: – Я верю в тебя, дружок! Давай, вставай! Я заставляю себя подняться. Трясущиеся ноги несут меня к кровати Тайко. Я смотрю на парня, который обманул меня, сказал, что простил меня, что, чтобы пережить конец света, мы должны действовать сообща, а затем приклеил мне на спину пластырь «Побега», планируя медленно убивать меня ножом. Я игнорирую его. «Пусть станет одним из них, – думаю я. – Совесть его, небось, не замучает». И стоит в голове промелькнуть мысли: «Убей его!», мне самому становится совестно – не потому, что сама по себе эта мысль жестока, а потому, что так было бы милосердно, и все же я не способен отнять у него жизнь. Я подхожу к кровати Малакая. Сирены продолжают выть, Хэппи отдает приказы. Я хватаю парня – в верхней части радужной оболочки его глаз свет горит только в одном сегменте – и стаскиваю его с кровати. Малакай вдыхает воздух, с криком проталкивая его в свои легкие. – Черт тебя, Лука, а ты не особо спешил! – вздыхает он. – Прости, – говорю я, не в силах думать ни о чем другом. Неожиданно Малакай хватает меня и крепко обнимает обеими руками. – Я люблю тебя, Лука, ты мой герой! – А ты мой, – мычу я в ответ, прижатый лицом в крепких объятиях Малакая к его обнаженному плечу. – План есть? – спрашивает он, механическими глазами осматривая комнату и этажи под нами. – Потому что тысяча девяносто восемь солдат идут сюда, и, если верить этим волшебным глазам, у нас есть секунд пятнадцать. – Меньше, – доносится голос из другого конца комнаты. Я оборачиваюсь и вижу, что Тайко сидит на кровати, его глаза светятся ярко-белым. Хэппи добралась до нас. Он спрыгивает с кровати и направляется ко мне и Малакаю. – Черт, черт! – бормочет Малакай, пятясь назад, еще не оправившись от Блока и последствий паралича.