— Дело в том, что я видела, через какой ад пришлось пройти моему другу. Я имею в виду, что мы четыре месяца ожидали результатов анализа ДНК, и все это время к нему относились не иначе как к террористу. Руководство школы вынудило его оформить отпуск. Он потерял всех друзей. По сей день есть люди, которые смотрят на него так, словно он действительно это сделал, даже после того, как экспертиза доказала обратное. А я ничего не могла предпринять… И мне очень не хотелось ломать чужую жизнь ложным обвинением. — Но не вы же его обвиняли, — заметила Эми. — Обвинение выдвигали представители шерифа. Взгляд Хаспер по-прежнему оставался прикованным к какой-то далекой точке. — Знаю, — наконец сказала она. — Но я не могла отделаться от ощущения того, что какая-то доля моей вины в этом тоже есть. А четыре месяца спустя было уже слишком поздно начинать все сначала. Мне просто хотелось двигаться дальше. — Никогда не бывает слишком поздно, — сказала Эми. — Этот парень все еще делает с другими женщинами то же, что он сделал с вами. Попытайтесь вспомнить как можно больше подробностей, пусть даже они будут очень смутными. А я буду крайне осторожна. Ведь у этого преступника на счету немало жертв, так что если ваш знакомый — не тот, кто совершил все эти преступления, скоро он автоматически исчезнет из списка подозреваемых. Но если окажется, что это он… Последняя сказанная Эми фраза повисла в воздухе. Хаспер глубоко вздохнула и прерывисто выдохнула. Потом положила ладони на сердце. — Боже мой, — сказала она. — Не могу поверить, что все это вновь возвращается. Я… Вы понятия не имеете, что мне пришлось испытать, чтобы наконец похоронить эти воспоминания и… Да что там. Больше всего я хотела именно похоронить их. — Понимаю, понимаю, — ответила Эми. — И, честно говоря, я даже не представляю, насколько это было сложно. Хаспер отерла уголки глаз. — Я ведь правда ничего точно не знаю, слышите? Но было что-то в том, как тот парень двигался. Это напомнило мне об одном типе, учившемся вместе со мной в старшей школе. Он был… Подонок он был, вот что. После того как закончилась учеба в школе, он пошел работать дальнобойщиком в контору своего отца. Это была еще одна причина, по которой я не хотела никому рассказывать о нем. Да он наверняка потом даже и близко ко мне не подходил. Но я вроде как следила за ним после того нападения, потому что я всегда… В общем, было у меня какое-то предчувствие. Последнее, что я слышала о нем — он вроде как попал в серьезную аварию и теперь продолжает работать на своего отца уже в диспетчерской. — Как его зовут? Хаспер снова глубоко вздохнула и сказала: — Уоррен Плотц. Глава 11 Казалось, на какое-то мгновение время остановилось. Моя челюсть просто отвалилась. Эти слова — «продать своего ребенка на черном рынке» — повисли надо мной в облачке словно в каком-то отвратительном комиксе. Бен дернулся в мою сторону, словно бы действительно в это поверил. Или, по крайней мере, счел возможным в те несколько секунд. Я наконец поняла, почему оказалась в кабинете директора и почему они не рассматривали мой случай как обычное дело. Это также объясняло, почему никто не заходил к нам вплоть до того, как забрали Алекса, почему мне прошлым вечером не открыли дверь и отчего нам сегодня пришлось прождать в приемной полтора часа. Если они всерьез верили в только что сказанное мне директрисой, то немудрено, что Алекса пытались спрятать как можно дальше от меня. Я попала в число тех, о ком здешние сотрудники будут еще долго судачить, может, даже выйдя на пенсию: Помнишь ту телку, которая пыталась продать своего ребенка? — Это… это же совершенно… это же неправда, — запинаясь, сказала я. — Это же попросту нелепо. Я бы никогда… Голос подводил меня. Меня бросило в жар. К тому же снова заболела переполнившаяся грудь. Из моих глаз потекли слезы. А из носа — сопли. Все это придало мне окончательно виновный вид. Я хотела отмести это абсурдное обвинение с твердым видом и уверенным взглядом. Но не могла остановить льющийся из меня поток, более того — не могла даже связно выражаться. Тина Андерсон уставилась на меня. Лицо Нэнси Демент превратилось в маску. — В сложившихся обстоятельствах я поняла, что у меня нет иного выбора, кроме как прекратить любые контакты между вами и вашим ребенком, — сказала директриса. — Соответственно, нет возможности даже рассматривать вопрос о том, чтобы отправить ребенка к родственникам или в любое другое место, где вы могли бы увидеться с ним. Распоряжение о принудительном отчуждении будет оформлено примерно к часу дня. Вы имеете право присутствовать во время этого, но я должна предупредить вас о том, что слушание по вопросу принудительного отчуждения проводится в одностороннем порядке. Это означает, что Департамент социальных служб является единственным источником, который вправе предъявлять доказательства. Возможно, у вас будет возможность лично переговорить с судьей во вторник, во время предварительного слушания. И в это самое время мой сын находился в чужих руках. За год, прошедший с момента его зачатия, Алекс, когда-то ставший моей частью, занял прочное место в моей душе. То, что связывало нас, не носило лишь плотский характер. Я бы скорее отдала на отсечение руку, чем рассталась бы с ним. И все же эти женщины, в которых, казалось, не было ни капли сострадания, отобрали его у меня. — Подождите, подождите, — лепетала я. — Это… эти слова о продаже ребенка. В смысле… Это полная ерун… Откуда вообще взялось такое обвинение? — Честно говоря, миссис Баррик, сейчас это далеко не самый важный вопрос. На вашем месте я бы больше беспокоилась насчет обвинения в хранении наркотиков. Если вас осудят, вам грозит длительное тюремное заключение, и вы автоматически лишитесь родительских прав. Вот ваша главная проблема, понимаете? — Нет. Нет, я не понимаю, — воскликнула я. — Кто сказал вам, что я собиралась продать своего ребенка? — Миссис Баррик, замолчите. Иначе мне придется попросить вас уйти. Я впилась в нее взглядом, и с каждой секундой во мне все сильнее закипала ненависть. Да это же настоящий бюрократический робот, который моментально забудет о случившемся и отправится домой к своей семье ровно в четыре тридцать, в то время как моя жизнь катится под откос. Я стиснула зубы и повторила: — Кто утверждает, что я хотела продать своего ребенка? — Сейчас я не могу вам этого сказать. — Не можете сказать? — закричала я, окончательно утратив над собой контроль. — Мадам, мы тут не в игрушки играем. И не спорим из-за ведерка в песочнице. Я пытаюсь выяснить, кому пришло в голову выдвинуть против меня самое ужасное обвинение, которое только можно представить; из-за него вы не позволяете мне повидаться с моим ребенком, а я даже не могу узнать, кому пришла в голову такая чертовщина?! Да это же… — Думаю, вам пора, — произнесла Нэнси Демент, вставая из-за стола. — Я никуда не пойду, пока мне не ответят. — Пожалуйста, сбавьте тон. — Ничего я не сбавлю! — уже кричала я. — Тем не менее вам придется уйти. Тина Андерсон отошла в угол, явно убедив себя в том, что перед ней — полностью спятившая мамаша, вытащила свой сотовый телефон и теперь тихо говорила с кем-то. Бен все еще пытался придать беседе разумный толк. — Миссис Демент, — начал он. — Думаю, будет справедливо, если вы… Но я уже не воспринимала его попытки оставаться в рамках приличий. — Кто сказал, что я хочу продать своего ребенка? — потребовала я. — Миссис Баррик, разговор окончен, — отрезала Нэнси Демент. — Он не закончится, пока вы мне не ответите. Это был анонимный звонок? Или это сделал кто-то из офиса шерифа? Как я могу убедить вас в том, что это полный абсурд, если вы даже не говорите мне, кто оказался способен на подобное? — Вам придется поговорить со своим адвокатом. — У меня НЕТ адвоката. У меня есть двенадцать центов на моем банковском счете и ипотека. А на адвоката не хватает. — Тогда сегодня днем вам его назначат. А сейчас вам придется уйти. — Это еще почему? Может, потому, что я — белое отребье, торгующее наркотой и желающее продать родного ребенка? Так вы обо мне думаете? — Неважно, что я думаю, — сказала Нэнси Демент. — Об этом вы никогда не узнаете. — Понятно. Поверьте мне, я прекрасно понимаю, что тут творится. С такими, как вы, я имею дело лет с двух. Единственное, что вас действительно волнует, — как бы сохранить работу до выхода на пенсию. Сейчас вы начнете твердить, что пытаетесь действовать в интересах ребенка, но эти слова будут произносить только ваши губы, а не рассудок. Вы даже не представляете себе, что на самом деле означают такие слова. Поэтому если вы… Раздался короткий стук, а затем дверь в ее кабинет открылась. Двое выглядевших крайне нахально заместителей шерифа округа Огаста, облаченные в кевларовые жилеты, словно ожидая как минимум атаки Супермена, с бряцающим на поясах оружием, чуть ли не перебежкой пересекли комнату по направлению ко мне. Один был дылдой под два метра ростом. В другом было на пару дюймов меньше. А весили они явно больше ста килограммов. Тот, который был повыше, коротко взглянул на Нэнси Демент. Меньший сфокусировался на мне. — Мэм, почему бы вам не выйти с нами? — сказал он. — Я никуда не пойду, — раздраженно заявила я. — Пожалуйста, мэм, просто проследуйте за нами, — повторил он. — Офицер, это совершенно ни к чему, — сказал Бен, поднимаясь со стула и пытаясь встать между мной и полицейским. — Сэр, вас это не касается, — прорычал тот. — Я ее муж. Так что наверняка меня это касается. Здоровенным предплечьем полицейский легко отшвырнул в сторону Бена, который весил минимум на тридцать килограммов меньше, и потянулся к моей руке. — Не трогайте меня! — закричала я, отмахиваясь и пытаясь отодвинуться. Он агрессивно дернулся вперед, словно заполнив собой все пространство перед моими глазами. — А ну, быстро, — сказал он, пытаясь схватить меня за плечи. Я попыталась отмахнуться от него тыльной стороной ладони, лишь бы не дать ему прикоснуться ко мне. Моя рука, ударившись о его ладонь, чисто случайно отскочила по направлению к его щеке.