– Как только разберемся с Сейнтом, от него останутся огромные торговые пути. Уж кто знает о делах Сейнта, так это рулевой его теневого корабля. Вот в чем оборотная сторона ее плана. Голландия хотела не только отомстить, но и заполучить торговое дело. – Мне это неинтересно, – безэмоционально ответил Уэст. – А станет, – ответила Голландия, смотря на него в ответ. – Такой человек, как я, мог бы пустить в дело таланты таких, как ты. Твое время не будет потрачено зря. Я закусила губу, с осторожностью наблюдая за Уэстом. Его непроницаемое выражение лица скрывало истинные мысли. – Если слухи, которые я слышала о тебе, правдивы, то ты способен со всем справиться. – Ты ничего обо мне не знаешь, – ответил он. – Ох, а я думаю обратное, – улыбнулась Голландия. Жуткая тишина наполнила пространство между нами, и взгляд женщины снова остановился на мне. Она встала, ровно сложила салфетку и положила ее на стол. – Пойдем, Фейбл. Хочу кое-что тебе показать. Семнадцать За распахнутыми дверьми «Дома Азимут» слепили лучи полуденного солнца. Голландия блестящей фигурой стояла на вершине лестницы. Она казалась неземной, став спускаться на улицу – ее длинные седые волосы рассыпались по вышитой золотыми нитками мантии, которая парила за ней. Уэст медлил на верхней ступени, наблюдая за женщиной. Его пальто распахнуто, воротник белой рубашки расстегнут, а уложенные вчера волосы растрепаны ветром. – Не нравится мне это, – тихо проговорил он. – Мне тоже, – пробормотал Клов за моей спиной. Взгляд Уэста переметнулся на виднеющийся вдали порт. Однако разглядеть корабли было невозможно. К этому моменту команда «Мэриголд» начнет волноваться, а раз капитан порта на крючке у Голландии, то она будет внимательно следить за ними. Я надеялась только на то, что они затаятся и будут выжидать, как им и приказал Уэст. Голландия поочередно взглянула на нас с невысказанным вопросом в глазах, отчего мне стало не по себе. Мы больше не в Узком проливе, но правила никто не отменял. Чем меньше она знает, кем мне приходятся Уэст и Клов, тем лучше. Мы спустились за ней по лестнице на улицу. Казалось, что весь город уже вовсю работает. От моих глаз, как и от Уэста, не скрылось, как каждый прохожий посматривал на проходящую мимо Голландию. Уэст смотрел по сторонам, всматриваясь в окна и переулки, и с каждой минутой меня все больше волновало его молчание. Клов подробно так и не рассказал мне, какие поручения Уэст выполнял для моего отца, но я услышала достаточно, чтобы начать волноваться о том, на что Уэст способен. Что он будет готов сделать, если решит, что Голландия опасна, и чем ему это грозит. Вчера я еще боялась, что никогда с ним больше не встречусь. Сейчас же это всепоглощающее чувство вернулось, грузом упав на мою грудь, и я подошла ближе к нему. Рука Уэста приблизилась к моей, но он так и не взял мою ладонь, а только сжал руку в кулак. Будто в любой момент был готов схватить меня и направиться к порту. В глубине души я этого и желала, но в Узком проливе происходил переворот. Золу убили, а Голландия направила свой интерес на Сейнта. Если не брать в расчет кровопролитие, это не предвещало ничего хорошего для «Мэриголд». Так что если мы собирались работать на опережение, нужно знать, что нас ожидает. Монеты за пазухой идущего рядом со мной Клова позвякивали. Он не принял предложение Голландии оставить деньги у нее на хранение, отчего сейчас привлекал внимание почти каждого на улице, пока мы направлялись к дальнему пирсу на южной стороне Бастиана. Нарисованный герб Голландии красовался на брусчатке личного причала, вытянувшегося в глубь гавани настолько, что у него с легкостью могли пришвартоваться три корабля. Подобного я не видела в Узком проливе: пирс больше походил на маленький порт. Как только мы подошли ко входу, двери открыли стоящие рядом с ними мужчины. Голландия не замедлила шаг и пошла по центральному проходу, заполненному бесчисленными палатками. Прямоугольные мастерские разделяли отполированные деревянные балки, а каждый рабочий носил передник, на кожаной поверхности которого был выжжен герб Голландии. В Серосе таких рабочих не найти. Каждый был чист и одет в белую рубашку, а волосы зачесаны назад или заплетены. Голландия поддерживала свое торговое пространство, как и дом. В чистоте. Однако никто из рабочих не поднял на нее взгляда, что выдало их страх перед ней. Мой взгляд пробежался по людям в палатках. Похожие на торговцев самоцветами люди чистили камни, шлифовали необработанные рубины и ровняли отколотые кусочки сапфиров. Я замедлилась, заметив мужчину, ограняющего желтый алмаз. Его движения были быстры, он, не глядя, делал надрезы на камне по памяти. Закончив, мужчина отложил алмаз и взялся за другой. – Все это я создала за последние сорок лет, – прозвучал за мной голос Голландии. – Все это бросила Изольда. Вопрос – почему? Он не покидал меня с того момента, как «Луна» пришвартовалась в порту. Бастиан великолепен. Если здесь и были трущобы, то мне еще предстояло их отыскать. Всем известно, что в городе много рабочих мест, отчего многие люди уплывали сюда из Узкого пролива для дальнейшего обучения или в поиске новых возможностей. Что же выудило Изольду из Безымянного моря? Я оглянулась на Уэста. Он стоял посреди прохода, осматривая огромный пирс. – Нам не стоит быть здесь, – внезапно заявил он и запустил пальцы в волосы, откидывая их с лица знакомым движением – Уэст нервничал. Дело не только в Голландии. Его волновало что-то еще. Проход перешел в длинный коридор. Голландия, не дожидаясь нас, уверенно зашагала к трем мужчинам, стоявшим у дверного проема, украшенного занавесками из плотного бархата. Голландия сняла с рук перчатки и расстегнула мантию, заходя внутрь. Клов сел в кожаное кресло около двери, и она взглянула на него. Один из мужчин поджег длинную спичку и зажег свечи на стенах, отчего темная комната осветилась. Само помещение напоминало аванпост Сейнта в Пинче, только в более изысканной и роскошной форме. На стенах висели карты: края суши обрамляли красные линии, я еле сдержалась, чтобы не поднять руку и не провести по ним пальцами. Это карты для погружений. – Ты ныряльщица, – сказала Голландия, наблюдая, как я изучаю их. – Как и твоя мама. – Да. Покачивая головой, она слегка рассмеялась. – Но не только это я не понимала в ней. – Ее голос затих. – Она была неугомонной. Не думаю, что в этом мире что-то могло успокоить бушующее в ней море. Но я понимала, что это неправда. Та Изольда, которую я знала, была спокойна, как глубинные воды. Возможно, Голландия и рассказывала о ее чертах, но они исчезли с появлением Сейнта. С появлением меня. Я рассматривала корешки книг, стоящих на полках, пока мой взгляд не упал на стеклянный ларец на столе. Он пустовал. Внутри него покоилась маленькая атласная подушечка, а перед ней была установлена табличка с гравировкой, которую я не смогла прочитать. Голландия получала удовольствие от моего интереса. – Полуночник, – проговорила она, заметив мой взгляд на ларец, и положила руку на него, стукнув кольцом по стеклу. Я наклонила голову набок, посмотрев на нее. Полуночник – камень, о котором все только слышали, но не видели. Поэтому если бы он у нее был, то она бы выставила его на торжестве. – Об этом она тоже тебе не рассказала? – усмехнулась Голландия. – О чем? – Той ночью, когда исчезла Изольда, из ларца пропал и полуночник. Нахмурившись, я скрестила на груди руки. – Моя мама не воровка. – Таковой я ее и не считала. – Голландия села на плюшевое кресло, положив руку на подлокотник. – Ты когда-нибудь видела его? Полуночник? Она знала ответ. Никто его не видел. Все, что я знаю о камне, я услышала из историй суеверных матросов и торговцев. – Довольно необычный самоцвет. Черный как смоль, с фиолетовыми вкраплениями, – сказала она. – Его нашли при погружении в Скоплении Юри. Я знала это название по картам Безымянного моря. В том месте объединялось несколько рифов. – Его обнаружила Изольда. Расцепившись, мои руки опустились. Рядом стоящий Уэст всматривался в мое лицо в поисках любого намека на правду. – Ложь. Она бы мне рассказала. – Мой взгляд метнулся к Клову, который старался не привлекать к себе внимания. Он наконец встретился со мной глазами и склонил голову набок. Это правда. – Уверена? – настаивала Голландия. – Каждый уважаемый торговец и оба Торговых совета присутствовали на его торжественном показе в «Доме Азимут», и каждый из них подтвердит, что полуночник не миф. – Голландия приподняла подбородок. – С ним бы все изменилось. Торговля бы пошла в гору. Но всего через пару дней Изольда испарилась. Как и полуночник. Я уставилась на нее, не зная, что сказать. В ее тоне было слышно обвинение. Подозрение. – Мне ничего не известно о полуночнике, – ответила я. – Х-м-м. – Голландия сжала губы. Не знаю, поверила она мне или нет, но я не лгала. Ни разу в жизни не слышала, чтобы мама упоминала его. Стук в дверь нарушил повисшую между нами тишину и сковывающее Голландию напряжение. – Войди. Дверь открылась, за ней в ожидании стоял молодой человек ненамного старше меня, зажав под мышкой свиток пергаментов, перетянутый кожаной лентой. – Ты опоздал, – презрительно бросила Голландия. – Тебя кто-нибудь видел? – Нет. – Войдя в помещение, он остановил свой ледяной взгляд на ней. Я не замечала, чтобы кто-нибудь с таким выражением смотрел на Голландию. Бесцеремонно. Он в ожидании встал у ее стола, держа в покрытых шрамами руках пергаменты. Это шрамы серебряных дел мастера: они рубцевали костяшки его пальцев и тянулись по ладоням. Поднимались по его рукам и исчезли под закатанными рукавами. Чуть ниже локтя, на предплечье виднелась черная татуировка. Две переплетенные змеи, каждая из которых пожирала хвост другой. Я сделала шаг вперед, рассматривая ее. Такая же татуировка была у Остера. В том же самом месте. Взгляд Уэста скользнул по мужчине. Он это заметил. Я никогда не спрашивала Остера о татуировке. Торговцы часто их набивали. Но если он из Бастиана, то это не может быть случайным совпадением.