Голос Плакальщицы удаляется — это плохо, но видения еще продолжаются — это хорошо. Я тоже хочу! Отстань! Дай досмотреть! Скоро конец коридора… И конец счастья. Я тоже хочу посмотреть! Ощущение, будто я под водой. Чувствую вмешательство: голова против моей воли медленно поворачивается, а глаза поднимаются. Время по-прежнему течет еле-еле. Мельком замечаю идущего сзади наемника: его правая нога едва заметно движется вверх. Коридор. В нем небольшая ниша, исчерченная горящими кроваво-красными рунами. Её перегораживает решетка, за которой женщина. Нет, девушка! С фигурой невиданной красоты, узкой талией и высокой грудью. На ней лишь прозрачное белое платье. Она совершенна! Нарастает восторг и возбуждение. Взгляд скользит по углублению между ног, по плоскому животу, торчащим соскам. Я хочу продолжать смотреть на тело, но еще больше я хочу увидеть лицо. Манящие ключицы, тонкая шея. Уже совсем скоро! Подбородок, приоткрытые губы, из которых льется эта божественная музыка, дарующая сны наяву. И вот наконец глаза. Прекрасные красные провалы глаз с горящим в них огнем. Только я могу смотреть в них! Только я могу любоваться этим телом, все остальные оскверняют его! Своими похотливыми взглядами, грязными мыслями, неуместным присутствием! Они должны умереть! Время пробивает плотину и потоком обрушивается на меня. Я выхватываю пистолет и навожу его на идущего за мной наемника. Умри! Она только моя! Я жму спуск, и в следующий миг наступает темнота. Открываю глаза: потолок подземелья медленно плывет сверху. Красные символы на нем складываются в слова: «Убей! Сожги! Сожри!» Смотрю ниже: мои ноги связаны, и их кто-то несет. Знакомая рожа! Это один из тех, кто хотел завладеть ей! Изворачиваюсь и бью обеими ногами в грудь. Перепонки рвут крики. Как же тяжело их воспринимать после того, как я слышал ее песню. Темнота вновь накрывает меня. Стационарная Камера № 00123 продолжает запись. Место действия: морг больницы им. Исаковского. Режим: запись для закрытого канала. На каталке лежит накрытое белой простыней тело. К нему подходит охотник № З-435, временное имя — Ирина. Замирает и две минуты стоит неподвижно. Датчики показывают учащенное сердцебиение и повышенное потоотделение. Пометить как, возможно, важное: у охотника никогда не было таких отклонений от нормы — необходима дополнительная проверка. Резким движением Ирина срывает простыню. На каталке лежат останки охотника № З-799, временное имя Мэйсон. У него отсутствует левая рука, правый глаз, вырезан чип. Ноги по колено почти отсечены тупым тяжелым предметом. Девяносто пять процентов тела повреждены. Из груди торчат белые кости ребер. Гениталии выжжены. У Ирины вырывается протяжный стон, она подходит и грудью прижимается к оголенным ребрам, а щекой к обожженной щеке охотника… Кусок плоти отслаивается, и обнажаются зубы. Три минуты женщина стоит неподвижно, она рыдает. Потом поднимает голову и смотрит в пустые глазницы. — Любимый, — шепчет она и гладит рукой рубцы на лице Мэйсона, — мой хороший. Тебе холодно? Температура тела соответствует температуре в морге: пятнадцать градусов Цельсия. Ирина резко выпрямляется и быстро снимает с себя всю одежду. Немного двигает тело Мэйсона и ложится рядом. Ее рука обнимает его за ребра, а ногу она закидывает ему на бедро. Подбородок прижат к плечу мертвого мужчины. — Я согрею тебя, сладкий мой, — шепчет она, — я вся горю, когда ты рядом… а потом… Ее лицо искажается, датчики показывают, что пульс подскакивает до верхней границы допустимого. — А потом я найду их всех! Отберу твой чип. Возьму по кусочку каждого из них и соберу тебе новое тело, — она целует его в ухо, на секунду мелькает язык. — И мы сможем снова делать то, что любим больше всего: наслаждаться друг другом и убивать! Она замолкает и десять минут лежит рядом. Ее пульс приходит в норму. — Помнишь твое первое задание? Я всегда смеюсь, когда вспоминаю. Как я недоглядела, и ты совсем неаккуратно убрал ту потаскуху. Вообще, не было похоже на самоубийство… По-моему, даже в ноздрях у тебя осталась ее кровь. И как ты защищал меня перед Вершителями, взяв все на себя. Помнишь? Улыбка на лице Ирины. Ее глаза закрыты. — А наш первый поцелуй? Я ведь уже взялась за нож, чтобы убить тебя. И тут твои губы. Именно тогда я поняла твой потенциал и не ошиблась. Ее колено скользит по его переломанным ногам, сдирая корки запекшейся крови и обожженную кожу. — Я подумала над твоим предложением, любимый. Я согласна! Пора завести маленького. Думаю, я стану хорошей матерью… Может, прямо сейчас? Охотник № З-435 садится сверху на тело охотника № З-799 и начинает двигать бедрами, ускоряя темп. Мы сидим напротив друг друга в одинаковых креслах-качалках, я и Роберт в камуфляжном костюме с нашивками майора. Вокруг тишина и темнота, сверху льется красный свет, за ним мир кончается. — Плакальщицу должен был слушать я, — зло говорит Роберт, поглаживая отрубленную голову мудреца Вэйжа, лежащую у него на коленях. — Мои воспоминания важнее твоих сопливых грез. Я пытаюсь вскочить, чтобы задушить его, но не могу подняться. Кресло лишь слабо качается, следуя моим рывкам: я привязан. — Ты просто мясник! — ору я, и слюни летят далеко вперед. — Много пользы вспоминать, как ты резал ни в чем не повинных людей. — Я хоть что-то делаю, — на его губах надменная ухмылка, и он высокомерно поднимает голову; темное пятно на колене стремительно разрастается, — ты же просто сдох по пьяной лавочке. Снова бросаюсь к нему, и — о чудо! — я свободен, мои руки вцепляются в мускулистую шею. Пальцы белеют от напряжения. Вот сейчас глаза нальются кровью и лопнут! Всматриваюсь в его лицо. Только теперь это не Роберт, а я. А в широких зрачках вижу свое отражение — изувеченное, обгоревшее, искаженное гневом лицо Мэйсона. Я в ужасе отскакиваю, по спине льется пот, что-то упирается мне в ногу, опускаю глаза: голова Вэйжа смотрит на меня. — Все, Серёжа, все, ты дома. Скоро все пройдет. Я набираю в легкие весь воздух, что могу, и кричу. И просыпаюсь от своего крика. Я в кровати в просторной светлой комнате, рядом Кирилл. — Ну что, есть желание меня убить? — говорит он и улыбается. Прислушиваюсь к своим ощущениям и с облегчением расслабляю мышцы. Нет. Я знаю, что Кирилл — мой друг, если, конечно, он — не очередное наваждение Плакальщицы. — Тогда отдыхай, ты утомлен, — в его руке стандартный стакан с соком. Как же здорово, когда люди имеют такие простые и понятные привычки! — Ты в ближайшее время нам не нужен. Судья не обманул: на дисках есть все. Самое сложное теперь — вычленить необходимое и сделать это быстро. Я позову тебя, если понадобишься. Коляска катится к открытой двери. Уже в проеме Кирилл останавливает ее и оборачивается: — Дайте ему снотворное, — говорит он кому-то, стоящему в изголовье моей кровати, — а потом можете развязать. Я сидел в главном зале и изучал карту района, где предположительно охотники удерживали Софью. Кроме меня, в огромном помещении никого не было: все, рассыпавшись по штабу, почти круглосуточно смотрели видео, которые подобрал им Кирилл, кто вместе с друзьями, кто в одиночестве. До общего сбора оставалось меньше двух суток. Время поджимало: охотники активизировались и рыскали по всему городу — следовало нанести удар до того, как они найдут нас. Я пытался анализировать ситуацию, но встреча с Плакальщицей не прошла даром: мысли постоянно возвращались к ней или к Софье. Я даже не мог тосковать: всплывали кадры из прошлого и замещали настоящее, на какое-то время создавая иллюзию, что я там, где все хорошо, светло и понятно. Для ознакомления Кирилл и мне скинул видео об истории Протолан, но я тянул с просмотром, понимая, что чем позже увижу его, тем лучше пойму. Катюша идет! За спиной послышались шаги, и через секунду я уловил едва ощутимый запах персикового шампуня. Скрипнул стул, мелькнули рыжие волосы. — Привет! — я обернулся, и не без участия Роберта широко улыбнулся. — Это я тебя ударила, — тихо сказала девушка, накрывая своей ладонью мою, — прости, я не знала, что еще можно сделать. — Ты спасла мне жизнь! И тому парню — Славе — тоже. Думаю, со второго раза я мог и лучше попасть. Она засмеялась и сжала пальцы. Волна возбуждения Роберта захлестнула меня. — Да, я в первый раз обрадовалась, что ты хреновый стрелок. Несколько раз я раньше видел ее улыбку, но смех слышал впервые; ее и без того молодое лицо стало почти детским, прядка рыжих волос выползла из-за уха и упала на щеку. Преждевременно повзрослевшее дитя нашего мира. — Славу, кстати, только что видела в общем зале, его рука почти зажила.