С каждым утром я становлюсь все более далекой от этого. Интересно, буду ли я когда-нибудь чувствовать себя нормальной, как они. Мне все больше и больше кажется, что я никогда не была нормальной и никогда не буду. Хорошо, что Фиона и ее семья позволили мне остаться, я благодарна им. Но я постоянно напоминаю себе, что мне здесь не место. Доброта Фионы этого не изменит. Пока я живу здесь, я стараюсь быть полезной. Вот и все. Остальное зависит от меня. Большая часть моей работы по дому не позволяет мне находиться в передней части магазина, где Фиона работает продавцом, поэтому я почти не вижу ее в течение дня. Ее отец любит держать ее у прилавка, потому что она красивая и дружелюбная. Он думает, что это делает людей более сговорчивыми и они покупают больше. Возможно, он прав. Фиона умеет обращаться с людьми. Многие из клиентов – красивые парни из деревни, которые останавливаются здесь только для того, чтобы поговорить с ней. Хотя мои мысли охвачены ужасом темноты и сомнений, один вопрос прожигает насквозь – где Мадс? Почему он не пришел? Я ненавижу, что не знаю ответа. Ненавижу, что продолжаю гадать – это все, что я делаю. Я люблю Фиону, ее нежную мягкость, ее солнечную улыбку, ее бесконечную уверенность – но именно Мадс всегда помогал мне чувствовать себя уверенно, ощущать стабильность. Но Мадса нигде не видно. Он не заходил в магазин, хотя должен знать, где я сейчас живу. Должно быть, кто-то рассказал ему, что случилось. В таком месте, как Астра, секреты имеют обыкновение быстро всплывать наружу. Почему-то не могу поверить, что остальной мир не изменился навсегда, как изменилась я. Что смерть моей матери не расколола небеса, не заставила птиц плавать, а рыб летать. Я прерывисто вздыхаю, неся тяжелый мешок с мукой в заднюю часть лавки. Меня в основном отправляют на склад, где я провожу инвентаризацию и взвешиваю товары, чтобы их можно было перенести в магазин и продать. В тех редких случаях, когда мне разрешают войти в магазин, я расставляю товары по полкам. Мне не положено ни с кем разговаривать, хотя не похоже, чтобы кто-то особенно хотел завязать разговор с местным изгоем, но я следую четким указаниям держаться подальше от посторонних глаз и избегать неприятностей. Моя единственная надежда – Данн найдет убийц Ма и накажет их. Я цепляюсь за эту мысль, когда все вокруг кажется мне особенно мрачным. По крайней мере, я добьюсь справедливости. Ма добьется справедливости. – Шай, – приветствует меня Хьюго, отец Фионы, входя в кладовую, – когда ты закончишь взвешивать рис, ты можешь пойти в лавку и положить его на полку. Я киваю, наблюдая, как он и его старший сын Томас раскладывают сегодняшнюю доставку и уходят, не сказав больше ни слова. С каждым днем поставки становятся все меньше, хотя и раньше они были не очень большими. Самой трудной работой до сих пор было держать полки наполненными. Я высыпаю последнюю порцию риса из пакета в контейнер поменьше. Когда его распродадут и съедят, в городе больше не останется риса. После, и это не займет много времени, у нас закончится зерно. Астра медленно умирает с голоду. Я выкидываю эту мысль из головы и беру контейнеры с рисом. Утреннее солнце, льющееся из больших витринных окон, заливает магазин. Я моргаю, давая глазам время привыкнуть. Сегодня магазин кажется больше, так как товары распродаются, а заменить их становится нечем. Все большие участки пыльного коричневого пола и полок обнажаются, когда клиенты приходят и уходят, понемногу забирая все. Хьюго прикладывает доблестные усилия, чтобы сохранить приличный вид магазина, он тщательно вычищен и опрятен, но интересно, что произойдет, когда на полках не останется ничего. Мои мысли обрываются, когда я вижу отца Мадса на другом конце магазина. И сердце начинает бешено колотиться. Он укладывает свои скудные покупки в рюкзак и не замечает моего приближения. – Простите, сэр, – осмеливаюсь я похлопать его по плечу. Он оборачивается и, кажется, не рад меня видеть. Проклятая девчонка, с которой его сын проводит слишком много времени, – мне было интересно, где именно… – Маддокс ушел к бардам. У меня вырывается слабый вздох. – Но зачем? Отец почесывает бороду и вздыхает. – Думаю, из-за тебя. – Из-за меня? – прежде чем я успеваю произнести хоть слово или спросить, когда он вернется, отец Мадса резко поворачивается и уходит. Я стою, не в силах двинуться от шока, пока клиент грубо не отталкивает меня с дороги. Я отхожу в сторону и кладу рис на полоку. – Что она здесь делает? – я слышу, как женщина шипит через прилавок Фионе, расплачиваясь за маленький пакетик степной муки. – Разве эта благотворительность не продолжается уже достаточно долго? – Шай теперь наша семья. Это и ее дом тоже. Женщина расплачивается с Фионой, раздраженно фыркая, и уходит. Когда Фиона ловит мой взгляд, я опускаю глаза. Стыд обжигает мне лицо. Потому что это правда – ее семья относилась ко мне, как к родной, пусть даже остальная Астра хотела бы, чтобы меня тоже нашли мертвой. Но Мадс пошел к бардам ради меня. У меня кружится голова даже от малейшего проблеска надежды. Возможно, существует какой-то шанс добиться справедливости. Если я подожду еще немного, все будет хорошо. Это, конечно, благородный поступок. Вероятно, я все это время видела его в неверном свете. Я могу влюбиться в человека, который ищет справедливости ради меня. Внезапно все ужасные чувства, которые душили меня, начинают понемногу отступать, уступая место чему-то другому: легкому трепету в груди. Шепоту веры. – Шай, иди посмотри на это! – лицо Фионы светлеет, когда она машет мне рукой из-за прилавка. В руке у нее изящный серебряный гребень для волос, инкрустированный цветным стеклом. Он похож на бабочку, пойманную в полете, и отражает свет, когда Фиона наклоняет его в руке. Шепот веры наполняет меня простой радостью от осознания его красоты. – Мисс Инес только что обменяла его на мешок степной муки. Сказала, что гребень хранился в ее семье в течение шести поколений. – Должно быть, она уже обменяла свои манеры, – бормочу я, и Фиона хихикает. Кончики моих пальцев скользят по гребню. Изящный узор далеко не так хорош, но он немного напоминает мне узор на уздечке, которую я видела на лошади Равода. Я не могу удержаться от того, чтобы представить, как гребень будет выглядеть в моих волосах. – Папа не любит, когда я меняю продукты на что-то чисто декоративное, – говорит Фиона, – но я не могла устоять. Это слишком красиво. – Но это явно дорого. Стоит гораздо больше, чем мешок муки. Фиона закатывает глаза и подражает глубокому деловому голосу Хьюго, что всегда заставляет меня смеяться. – Людям нужны практичные вещи, – говорит она. Затем, посерьезнев, добавляет: – Мы не можем его перепродать. Любой посмотрит на это и скажет, что серебра недостаточно, чтобы сделать из него что-нибудь полезное. И все равно, насколько это красиво. – Ты должна сохранить его, – говорю я. Фиона тихо улыбается, любуясь крошечным гребнем. – Может быть, сейчас, – говорит она, – даже если нет повода носить его, это приятное напоминание. Мы должны держаться за красивые вещи, пока они у нас есть. Ее слова заставляют меня вспомнить о маме. Ее улыбке. Ее нежных руках. Ее теплых объятиях. Прекрасные вещи, которые я не смогла удержать. Что бы сделала мама, если бы была здесь? Я беру у Фионы гребень и втыкаю ей в волосы. Он ловит свет среди золотых волос Фионы, как будто всегда был там. Мне удается улыбнуться. – Идеально. * * * В конце дня перед закрытием магазина Фиона подметает пол. Я потягиваюсь, тело болит от того, что приходится стоять часами, – эта работа отличается от фермерства, она по-своему утомительная. Я сдерживаю зевок, Фиона заканчивает вытирать пыль с прилавка и подходит к полкам. Я уже представляю, как свернусь калачиком на кровати, закрою глаза и отгорожусь от остального мира, когда дверь магазина открывается. Все во мне опускается. – Констебль Данн, всегда рада вас видеть! – даже я слышу напряжение в голосе Фионы, когда она украдкой смотрит на меня. Это то, о чем я думаю? Данн снимает широкополую шляпу. – Добрый вечер, Фиона, – он даже не потрудился повернуться ко мне. – Шай. Это не сулит ничего хорошего. Я откладываю в сторону метлу и подхожу к нему. – Есть новости? – спрашиваю я. – Вы нашли убийцу? Он теребит шляпу, и я считаю секунды, пока он наконец не поднимает взгляд на меня. – Это опасное слово, Шай. Мы не знаем, что произошло той ночью. Мы не можем делать поспешных выводов. – Поспешные выводы? Я видела кинжал! Весь пол был в крови! – Послушай, Шай… – Я не знаю, что вы нашли или не нашли, но вам нужно продолжать поиски. – Мой мозг начинает лихорадочно работать. Фиона подходит ко мне и обнимает за плечи. – А как насчет следов на дороге? Или на кинжале? Конечно, они должны быть… – Шай, – его голос спокоен, но тверд, – все кончено. Фиона сжимает мое плечо, но я вырываюсь, мои глаза блестят от ярости. – Я не понимаю. Вы обещали мне, констебль. В тот день. Вы меня уверяли, – это были лживые слова, – я думала, вы человек слова. Или это неправда? Фиона задыхается. – Будь осторожна, малышка, – произносит Данн сквозь зубы. – Возможно, наша доброта заставила тебя забыть о том, где твое место. Тебе нужно оставить все, что произошло, позади. – Данн надевает шляпу. Я сжимаю ручку метлы, чтобы за что-нибудь держаться. Костяшки пальцев белеют. – Я знаю, это трудно. И это не то, что ты хочешь услышать. Но больше ничего сделать нельзя, – он поворачивается, чтобы уйти. – Значит, слово «справедливость» в этом городе означает «сдаться»? – кричу я ему в спину. – Значит, теперь мне остается потерять надежду? Притворяться, что мамы и Кирана никогда не было? Забыть? – Прошло почти две недели, а новых зацепок нет. Больше я ничего не могу сделать, – говорит Данн, – пора начинать двигаться вперед. У тебя еще много всего впереди. Это то, чего хотела бы твоя мама. Я чуть не сломала метлу, так сильно вцепилась в нее. – Как вы смеете предполагать, чего бы она хотела, – шиплю я тихо. – Оставь его в покое, – говорит Фиона, следя, как дверь широко распахивается и снова закрывается. Когда становится ясно, что он ушел, она теребит меня за плечо, чтобы снять напряжение. – Шай, ты не можешь бросаться такими обвинениями.