Я бросаю метлу на пол и кладу голову на руки, навалившись на стойку. В голове стучит, и я никак не могу выкинуть из головы слова Данна, которые привели меня в бешенство. Я провожу руками по волосам, и мне кажется, что стены магазина нависают надо мной. – А почему бы и нет? – хотя мои глаза открыты, я вижу лишь темноту. – Мне больше нечего терять. Как только я это говорю, мне хочется взять свои слова обратно. Увидев вспышку боли на лице Фионы, я почти готова извиниться. Но все дело в словах. Как только ты их произнесешь, пути назад уже не будет. Остаток вечера мы не разговариваем. Глава 7 Мои сны полны кошмаров. Шепот в темноте и глаза, нацеленные на меня, словно у хищника, готового напасть. Мое тело становится тяжелым и вялым, я не могу ни бежать, ни сражаться. Я могу только слабо сопротивляться, но чем больше я пытаюсь, тем ближе подкрадывается тьма, ее когти все глубже погружаются в мою кожу, пока я не падаю в чернильную черноту. Я приподнимаюсь на локтях. Бешено колотящееся сердце замедляется, когда я успокаиваюсь. Я лежу в постели у камина в комнате Фионы. Пламя догорело, оставив тлеющие угли; должно быть, уже далеко за полночь. Сев поудобнее, я протираю глаза. Лоб покрыт холодным потом, а руки болят: я сжимаю кулаки во сне. – Это то, чего хотела бы твоя мама, – безжалостно повторяет эхо, но я знаю, это неправда. Не раздумывая, я сбрасываю с ног старое одеяло и поднимаюсь, хватая одежду и обувь. Я жду, пока не окажусь по другую сторону двери, прежде чем надеть все и тихо спуститься по лестнице. Мне нужно вернуться домой, я должна увидеть все своими глазами. Может быть, я найду какую-нибудь зацепку, которую упустил Данн. Я спускаюсь в магазин, направляясь к двери. Я вернусь до рассвета. Они даже не узнают, что я уходила. – Шай, – я замираю, когда слышу за спиной удивленный голос Фионы, – куда это ты собралась? Я поворачиваюсь к Фионе и даже в тусклом свете вижу, что ее лицо заметно омрачено беспокойством. Не знаю, что ей сказать. Дни, проведенные в магазине, кажутся мне непроглядным туманом. Я словно брожу с завязанными глазами в шторм. Фиона была единственным человеком, который удерживал мою голову над безжалостными волнами горя, угрожающими уничтожить меня. С моей стороны слишком эгоистично заставлять ее волноваться. – Я… – я поднимаю голову, чтобы встретиться с ней взглядом, когда она подходит ближе, – я хотела увидеть свой дом. Рыдание вырывается из моего горла, и Фиона обнимает меня, пока я даю волю слезам. – Шай, – говорит она, нежно поглаживая мои растрепанные волосы, – тебе там нечего искать, кроме еще большего горя. Не наказывай себя так. В темноте магазина она долго держит меня, прежде чем отпустить. Я вытираю глаза тыльной стороной ладони. – Я чувствую себя такой бесполезной. Я этого не вынесу, – говорю я наконец, – в этом нет никакого смысла. – Это понятно, – голос Фионы успокаивает. – Все это нелегко и несправедливо. Но ничто не может изменить произошедшего. Все, что ты можешь сделать, двигаться вперед. Я чувствую укол негодования от ее слов. Кто-то входит в мой дом, убивает мою мать и исчезает, а я должна забыть об этом и жить дальше? – Я не могу, – качаю я головой, – это еще не все. Есть человек, у которого была причина убить маму. – Даже если это было бы правдой, разве это не еще одна причина не ввязываться? Ты должна быть благодарна, что осталась жива. Я смотрю на нее, и меня охватывает холод. – Что ты хочешь этим сказать? – Ничего, – быстро отвечает она, – я рада, что ты в безопасности, вот и все, и хочу, чтобы так и оставалось. – Ты думаешь, что проклятие на нашей семье реально, не так ли? – мой голос повышается. – Шай, успокойся. Я ничего такого не говорю… – Не говоришь? А что, если это случилось бы с твоей матерью? – я никогда раньше не повышала голос на Фиону. Разочарование и чувство вины скручиваются внутри, терзая сердце. В глазах Фионы мелькает какое-то незнакомое выражение. – Не надо, – ее голос становится ровным, – не надо так говорить. Это опасно. – Думаешь, я этого не знаю? Мою мать убили! – мои кулаки сжимаются по бокам, ногти впиваются в ладони. Она задыхается. «Убийство». Это запретное слово. Я думала об этом – много раз за последние недели. Но никогда, никогда не произносила это вслух. Как только слово вылетает у меня изо рта, я жалею, что не могу забрать его обратно. Оно висит в воздухе между нами, уродливое и невидимое, и я вздрагиваю, внезапно чувствуя тошноту. Может, она права. Может, я представляю опасность для всех – включая ее. – Я больше не могу, – говорит Фиона в оглушительной тишине, – не могу ничего не делать, если ты собираешься подвергнуть риску меня и мою семью. Я замираю. Лишенная дара речи. – Прости, я не хотела… – Нет, Шай. Ты хотела, – шипит Фиона, – ты ведешь себя как капризный ребенок. Так ты благодаришь нас за все, что мы для тебя сделали? – ее глаза сверкают холодным огнем, когда она смотрит на меня. Я никогда не видела Фиону такой. Я не представляю, как реагировать. – Я не пытаюсь никому навредить. Я просто… – Может, и не намеренно, – Фиона обрывает меня, – но это твоя вечная проблема, Шай. Ты никогда ничего не продумываешь. Ты слишком настойчива. Твой гнев сжигает тебя заживо. Ты подожжешь всю деревню. И я не могу стоять и смотреть, как это происходит. Мое дыхание вырывается сквозь зубы. – Если ты хочешь спрятаться, прекрасно. Но не жалуйтесь, что я хочу поступить правильно. Есть вещи поважнее, чем покорно подчиняться правилам. – Важнее, чем твоя жизнь? Твоя безопасность? Твое счастье? – ее голос срывается. Она выглядит так, будто вот-вот заплачет, и в ее дрожащем голосе звучит невысказанный вопрос: «Важнее меня?» – Правда, – тихо говорю я. – Правда гораздо важнее. Я поворачиваюсь и бросаюсь в темноту, оставляя ее позади. * * * Воздух сегодня свежий и холодный. Я вяло обнимаю себя за плечи, но мне не согреться. Холод лишь на мгновение заставляет меня забыть о ссоре с Фионой. Астра выглядит призрачно в бледном свете полной Луны, жители мирно спят за затемненными окнами своих домов. Гнев потрескивает в груди, когда слова Фионы снова всплывают в памяти. Я проклята, и она каким-то образом знает об этом. Я представляю для нее опасность. Она не хочет, чтобы я была рядом. Никто не хочет. Когда я наконец взбираюсь на холм и мой дом появляется в поле зрения, низкий серый силуэт в темноте, смесь эмоций переполняет меня, тошнота и страх затмевают привычные чувства безопасности и дома. И сильнее всего ранит пронзительная боль – я скучаю по маме. Я так скучаю по ней, что боюсь, как бы это чувство не прорвалось сквозь стенки грудной клетки и не вырвалось в ночь, как дикий зверь. Громкий шорох раздается позади меня, и я задыхаюсь, боясь, что каким-то образом, только подумав, вызвала дикого зверя. Я поворачиваюсь. – Здесь кто-то есть? – говорю я, готовясь закричать, представляя убийцу Ма, выпрыгивающего на меня из темноты. Я отхожу от края дороги, направляясь к лесу. Снова хруст веток. Я замираю, мое тело напряжено. Если кто-то здесь, чтобы закончить работу, я, по крайней мере, хочу увидеть его лицо, прежде чем умру. Хочу знать. – Черт… Черт возьми! – Мадс спотыкается. Ветки и листья украшают его волосы, а щека исцарапана. Мой гнев и страх быстро сменяются облегчением. Мадс отряхивается. Кончики его ушей ярко-красные. – Веснушка, – он смущенно морщится, – прости, что меня так долго не было, я… Я бросаюсь вперед и обнимаю его, как будто от этого зависит моя жизнь. Его удивление тает, и он притягивает меня ближе, нежно целуя в макушку. – Ты вернулся, – говорю я, не веря своим глазам. Я изучаю его лицо, пытаясь понять, не изменился ли он, не принес ли новостей от бардов, которые готовы помочь мне. Эта мысль вновь пробуждает надежду в моей груди. – Твой отец сказал, куда ты уехал, но я не была уверена, что смогу в это поверить. Ты их нашел? Ты добрался до Высшего совета? Что случилось? И что ты здесь делаешь посреди ночи? – По одному вопросу зараз, – говорит он, и у него вырывается тихий смешок. Он прочищает горло. – Да, я ходил к бардам – они остановились недалеко отсюда.