Вдруг она сообразила, что госпожа Никкола что-то давно молчит. Встрепенулась, взглянула на нее. Красавица-хозяйка с довольным видом щурилась на огонь в камине. И улыбалась загадочной, непостижимой улыбкой – ни женщины, ни мужчины. Мысли Катти разом пришли в смятение. Что-то не так… И тут в двери постучали. – Да-да? – рассеянно откликнулась госпожа Никкола. В комнату заглянула взволнованная горничная. – Нашли, ваше сиятельство! Обоих! Ведут!.. Глава 5 Падал он долго. Так долго, что успел многое. Попрощаться с солнцем, с белым светом, с отцом. Покаяться перед последним во всех грехах, в том числе и в неразумном желании своем свернуть с предначертанного от рожденья пути, нарушить верность родному табору… Попрощаться и с самой жизнью. Вспомнить после этого, что он – маг, пустить в ход чары в надежде на спасение. Получить, едва замедлив свое падение, по голове неведомым предметом – ибо в грохочущей тьме валилось вместе с ним куда-то, как оказалось, еще много чего. От фрагментов каменных стен и деревьев, вырванных с корнем, до обломков… стульев, столов и прочей, невесть откуда взявшейся мебели. Тьму развеять больше чем на расстояние вытянутой руки вокруг себя ему не удалось. Как и перенестись отсюда хотя бы обратно в мертвый город, не говоря уже о других, более безопасных местах. Чертова дыра, в которую он падал, не выпускала, затягивала. И все, что Раскель смог, – это укрыться плотным защитным коконом, способным уберечь от смертельного удара извне. Приободрился немного. И… затосковал. Едва лишь думать стало не о чем и делать нечего, кроме как продолжать падать в неведомую бездну, сердце вспомнило волшебную деву. Сиянье красоты ее затмило тьму, и грохот стих, когда в ушах вдруг зазвучал ее голос… Прекрасное виденье это согрело Раскеля на миг, но сразу же и отозвалось в душе такой болью, что, кажется, впервые в жизни он готов был заплакать. Никогда ему не быть рядом с этой девушкой, не обнять ее, не назвать своею. И даже, может быть, никогда не увидеть больше… Раскель начал было прощаться еще и с ней. Но вспомнил вдруг, где Клементина находится теперь, и тоска его мгновенно сменилась лютой злобой. Порвал бы голыми руками всех демонов, решись те выйти на честный бой! Да только вот дождешься от них, как же… Без хитрости тут не обойтись. Думать надо. Всю цыганскую науку на помощь звать. От которой, правда, в данный момент никакого проку нет. Ладно, ладно, вот упадет он – куда там чертом уготовано – да осмотрится… Хорошо бы еще чутье не подвело! Как там, в доме у Идали… и почему он выглянул из кабинета так поздно? Секундой раньше бы – и от твари, что утащила Клементину, уж точно остались бы одни клочья!.. Раскель в бессильной ярости скрежетнул зубами. И упал наконец. Ощущение было такое, словно рухнул в гигантскую перину. Выбив из нее при этом облако едкой пыли, которой тут же и вдохнул всей грудью и глотнул полным ртом. Что-то мягкое, податливое, душное вобрало его в себя, обволокло с головы до ног, потом слегка спружинило, выталкивая обратно, но Раскель уже ничего не соображал – корчился на этом мягком, задыхаясь и кашляя. До рвоты и судорог… Отдышавшись кое-как, он сел – в кромешной тьме, стащил с плеча рюкзак, выудил оттуда флягу с водой. Сполоснул рот, жадно сделал несколько глотков. И тут вверху, высоко у него над головой, что-то грохнуло. Словно бы упала и захлопнулась огромная крышка. После чего наступила тишина. Мертвая. Как в гробу – невольно подумал Раскель. «В сундуке», – подумал кто-то в ответ. И тихонько чихнул. Кошка! – вспомнил он. На месте, живая. Не задохнувшаяся, не придавленная. Хорошо… – В каком еще сундуке? – машинально спросил он вслух, радуясь, что не один в этом мраке. Вместо мыслей Диона передала ему сперва вереницу загадочных, промелькнувших с невероятной быстротой схем и формул, потом ответила: «В дубовом». – Не понял… «В обыкновенном дубовом сундуке. Размерами метр на полтора. И высотой в метр», – добросовестно пояснила она. – Что за бред ты несешь? «Откуда же я знаю?» – Диона как будто слегка обиделась. – «Если это бред, то не мой. Говорю что вижу». – И что ты видишь? «Мы с тобой – в сундуке. Со старым хламом. С матрасом, одеялами и бельем. Слышал, крышка только что стукнула?» Соображал Раскель, видимо, пока еще плоховато. Во всяком случае, сказанное ею не лезло ни в какие ворота. Хотя… о крышке, кажется, он и сам подумал, когда грохнуло?… – Вроде слышал, – сказал он осторожно. «Вот!» – ответила Диона. – «Это его закрыли». Все-таки бредит – понял Раскель. Ударилась головой? Не могла, кажется, под защитою была вместе с ним… Он сунул руку за пазуху, ощупал ее мордочку. Диона вздохнула. «Не веришь – пойди проверь. С четырех сторон стенки, сверху крышка. Правда, до нее ты не дотянешься». – Сама-то слышишь, что говоришь? – не выдержал Раскель. – Высоты – метр, и я не дотянусь? Да как я тут вообще поместился?! «И я не понимаю», – заявила она. – «Уменьшили нас, что ли?…» Раздосадованный Раскель не без труда поднялся на ноги, увязая в чем-то мягком. Зажег в ладони магический фонарик, посветил по сторонам. И впрямь увидел четыре дощатые стены, без окон, без дверей, – метрах от себя этак в пяти. Высоко вверху разглядел такой же дощатый потолок. Под ногами было… что-то вроде пестрого ковра. Который проминался при каждом шаге так, словно внизу лежало друг на дружке несколько пуховых перин. Слова Дионы здорово походили на правду. Только вот сундук был тогда уж не метр на полтора, а все десять на десять. И столько же в высоту… В воздухе еще кружилась пыль, поднятая его падением. Раскель стиснул зубы. Вот как, значит. Бросили в старый хлам. За ненадобностью. И накрыли крышечкой. Чтоб не вылез… «Нет, не уменьшили», – снова произвела в уме какие-то молниеносные и непонятные расчеты Диона. – «Мы прежние. И все же не только умещаемся в несоразмерном пространстве, а кажемся с ним по сравнению маленькими. О-о-о… как интересно! Мы – не мы? Проекция?…» Дальше Раскель не слышал. В грудь словно кипятком плеснули, глаза застило пеленой. Смеются здесь над ним, что ли?!