— Да, — кивнул он. — А где вы, Оля, работаете, если не секрет? — Я фоторепортер, — показала я на лежащий на столе «Никон». — Наверное, интересная работа, — предположил он, — каждый день что-то новое. — Мне нравится, — кивнула я. — А я вот целыми днями сижу в банке, — как-то удрученно произнес Лазарь. — Вы что, банкир? — Можно, наверное, и так сказать, — Лазарь налил себе еще коньяка, — но вообще-то я начальник кредитного отдела. — В каком банке? — «Вселенский град». — Он опрокинул содержимое рюмки в рот и, подцепив на вилку салат, отправил его следом. Официант принес дымящиеся свиные ребрышки с гарниром и зеленью и поставил перед ним. Мой заказ еще не был готов, и я допивала свой сок. От выпитого коньяка глаза Лазаря заблестели, как две маслины, движения стали менее точными и заметно расслабленными. — Вам не нравится ваша работа? — участливо спросила я. — Не столько работа, сколько начальник, — он поджал губы, — вернее, начальница, председатель правления банка Муза Григорьевна Киселева. — Вот это имечко, — усмехнулась я. — Характерец у нее еще хлеще. — Лазарь выпил еще рюмку и принялся за ребрышки. — Так вы из-за этого решили напиться? Простите за нескромный вопрос. — Хм, — хмыкнул он, — если бы я стал пить из-за Музы Григорьевны, то давно стал бы алкоголиком. — Значит, у вас есть более веская причина, — предположила я, вспомнив ссору Киселевой и Лазаря. — Да, это из-за женщины, — грустно произнес он. — Она вас бросила? — Можно и так сказать, но вообще-то она не могла меня бросить, потому что у нас с ней ничего и не было. — Безответная любовь? — Я живо сочувствовала своему собеседнику, но была не чужда легкого презрения. И тут Лазаря словно прорвало. Не знаю, то ли это коньяк на него так повлиял, то ли просто захотелось кому-то излить душу, а может, и то, и другое вместе взятое, только он начал мне все рассказывать, как самому близкому другу, регулярно промачивая себе горло коньяком. Язык у него начал заплетаться, глаза посоловели и смотрели куда-то сквозь меня. Короче, из его длинного сбивчивого монолога я поняла следующее: Лазарь уже несколько лет работает под началом Музы Григорьевны, которая очень беспокоится о том, как бы ей устроить судьбу своей дочери. Ей очень не хотелось, чтобы Марина нашла себе мужа из той среды, в которой она вращалась, и поэтому она постоянно знакомила ее с перспективными, с ее точки зрения, женихами. Лазарь был одним из таких перспективных. Молодой, симпатичный, в свои двадцать шесть он был уже начальником кредитного отдела не самого маленького в Тарасове банка, и Муза Григорьевна собиралась сделать его своим заместителем. Но в случае с Лазарем Муза Григорьевна преследовала сразу две цели: кроме устройства счастья Марины, она собиралась с помощью Лазаря устроить и свое счастье. Дело в том, что у Марины в то время уже был любовник — Алексей Замуруев, к которому и Муза Григорьевна воспылала отнюдь не материнскими чувствами. Лазарь же, когда Муза Григорьевна познакомила его со своей дочерью, на свою беду, влюбился в Марину, которая не отвечала ему взаимностью. Он делал ей дорогие подарки, приносил охапки цветов, приглашал в театры и на концерты, но все было тщетно, Марина, как он выразился, втюрилась в этого хлыща Замуруева, который мало того что был женат, так еще и гулял напропалую со всеми Мариниными моделями, и не только Мариниными. Лазарь откровенно пересказал мне содержание последнего разговора с предметом своей страсти, чему я была тайным свидетелем и который явился последней каплей, переполнившей терпение Лазаря. Не выдержав такого к себе отношения, он решил оторваться по полной программе, а так как пил не слишком много и не часто, триста граммов, которые он заказал, возымели на него сокрушительное действие. Об этом его состояние говорило само за себя. Лазарь не знал, была ли связь у Музы Григорьевны с Алексеем Замуруевым, но, судя по тому, что Алексей несколько раз за последнее время приезжал к ней в банк и они вместе уезжали на черном «Кадиллаке» Музы Григорьевны, можно было предположить, что дело не стояло на месте. В конце обеда набравшийся Лазарь уронил голову на стол. Официант уже косо поглядывал в нашу сторону, и я, рассудив, что оставаться здесь далее нет никакого смысла, сама подозвала его. — Счет, пожалуйста. — Посчитать отдельно? — подозрительно глядя на меня, поинтересовался он. — Вместе, — успокоила я его. — Четыреста тридцать, — не моргнув глазом, выпалил он. Я достала из сумочки пятисотрублевку и положила ее на стол. — Сдачу можешь оставить себе, — сказала я, вставая, и показала на Лазаря, — только помоги мне загрузить его в машину. — Можно попробовать… Он пожал плечами, всем своим видом давая понять, что это потребует от него недюжинных усилий и вообще идет вразрез с установленными нормами обслуживания. Я не стала повторять свое предложение второй раз и направилась к выходу, видя в стеклянной входной двери отражение того, как официант подхватил незадачливого жениха Марины Киселевой и потащил его следом. Благо, что стоянка была прямо перед входом, потому что транспортировка невменяемого мужчины довольно плотной комплекции, каким был Лазарь, было делом не простым. Еще сложнее было загрузить его в салон моей «Лады». Минут через десять совместными усилиями нам все же удалось усадить его на заднее сиденье. «И куда же его везти?» — как бы сам собой возник в моем мозгу вопрос. До этого момента мне это не приходило в голову. Я действовала интуитивно, справедливо полагая, что в ресторане Лазаря оставлять нельзя. Я вышла из машины и, открыв заднюю дверь, пошарила у Лазаря по карманам. Как я и предполагала, паспорт оказался у него с собой. Он лежал в объемистом портмоне, в котором, кроме него, была еще куча денег в рублях и валюте и несколько кредитных карточек. «Неплохо упакован, — подумала я и открыла паспорт на странице, где указывается прописка. — Улица Степана Разина», — прочла я и, сев за руль, бросила портмоне и паспорт на переднее сиденье рядом с «Никоном». Дом, где жил Лазарь, я отыскала не сразу, мне пришлось изрядно покружить по микрорайону, прежде чем я нашла его. «Так, — я посмотрела на номер квартиры, — третий этаж». Немного, правда, успокаивало то, что в доме должен был быть лифт, но ведь до него еще надо добраться, а Лазарь не подавал признаков жизни. Что делать? Перед домом, кроме одной старушки, гревшей свои косточки на лавочке, никого не было. Нужно как-то привести его в чувство. О том, чтобы доставить его до лифта сонным, не могло быть и речи. Я стала вспоминать, что надо делать в таких случаях. Кто хоть раз сталкивался с людьми, находящимися в таком состоянии, знает, как не просто, мягко говоря, добиться от них чего-нибудь. Я открыла заднюю дверь и легонечко похлопала Лазаря по щекам. — Лазарь, подъем. Он даже не пошевелился. «Кажется, нужно потереть уши», — вспомнила я один из рецептов нетрадиционной медицины. Прижав ладони к его большим красным ушам, я энергично растерла их. — Лазарь, приехали. Как ни странно, он все же мотнул головой и глубже задышал, но глаз не открыл. Ага, получается. Я снова потерла ему уши. После двадцати минут похлопывания по щекам и сжимания его римского носа он наконец немного очухался. — Марина, сука, че ты делаешь? — попытался он убрать мои руки. — Подъем, Лазарь, приехали, — громко сказала я, — только меня зовут не Марина, а Ольга. Он немного приподнял голову, тупо озираясь по сторонам. — Какая Ольга? — с трудом ворочая языком, произнес он. — Пить надо меньше, — пожурила я его и потянула за руку, — вставай, некогда мне здесь с тобой нянчиться. — Где я? — Какой ты любопытный, Лазарь. Я автоматически перешла на «ты». Не станешь же к человеку, который набрался до чертиков, обращаться на «вы»! — Куда ты меня привезла? Мне нужно на работу. Он с трудом, несколько раз повалившись при этом на сиденье, принял сидячее положение. — Ты рядом со своим домом, Лазарь, — с раздражением сказала я. — Давай выгружайся из моей машины, у меня мало времени. — Все бабы — дуры, — сказав это, он мотнул головой и ударился носом о спинку переднего сиденья. — Ой, блин!.. Кровь пошла у него из носа. Он схватился за лицо, пытаясь остановить ее, но алые капли появились на чехле сиденья, на костюме Лазаря и на его белоснежном плаще. — Господи, придется чехлы в чистку отдавать, — прошептала я. — У тебя есть платок? — Должен быть. Он начал шарить у себя по карманам. Найдя наконец платок, он поднес его к лицу. — Откинься на спинку и запрокинь голову, — посоветовала я ему и тяжело вздохнула. Видно, так просто мне от него не отделаться. Что же это за напасть такая! Я достала сигарету и села за руль. Пока Лазарь в полулежачем положении держался за свой нос, я успела покурить. — Ну что? — обернулась я к нему. — Вроде бы все. — Он убрал платок от лица и наклонился вперед. — Осторожнее, сиденье не испачкай, — предупредила я его и махнула рукой. — Но теперь уже все равно. В тот самый момент, когда я смирилась с тем, что Лазарь перепачкал весь салон моей «Лады», он попытался выбраться наружу. Сделать это самостоятельно ему не удалось, и мне пришлось прийти к нему на помощь. Совместными усилиями у нас это получилось, но, когда Лазарь принял вертикальное положение, удержаться на ногах он не смог, его потащило назад, и он сильно ударился затылком о крышу машины. — Черт побери! — Он схватился руками за голову. — Обопрись на меня. — Я подставила ему плечо и обняла за талию. Кое-как мы добрались до подъезда и с великим трудом преодолели несколько ступеней. Надо сказать, что старушка не просто удивленно пялилась на нас — она прямо-таки подскочила и, чудом удержавшись от нелестных замечаний в наш адрес, проводила нас долгим неодобрительным взглядом и покачала своей покрытой пестрым платком головой. Я тоже с большим трудом удержалась от того, чтобы не послать куда подальше эту старую каргу. Меня остановила лишь моя усталость. Я была вконец измучена, когда мы остановились у лифта. Нажимая кнопку, я молила бога, чтобы лифт работал. Бог сжалился надо мной и прислал лифт вниз.