– Мне так жаль… Ее трясет. Переживания и потрясения последних сорока восьми часов изливаются рыданиями. – Где он сейчас? – спрашивает Блейз, когда Оливия успокаивается. – Не знаю. Мама говорит, что домой он не вернется. – Она шмыгает носом и думает о Лукасе. Что-то такое было в его глазах, что-то безумное. Синяки и царапины на руках и лице. Лукаса не было три дня. И ровно столько же ей не звонил Дуайт. Не звонил и не отвечал на сообщения. Блейз берет ее руки в свои. – Что тебе нужно от меня? Она показывает на набор ножей. – Их подарили на свадьбу моим родителям. Мне они достались вместе с домом. Отец хранил набор со всяким хламом на чердаке. Можешь убрать их с моих глаз? Доходит не сразу, а когда доходит, Блейз бледнеет и кивает. – Понял. Сейчас. Он кладет ножи вместе с подставкой в пакет и выходит. Оливия сидит на краешке кровати с чашкой теплого кофе и смотрит на спящую мать. В какой-то момент, словно ощутив ее присутствие, Шарлотта шевелится, сдвигает маску для глаз, поднимает голову и, поводив взглядом по сторонам, останавливается на дочери. – Почему я здесь? – Ты была не в лучшем состоянии, и я не хотела, чтобы ты осталась на ночь одна. Шарлотта снова откидывается на подушку. – Отвези меня домой. Оливия опускает глаза. Сливки в чашке свернулись. Надо бы размешать, но вместо этого она задает вопрос, который давно не дает ей покоя. – Папа мертв? Поэтому он не вернулся домой? – Она останавливается перед следующим: «Его Лукас убил?» Резкий вздох, и Оливия, повернувшись, видит, как мать тянет к подбородку покрывало. Слабая, хрупкая, прячущаяся под горкой одеял, она смотрит на люстру над кроватью. Потом спрашивает: – Это тебе Лукас сказал? – Не столько словами, сколько намеками. Слеза катится по ее виску и исчезает в волосах. – Случилась автомобильная авария. Полиция приходила вчера утром. Оливия закрывает глаза, и слова матери смешиваются со всем тем, что она узнала в последние двадцать четыре часа. Какое облегчение. Значит, Лукас не виноват. Она ждет – за волной облегчения должны прийти волны печали и гнева. Отец мертв. Однако никакого удивления новость не приносит. Оливия не реагирует так, как ожидала сама, не заливается слезами. Она любила его, как никого другого. В ее представлении Дуйат медленно умирал уже целую неделю. Чем больше она узнавала о нем, тем дальше уходила от человека, который ее воспитал. Теперь она уже просто отталкивала его. – Мам. – Оливия берет ее за руку. Пальцы у матери холодные, как мороженое. – Почему ты не сказала мне вчера? – Я хотела. Не знала как. Вы с отцом были так близки. Он называл тебя своей малышкой. Но… но… – Она отворачивается и зарывается лицом в подушку. Оливия ставит чашку на прикроватный столик. – Ты не думаешь, что нужно сказать миссис Сент-Джон? – Она не может не думать о вдове Бентона, представляя себя на ее месте. Если бы кто-то убил Блейза, она бы не успокоилась, пока преступник не получил бы свое. – Нет! Зачем тебе это? – Шарлотта садится и хватает дочь за руки. – Прошло тридцать лет. Она переехала и вышла замуж. Зачем тревожить прошлое? Хочешь отправить меня в тюрьму? – в ужасе спрашивает она. – За что? – За воспрепятствование правосудию. Я солгала насчет алиби. Дуайта не было со мной во время убийства Бентона. Оливия выпускает руки матери. – Но разве ты была бы против правосудия, если бы убили одного из наших. – Это не одно и то же. Твой отец угрожал, что пойдет в полицию и обвинит меня. Я боялась. Я столько лет жила в страхе перед ним. – Ох, мама. – Оливия обнимает Шарлотту с желанием принять на себя ее боль. – Мы объясним, что он угрожал тебе. Шарлотта хватает дочь за руки, и ее ногти впиваются в кожу. – Я не могу так рисковать. Хочешь, чтобы я провела остаток жизни в тюрьме? Так оно и будет. Там я и умру. Справедливость уже восторжествовала. Твой отец мертв. Упокой, Господь, его душу. – Она перекрестилась. – И эта тайна должна остаться с нами. – Но это же убийство. Шарлотта до боли стискивает ее руки, и Оливия моргает. – Пообещай мне, что это не выйдет за пределы комнаты. Оливия опускает голову. Поздно. Уже вышло. Блейз знает. Но на него можно положиться. – Оливия… – Хорошо. Я не скажу ни слова. – Мы унесем это в могилу. – Господи. Ладно. – Оливия пытается посмотреть на ситуацию с точки зрения Шарлотты. А ведь она, пожалуй, права. И никому не надо, чтобы мама пошла в тюрьму. Ее это наверняка сломает. Мать гладит Оливию по голове. Лицо ее смягчается. – Из троих ты самая сильная. Будь нашей твердыней, Ливи. – Постараюсь, – говорит она, чувствуя, как погружается в бездну лжи и секретов. – Насчет Лили. Папа говорил, куда она уехала? Шарлотта качает головой. – Я сказала тебе правду. Он ничего мне не говорил. Я не знаю, где она, но хотела бы знать. Пусть бы она возвратилась домой. Верни ее мне. – Верну. – Оливия роняет слезу, и Шарлотта с печальной улыбкой вытирает ей щеку. Глаза ее туманятся. – Джош не спит. Не пора ли вам познакомиться по-настоящему? – Теперь, когда Дуайта нет, мальчику ничто не угрожает. – Я… я… – Шарлотта растерянно шарит руками по покрывалу, словно ищет что-то. – Он твой внук, – мягко напоминает Оливия. – И хочет знать свою семью. – Но не в таком же виде. – Шарлотта недовольно смотрит на ночнушку с изображением пьющего пиво кота и розовые легинсы, которые накануне надела на нее дочь. Пижаму они не захватили. В своем нынешнем облачении и с растрепанными волосами Шарлотта выглядит лет на пятнадцать моложе и вполне может сойти за старшую сестру Оливии. – Я непрезентабельна. – Она трогает волосы, касается губ. – Волосы не убраны… лицо не в порядке. Оливия фыркает. Бостонское воспитание проступает из-под калифорниийской небрежности, которую мать так толком и не приняла. – Мальчику тринадцать лет. По-моему, ему все равно, как ты выглядишь. – Мне не все равно. – Она разглаживает покрывало. – Он меня боится. – Так покажи, что бояться нечего. Пока нет Лили, мы – все, что у него есть. Мы нужны ему. Он – отличный парень. Шарлотта раздраженно вздыхает. – Ну ладно. Если так нужно, чтобы ты перестала меня изводить. Только дай мне освежиться и переодеться во что-то не столь… спортивное. – Она подтягивает легинсы, встает, идет в ванную и закрывает за собой дверь. Полчаса спустя Шарлотта сидит на кухне напротив внука и смотрит, как он рисует. Оливия попросила его изобразить места, куда могла уехать Лили. Она надеется, что занятие любимым делом поможет ему расслабиться. После завтрака они с Джошем встречаются с полицейской Кербело. Оливия хочет показать ей рисунки, особенно те, где Лили на шоссе. Потом они поищут похожие локации в интернете, а Блейз продолжит обзванивать больницы, распространив район поисков к северу от Лос-Анджелеса и к востоку от Палм-Спрингс. Блейз стоит рядом с ней у плиты. – Ты в порядке? – Он толкает ее в плечо. – Пока да. – Оливия выливает на горячую сковородку яичную смесь. – Просто думаю, что надо сделать сегодня. – Теодор, кофе горький. – Шарлотта отодвигает чашку. Блейз морщится и переглядывается с Оливией. Угодить Шарлотте нелегко. Не испытывает ли он неловкости в ее присутствии? Ей должно быть не очень комфортно. Прошлой ночью, когда они подъехали к дому Блейза, мать едва не упала в обморок. – Я приготовлю вам другой, миссис Карсон, – говорит Блейз и ставит ее чашку в мойку. Шарлотта снова наблюдает за Джошем, двигая по цепочке жемчужную подвеску. – Извини, она такая придирчивая, когда дело касается кофе. И чувствует себя неловко. – Это почему ты так решила? – Блейз включает чайник.