Он слушал ее, не перебивая. Потом встал и подошел к тетради. Он написал: «Если ты попытаешься сбежать, мне придется тебя убить». Прочитав это, она кивнула: – Ладно. Допустим… Но ты должен меня понимать. Кто на моём месте не попытался бы сбежать? «Ты в моих руках, и это время тебе придется верить мне». – Но тут загвоздка, – она облизала губы, – мне нельзя узнавать тебя лучше. А если я не узнаю тебя лучше, то не смогу доверять. Пока что мне нравится, что ты не делаешь мне ничего плохого, это успокаивает. Но я не знаю ни тебя, ни твоих намерений. «Я не причиню тебе вреда», – написал он. – Но я не могу знать, лжешь ты или нет. Вдруг ты людоед? Тогда он впервые улыбнулся. Странная улыбка. Мягкая и спокойная, какая бывает, когда человек находится в блаженном полусне. Когда он улыбался, улыбались и его светло-серые глаза, правда, очень печально. Улыбка шла ему. «Я тебя не съем», – неторопливо вывел он в тетради. Это не слишком успокаивало, потому что верить ему Саша по-прежнему ему не могла. К вечеру она уже кое-что знала о том, кто ее похитил. Ему примерно столько же лет, сколько Кристиану. Он знает английский. Первое время ее успокаивало его поведение. Он ни разу ее не коснулся, разрешил самостоятельно ходить в туалет, он отдал ей своё спальное место. И всё было неплохо, пока Саша не нашла у него под кроватью человеческий череп… Началось с того, что ее выпустили на улицу. Саша увидела только густой лес с небольшого холма и россыпь звезд на небе. Она подумала о том, где сейчас Кристиан. Саша отказывалась себе в этом признаваться, но она почти скучала по нему. Было бы здорово, если бы он сейчас появился – как обычно, резко, ни с кем не считаясь, забрал бы свою помощницу и увез обратно в Москву. Устыдившись собственных мыслей, она вернулась в домик, прекрасно зная, что незнакомец наблюдает за ней из окошка. Снимая обувь и ставя ее под кровать по старой привычке (больничные тапки в клинике она тоже привыкла ставить под кровать), она наткнулась на что-то ладонью. Она вытащила это на свет и оцепенела. В руке ее оказался человеческий череп. Саша быстро взглянула на незнакомца. Тот подошел к ней, забрал череп и поставил его на полку. Саша молчала, глядя на него. Она больше не сомневалась в том, что сейчас, если он сделает к ней хотя бы одно движение, она подожжет шкуры, лежащие около нее. Смерть в огне ее не пугала. Он же сделал вкрадчиво шаг назад. Потом написал на листке: «Это моя девушка». Он протянул ей лист, и Саша дрожащими руками взяла его. Прочитав надпись, она медленно кивнула: – Ты… убил ее, верно? Он покачал головой. Потом написал: «Ее убил не я». – Соболезную, – пробормотала Саша тихо. «Может, он потому тут и прячется, – подумала она. – Может, потому и с ума сошел». – Недавно мы расследовали дело, в котором молодой человек потерял невесту, – решила начать разговор она, глядя на свои руки. Он смотрел на нее по-прежнему без всякого выражения, слегка выжидательно, словно хотел сказать: «и?» Она пожала плечами: – Я, в общем, просто… И замолкла, потому что поняла, что сопереживание ему не нужно. Он даже не сможет понять, как его принять. – Можно мне посмотреть книги? – спросила она со вздохом. Он кивнул. Все они были на английском, но Саша почти свободно говорила на этом языке. Она удивленно поняла, что книги должны были принадлежать еще его дедушке, если не прадедушке. Годы выпуска – 1948, 1940, 1938, и все издательства иностранные. Это была поэзия. – Мне тоже нравится Блейк, – прошептала она, листая книгу. – И Эдгар По. А остальных я не знаю. Он по-прежнему за весь вечер ничего не сказал ей и ни разу не коснулся ее. Вообще, он держался от нее на расстоянии. Саше было трудно уснуть той ночью. Большую часть времени она ворочалась и иногда подглядывала за владельцем хижины. Он почти не покидал своей скамейки. Утром у ее изголовья лежал еще один лист бумаги. Как ни странно, она увидела русский алфавит. Незнакомец поставил перед ней очередную тарелку с куском мяса. Саша едва смогла запихать в себя один вчера. Посмотрев на мясо с несчастным видом, она сказала: – Мне известна азбука, я умею читать. И… можно я сама буду готовить? Тебе бы тоже понравилось. Он покачал головой. – Мне даже нож не нужен, – продолжила она тихо. – Впрочем… у тебя, наверное, нет ни соли, ни специй, да? Он показал на русский алфавит и стал показывать каждую букву на жестах. – Я знаю эту азбуку, – ответила Саша. – Но это не то же самое, что жестовый язык. Тогда он поднял брови и кивнул. Пальцы его двигались довольно быстро, и Саша попросила его говорить с ней помедленнее. «Доброе утро», – сказал он. – Доброе, – она выдохнула с облегчением, но улыбка у нее получилась кривой и вымученной. «Полагаю, я не смогу вернуть тебя некоторое время, – говорил он. – Ты останешься тут». * * * Шуваево – проклятая деревня. Очень символичный выбор для того, чтобы свозить сюда похищенных женщин. Спустя шеренгу теснящихся друг к другу то ли гаражей, то ли бараков, бесконечный лес, перемежающийся домиками, сменился пустынной, унылой местностью. Поселок этот почти не оживает даже летом. На широких, не асфальтированных, заснеженных улицах было пусто. На все поселение работает один магазин, ближайший полицейский участок – очень далеко. В поселке нет ни одного многоквартирного дома, и все здания тщетно копируют европейский стиль обустройства маленьких городков. С тем отличием, что здесь царило чисто деревенское запустение, сквозь сугробы проглядывали высокие заросли спящих сорняков, и не было тротуаров. Фонари горели через раз, полумертво мигали в судорогах перед тем, как окончательно погаснуть. По пути Кристиану не попалось ни одной машины. Городок-призрак, помимо домов, был заселен высокими елями и дубами, что только увеличивало ощущение дремучей запущенности царства упадка и деменции всего прогрессивного. Кристиан остановил машину неподалеку от выделяющегося дома. Лицо его закрывал мотоциклетный черный шлем. Не скрывая оружия в своей руке, он направился к интересующему его особняку, потом заметил, что в нем приоткрыты ворота – они грустно и медленно раскачивались. Во дворе он нашел несколько трупов, рядом с которыми лежали автоматы. Несколько раз мне приходилось видеть подобную картину и слышать такую тишину. Во всех этих случаях был виновен я. Если бы я был настроен мистически, то подумал бы, что прошлый-я явился сюда с огнеметами, компанией отморозков и решил устроить вечеринку в своем стиле. Камер нет и никого, похоже, в живых почти не осталось. Кристиан подошел к бараку, неторопливо открыл двустворчатую, квадратную дверь. Он увидел то же, что и Саша – множество людей на двухъярусных койках. Кристиан подошел к одному из них. Женщина спокойно смотрела в потолок, дыхание ее было ровным, но она казалась мертвой. – Вы меня слышите? – спросил Кристиан, тронув ее за руку. – Что тут произошло? – Она не ответит… – раздался за его спиной голос, и он увидел медсестру, которая угрожала Саше плетью. Выглядела она теперь слегка потрепанной. В руке она держала пистолет, но ее ладонь дрожала. – Это похищенные женщины? – спросил спокойно Фишер. Она вяло кивнула и усмехнулась: – Девочка права была. Ты явился… Правда, опоздал. – Она жива? – спросил Кристиан. – Не знаю. Вряд ли. Он никого не оставляет в живых. Никогда. Я видела, как он тащил ее, перекинув через плечо. Кристиан развернулся к ней всем корпусом. Помолчав, сказал: – В больнице, на закрытой части подземного этажа вы проверяли похищенных больных на их пригодность для экспериментов. Вам нужно было тестировать очень необычное психотропное вещество. Я знаю, как сложно достать основной компонент. Где вы его взяли? Лицо ее переменилось: – Откуда ты можешь знать о сути препарата? Любому другому человеку он бы показался просто опасной дрянью. Мы используем надпочечники… особенных животных. Очень редких. Они – на грани вымирания. Твою мать, ты из ФСБ! – она выругалась, закатила глаза и усмехнулась. – Я говорила ему, что этим всё закончится! – Я не из ФСБ, – ответил Кристиан. Он снял шлем, потом вытащил из кармана небольшой, черный футляр. Когда женщина, спустя полминуты, посмотрела ему в глаза, то мертвенно побледнела. Она сделала шаг назад, выронила пистолет. – Не убивайте меня, – пролепетала она. – Это не я всё задумала, это мой брат. Его уволили из проекта над этим препаратом, но он решил его продолжить. Подходили для экспериментов только очень особенные люди.