– Тут очень чисто и спокойно. – Ну, ещё бы, – проворчал Кристиан. – Слушай, а на седьмом… там тоже что-то есть? Но я не могу туда попасть. – Стой. Седьмую не трогают! Достаточно знать, что она есть. Там книги, от которых твой неподготовленный разум сойдёт с ума. Теперь, когда ты изучила свой книжный архив, вспомни, во что я был одет, когда ты увидела меня в клубе. – Я не обращаю внимания на одежду. И это было очень давно… – сразу откликнулась Саша, обескураженно качнув головой. – Ты – нет, но воспоминание об этом у тебя есть. Ищи его среди названий книг. С чем ассоциируется встреча со мной? Она закрыла глаза, сдвинув брови: – Это на том этаже, где темно… – Нет. Это если бы ты искала воспоминание обо мне, как о личности, но тебе просто нужно знать, во что я был одет. – Второй этаж. Комфорт, – вздохнула Саша облегченно и на некоторое время замолчала. – Ты был одет так модно, что я чувствовала себя нелепой, – быстро ответила она с удивлением в голосе. – Модная футболка, чёрная обувь, брюки с серебристой, вычурной пряжкой на ремне. – Вспомнишь форму? – Это сложно. Геометрическая фигура… – Саша закрыла лицо руками. – Квадрат с линиями и точками. – Там выгравирована пентаграмма. Неплохо, – Кристиан откинулся на спинку кресла с довольной усмешкой. – Тренируйся, совершенствуй эту модель и не бойся переделывать ее под себя. – Ты очень не хотел рассказывать мне про способ контроля памяти, – резюмировала она твердо, но с неуверенной медлительностью. – Да. Но ты же не хочешь знать причину этого, верно? – как-то преувеличенно мягко спросил Кристиан. – Не хочу, – раздраженно соврала она, вспомнив, что детективу не нравится говорить о себе. – Теперь мне бы хотелось, чтобы ты слушала меня сейчас очень внимательно, – он чуть подался вперед. – Нам нужно найти заблокированное, спрятанное воспоминание. Мы не знаем, что ищем и на каком этаже. – И как это искать? – нахмурилась Саша. – С чем ассоциируется у тебя клиника в первую очередь? – С болью. – Опустись на первый ярус. – А почему он изменился? Стало снежно, холодно и неуютно… – Потому что ты вспоминаешь больницу и определенный период времени. Почему-то зимний. Мы воспринимаем окружающее шаблонами и стереотипами, составляя в голове систему. Когда что-то выбивается за ее рамки, мы это запоминаем, хотя и не всегда заостряем на этом внимание. В больнице, Александра, тебя окружал ад. И ты постепенно выстроила вокруг себя картину реальности, суждения, – неторопливо рассказывал Кристиан. – Но в твоей памяти должно было остаться что-то или кто-то… Нечто, выбивающееся из системы. Нечто необъяснимое, слегка не типичное, что могло оставить у тебя отпечаток недоумения. Первое время ты постоянно испытывала шок, панику и находилась в жестких, стрессовых условиях. Так было изо дня в день, пока в твоей голове не сложилась общая картина. Ты не привыкла к ней, стресс никуда не пропал, но ты составила о реальности вокруг себя представление. Каждый день одно и то же, хотя есть плохие и хорошие дни. В третьем отделении или в первом – везде свой режим. Тебе нужно найти на первом этаже особенную книгу. Представь в своих руках шерстяную нить. Она скользит меж пальцами параллельно с тем, как ты прокручиваешь в голове воспоминания в больнице. Когда на ниточке попадется узелок, ты почувствуешь его и остановишь поток на этом моменте, а потом найдешь книгу. Саша казалась сосредоточенной: ее брови были сдвинуты, а глаза закрыты. – Это зима. Начало. До Нового Года. – Поэтому вокруг снежно. – И очень холодно… Холоднее, чем обычно. Открытое окно… – Узелок – чувствуй его на пальцах, Александра. Быстро назови мне цвет. – Чёрный, – рассеянно выпалила она, хмурясь. – Чёрная книга. Не среди остальных, она закопана в снег. – И что на ней? – Больно… Она жжётся холодом. – Это плохо. Ты её не откроешь. Оставь её. Почему она чёрная? – Не знаю. – Но она именно чёрная. Почему? Чувствуй узелок на пальцах… – Чёрные брюки на белом снегу, – пробормотала она и неожиданно округлила глаза, глядя на Фишера. – Вспомнила! Непонятно, как, но… я вспомнила. Только я почти уверена, что это были мои галлюцинации. Ты будешь смеяться. Знаешь… про слендермена? – Городская легенда, искусственно созданная около года назад людьми, которым было нечего делать. Я знаю. Я знаком с тем конкурсом, где создавался данный миф. Над фото, полицейскими отчетами и детскими рисунками множество энтузиастов постарались. Ты видела слендермена? – Тогда я еще даже не знала, кто это такой. Одна из новеньких медсестер мне рассказала про него уже позже. Всё случилось ночью. Я плохо спала из-за таблеток, в палате было душно, от запаха мочи у меня болела голова, я хотела попробовать хотя бы прильнуть к окну, чтобы сделать глоток чистого воздуха. Но если долго там сидеть, становится холодно от сквозняка. Моя палата находилась на втором этаже. Тогда я увидела на снегу внизу, в тусклом свете фонаря синеватую тень длинной руки. Она куда-то указывала. Когда я взглянула чуть влево, то увидела человека больше трех метров ростом в черном костюме. Он посмотрел на меня, и я поняла, что у него нет лица. Я не испугалась… Понимаешь, всё было слишком реально. Думать о мистике сложно, когда ты находишься в месте, где тебе угрожают вещи пострашнее привидений. Я просто оторопела, очень удивилась, замерла, не понимая, кто он и что здесь делает. Потом этот человек медленно пошел ко мне, и вот тут, испугавшись, я спряталась за кровать. Когда я выглянула снова, в окне никого не было. Вот только на снегу остались следы, и вряд ли нечисть их оставляет. – Чепуха какая-то, – пробормотал Кристиан явно недовольно. – Это говорит человек, который охотится за невидимыми демонами. Он смотрел на нее, молча, какое-то время и Саша почувствовала, что он представляет, как сдирает с нее кожу заживо. Лицо его оставалось спокойным, но холод в помещении был отчетливый. Ей показалось, она только что плюнула на икону – так ей представились ее слова, и она покраснела, смутившись, разозлившись на себя и Кристиана. В его хладнокровном молчании в ответ на эту простую фразу ощущалось нечто странно и неуместно возвышенное. Наконец, Фишер перестал ее пытать. – Придется нам наведаться в больницу, – резюмировал он и поднялся с кресла. – Нам? – негромко спросила она. – Я ни за что туда не вернусь, Кристиан. – Боюсь, у тебя нет выбора. Ты нужна мне там. – Что бы ты ни задумал, я не смогу помочь, – дрожа ответила Саша. – Я и минуты не выдержу в том месте… – Я буду рядом. Ты просто сыграешь роль. Умеешь красить волосы? Саша напряглась: – Нет. – Разумеется… Тогда я покрашу их тебе самостоятельно. Сегодня поучишься ходить с линзами и на каблуках. Твоим помощником будет Андрей. – Кто? – Саша с растущей тревогой наблюдала за тем, как Кристиан роется в своем портфеле. Детектив сунул ей под нос удостоверение: – Андрей Дёмин. Из охранного предприятия «Ти-Рекс». Но растерянная Саша ничего на ламинированном картоне разглядеть не успела. – С твоей легендой придется немного повозиться, но, в целом, проверку ты выдержишь. У меня есть ИП, зарегистрированное на чужое имя. Я использую его время от времени. Пока что ты – Виола Соболь. Привыкай. Глупо, зато запоминается. Теперь иди в ванную, мне нужно подобрать тебе линзы и цвет волос. – Кристиан, я не сумею ориентироваться в ситуации, растеряюсь. У меня же паническая атака начнётся. Я асоциальна, и это – патология. Мне хочется помочь, просто… – Я дам тебе хорошее успокоительное и всегда буду рядом, – перебил он, перекрывая этим все ее беспокойные возражения. – От тебя требуется только изображать мозговую деятельность и наблюдать за людьми. – Вот теперь я точно никуда не поеду, – твёрдо произнесла она, глядя на него с яростью. – Поедешь. Иначе всё останется, как есть. Она молчала, сурово глядя на него исподлобья. – Я хочу покрасить голову в парикмахерской, – наконец, резко заявила Саша. – А ты можешь позволить незнакомому человеку прикасаться к твоим волосам? В прошлый раз ты сидела в кресле парикмахера, до ужаса его напугав. Ты ни разу не пошевелилась и не сказала ни слова. – Может, я и боюсь людей. Но лучше пусть мои волосы искромсает незнакомец. Я не позволю тебе лишний раз ко мне прикасаться и плевать, какова цена, я крашусь у парикмахера. Мне противно, когда ты просто рядом стоишь, – выпалила она в гневе. – Не задумывалась о том, что даже меня можно ранить? – спросил он, пытливо взглянув Саше в лицо. Вопрос прозвучал как-то неестественно в этом помещении и в этой ситуации. – Если ты думаешь, что, называя меня инвалидом или калекой, просто бросаешь слова на ветер, то ошибаешься. Я таким родился, – добавил он. Реакция на его слова последовала моментально. Лицо её исказила ярость, она с горящими, как у кошки, глазами, сильно ударила его по щеке – молочно-белой и нежной – так, что она порозовела, а хлесткий звук удара показался оглушительным. Саша словно бы трансформировалась из хрупкой девочки, сделавшись животным. – Еще хоть раз, – прошептала она хрипло и властно, – ты, тварь, посмеешь изображать передо мной невинность, и я предпочту сдохнуть у тебя в руках, чем дальше хотя бы день терпеть жизнь в твоём обществе! Я ненавижу тебя, Кристиан! Ты не представляешь, насколько сильна моя ненависть! Я помогаю тебе, но не смей мной манипулировать. Не смей касаться меня! И даже не думай, что я хоть немного изменю к тебе свое отношение. Он посмотрел на нее очень внимательно, и во взгляде его рождалось пламя, которое затем перетекло в мягкую, но абсолютно не ангельскую улыбку. Он сделал вид, что собирается схватить её за руку. Саша испуганно дёрнулась, а он вдруг рассмеялся. – Ты осознаёшь, насколько смешна, надеюсь? – потом с прохладной безмятежностью он добавил: – Так и быть, иди в свою парикмахерскую. Но Андрей пойдёт с тобой. Так что, жди. Саша тогда поняла несколько вещей. Во-первых, она чувствует себя очень гадко, и именно этого добивался Фишер. Он издевался, словно играя с мышкой. Ее искренняя ненависть для него – легкое дуновение ветра в духоту. Во-вторых, ему не больно, и почему-то данный факт волновал ее. Саша знала, что пощечина вышла сильная. Если он психопат с завышенным эго, то сейчас от нее и мокрого места не должно было остаться. С несчастным видом, обессиленная и подавленная, она села за компьютер. Кристиан умел легко найти психоэмоциональный рычаг, немного повернуть его, и в Саше отключался самоконтроль. Когда он изобразил на своём лице неумелое возмущение и боль, ей показалось, будто кто-то потоптался на том светлом и чистом, что ощущала она сама.