— На зов откликаться! — предупредил Санёк. Ребята разбрелись по роще… Срезав березовый прутик, Санёк присел возле небольшой бурой елочки. Тянуло сыростью от влажной земли, пахло прошлогодними прелыми листьями… Муравей упорно тащил белый, похожий на рисовое зернышко, шарик. Груз был вдвое больше его, но муравей не хотел отступаться. Санёк улыбнулся и отставил ногу, чтобы не мешала ползти букашке. Грибов не было видно. Попадались поганки на тонких, длинных ножках да мухоморы с яркими красными зонтиками шляпок. Взяв чуть левее, Санёк принялся шарить в густой траве. Он уже хотел было повернуть на голос Машеньки, но от неожиданности вдруг присел. Под кривой старой березой он увидел гриб. Подберезовик упорно продирался сквозь траву к солнцу. Темнокоричневая его шляпка была влажной и блестящей от росы, к ней пристал прошлогодний оборванный бурый листик. Обрадовавшись, Санёк осторожно, чтобы не попортить грибницу, срезал гриб под корешок. Не успел он опустить его в корзинку, как увидел второй, а когда положил и этот, то чуть не раздавил целый выводок желтых лисичек. Чем дальше забирался Санёк в чащу, тем больше попадалось ему грибов. Появились и белые, крепкие, толстоногие. Мать их обычно сушила, нанизывая на нитку; зимой пекла пироги. Когда Санёк разламывал горячий душистый пирог, то всегда вспоминался ему лес… Корзинка наполнилась быстро. Санёк снял картуз, отер лоб и, прищурившись, посмотрел наверх. Солнце стояло над самой головой. Санёк опустил кошелку на землю и окликнул ребят. Никто не отозвался. — Затерялся! — с досадой проговорил Санёк и, подняв тяжелую кошелку, повернул обратно. Березовая заросль спускалась по склону в небольшую лощину. Место было незнакомое. Поляна поросла земляничником, порыжевшим от солнца. За ней начиналось болото. Кое-где среди застоявшейся коричневой воды островками выделялись круглые зеленые кочки. Густая изумрудно-зеленая осока местами пригнулась, полегла. Санёк снова крикнул и прислушался. Его крик вспугнул кукушку, вылетевшую из куста. На минуту прекратил свою работу дятел. Вдруг за кустами бузины и черемухи послышался шорох. — Нашел! — обрадовался Санёк. — И чего не откликаетесь? Все равно вижу! Пробравшись сквозь густые ветки, он в недоумении остановился: за кустарником никого не было. Лишь тихо журчал тоненький ручеек. По его отлогому берегу рос гибкий ивняк да низкий колючий шиповник. Левее вилась едва приметная тропинка. Санёк понял, что заблудился. — Ау-у-у! — закричал он в отчаянии. Едва смолкло эхо, как совсем близко раздалось тихое призывное ржание. Санёк обрадованно бросился по тропке. Но она внезапно обрывалась, за кустами шли другие кусты. Санёк остановился. Справа вновь заржала лошадь, послышалась возня. Поставив корзину на траву, Санёк раздвинул ближайшие кусты и обомлел. — Ночка!.. Ноченька!.. Как ты сюда попала? — спросил он, наклонившись над небольшим овражком. В следующий миг для него все стало понятно. Ночка попала в старую, давно забытую ловушку для зверей. Яма была завалена сухим валежником. Очевидно, Ночка не заметила ее и провалилась. — Эх ты, глупая, глупая! А тебя там ищут! — Санёк спустился к Ночке и погладил ее короткую черную гривку. — Ну, вставай, пойдем, — потянул он ее, обняв за шею. Понятливая Ночка с трудом поднялась на тонкие дрожащие ножки, но, постояв минутку, снова повалилась с жалобным ржанием. «Видно, ногу покалечила!» — решил мальчик. Он присел и осторожно ощупал ногу Ночки. Бабка в том месте, где кончался белый нарядный «чулочек», припухла, и как только Санёк дотрагивался до нее, Ночка дергалась и начинала дрожать. — Что же мне с тобой делать?.. Санёк задумался, посмотрел на солнце, которое уже перекатилось на вторую половину неба и золотило верхушки высоких берез… — Как бы не заночевать тут с тобой! Волки задерут, — сказал он и погладил уткнувшуюся ему в колени Ночку. Для него было ясно, что Ночка идти не может. В лесу скоро наступит темнота, страшная, таинственная. И что тогда?.. Тогда… Санёк от страха поежился. Он отстранил руками морду с белой звездочкой на лбу и поднялся. Гулко и часто застучало сердце. Вспомнилось огорченное лицо отца, сердитое — дяди Силантия и растерянный взгляд дяди Устина, обирающего с порванной рубахи приставшие листья и хвою… Санёк вновь посмотрел на притихшую Ночку. Она перебирала сухими мягкими губами его штаны, которые он вымочил в ручье, когда пил. — Пить хочешь? — догадался Санёк. — Сейчас напою! Ночка, видя, что он уходит, попыталась встать. — Не уйду я, глупая! Ну куда я от тебя денусь? Вот пить тебе принесу. Ведь хочешь? Но тут возникло неожиданное затруднение. Воды принести было не в чем. В кошелку ведь не нальешь! А напоить Ночку нужно непременно. В раздумье мальчик снял с головы фуражку и погладил лаковый нагретый солнцем козырек. «В нее зачерпнуть? А может, не поить?» — Санёк украдкой оглянулся. Ночка, вытянув шею, следила за каждым его движением большими влажными глазами. — Эх, будь что будет! — Санёк сбежал вниз к ручью, решительно зачерпнул новой фуражкой воду и торопливо зашагал обратно. Под тяжестью воды донышко сразу провисло. Твердый околыш потерял форму. На босые ноги закапали частые капли, просочившись сквозь сукно. — Наплевать на нее! Обойдусь! В старой прохожу… Подумаешь… — Пей, Ночка! — Санёк попытался улыбнуться, но не мог. Ночка выпила все. Она довольно фыркнула и опять потянулась к рукам Санька. — Мало? Больше нельзя. Обопьешься. Вот лучше поешь! — Санёк нарвал сочной травы и пододвинул к морде жеребенка. Ночка так аппетитно начала хрустеть зеленью, что у проголодавшегося Санька потекли слюнки. Он торопливо достал из кошелки оставшийся ломоть хлеба и жадно откусил. Ночка перестала жевать, раздула ноздри и потянулась к хлебу. Немного подумав, Санёк отдал ей остаток. — Вот тебе на закуску, я потерплю! Ишь, ослабла как! Ночка подобрала все крошки с его ладоней. — Теперь, брат, давай выбираться. А то волки еще нападут! — сказал Санёк и озабоченно осмотрелся. В лесу заметно потемнело. Птицы приумолкли. Кругом стало тихо, тревожно. Тонкие березы отбрасывали от себя длинные тени. Кусты расплылись, почернели. Один лишь ручеек продолжал нарушать тишину своим журчанием. Санёк еще раз попытался поднять Ночку. Ему даже удалось вытащить ее из ямы и из овражка, но дальше Ночка идти не захотела. — Потуже ногу ей перевязать нужно, — решил мальчик. Срезав несколько прутиков и расщепив их пополам, как делала мать, когда готовила лучину на растопку, Санёк снял рубашку и оторвал от нее узкий лоскут вдоль полы. Подложив лучинки, он туго перевязал ногу жеребенка. — Ну вот, по всем правилам ГСО! Вот и пригодились занятия в кружке! Теперь не бойся, вставай! Но Ночка попрежнему валилась на бок. — Что же мне с тобой делать? Волки ведь задерут! Понимаешь ты? Уговоры не помогали. Ночка идти не могла, хотя и пыталась встать. Санёк задумался. Через несколько минут возле его ног уже лежала большая вязанка срезанных гибких прутьев ивняка. — Попробую сделать волокушку — рассуждал мальчик. В школе им не раз приходилось плести для колхозного парника плетенки. Сейчас это как нельзя лучше пригодилось. Чтобы концы веток не распускались, их пришлось стянуть длинной полоской, отрезанной от ремня. Наконец, плетенка была готова. Беспокоило одно: выдержит ли она тяжесть Ночки? — Ну, Ночка, сейчас тронемся! Только уговор, лежать смирно. Не брыкаться, а то брошу, — пригрозил Санёк, подсовывая волокушку под бок Ночки. — Вот так! Молодец! — похвалил он, видя как Ночка послушно улеглась на плетенке. Но едва Лишь Санёк потянул плетенку, как Ночка съехала задними ногами на землю. — Э, так не пойдет! Пришлось разорвать остаток рубашки и крепко притянуть ноги Ночки к краям волокушки. — Теперь трогаемся! Только вот надо сообразить, в какую сторону. Санёк наморщил лоб, стараясь что-то вспомнить. Подойдя к ближайшему дереву, он обошел его вокруг и ощупал ствол. Кора с одной стороны была грубее и покрыта едва приметным на ощупь мягким мхом. «Северная», — решил Санёк. Перебирая в уме все приметы, о которых им рассказывал учитель ботаники Петр Степанович во время экскурсий, Санёк вытянул волокушку с жеребенком на тропку и пошел вдоль берега по течению ручья, решив, что он должен обязательно впадать в протекавшую недалеко от лугов речку Чернушку. — Тронулись, Ночка! — проговорил Санёк, на ходу зацепляя пряжку изрезанного ремня за край плетенки. Чтобы не резало ладонь, он обернул конец ремня размокшей и потерявшей форму фуражкой. С грибами пришлось распроститься… В лесу совсем стемнело. За несколько минут деревья и кустарники окончательно потеряли очертания, потянуло холодком. Над головой начали робко загораться светлые глазки звезд. Лес наполнился ночными звуками, таинственными, пугающими… Где-то сбоку раздался стон… потом писк. Около ног зашелестела трава и что-то с шумом метнулось в сторону. Вдали послышался протяжный вой. Санёк задрожал. Ночка беспокойно завозилась на плетушке. Волки! Тяжелая волокушка цеплялась краями за мелкий кустарник, тащила за собой сухой валежник и ветки. Чтобы подбодрить себя, Санёк начал разговаривать с Ночкой. — Лежишь? Лежи, лежи. Выберемся. Тропка приведет. Только бы на север не уйти, а то в болото попадем. Ночка в ответ пофыркивала и шевелилась. Внезапно над головой зашумело, раздалось громкое хлопанье, а вслед за этим лес огласился диким хохотом. Выронив из рук ремень, Санёк бросился ничком на землю. Ночка захрапела и забилась. Хохот продолжался долго; он то переходил в стоны, то сменялся свистом; и вдруг снова раздавался дикий, страшный хохот. Испуганный Санёк лежал неподвижно на тропинке, уткнувшись лицом в холодную, мокрую траву. Наконец, сразу все стихло. Лишь над головой тревожно шелестели ветки потревоженных деревьев да рядом слышалось громкое всхрапывание Ночки. Санёк приподнялся, прислушался. — У, дьявол! Напугал! — погрозил он в темноту кулаком. — Это же филин! Не спится ему, горластому. Ишь, по ночам шатается. Не бойся! — Санёк погладил Ночку по вздрагивающей спине и, перекинув за плечо ремень, вновь зашагал вперед. Тропинка стала шире. Плетушка скользила легче и не задевала за кусты. — Видно, к бору идем, — обрадовался Санёк. — Теперь доберемся до дому! К лугам выйдем, а там уже не страшно! Санёк не ошибся. Через несколько десятков шагов, над головой тихо зашелестели высокие вершины сосен, а под ногами начали попадаться колючие шишки. Мальчик с нетерпением вглядывался в темноту: — «Скорей бы!» Санёк остановился и поправил ремень. Слева, впереди что-то блеснуло. Рядом с первым огоньком загорелся другой. По спине мальчика пробежали мурашки, руки выпустили ремень. «Волк! Сейчас набросится!» — спотыкаясь и падая, Санёк кинулся с тропинки в сторону. «А Ночка?» — В следующий миг он бросился обратно и упал рядом с плетенкой. Он охватил шею жеребенка руками и прижался к теплому боку. К его удивлению, Ночка лежала спокойно. Волк, очевидно, не торопился. Он чего-то выжидал. «Наверно, ждет, что я испугаюсь и брошу ее?» — Не отдам! Дудки! — закричал Санёк, шаря по земле руками. Пальцы нащупали суковатую палку. — Попробуй, подойди! Ну, попробуй! — возбужденно говорил Санёк, поглядывая на притаившегося волка. Ждать пришлось долго и Санёк не вытерпел: он стремительно вскочил и ринулся к огонькам. — Получай! Получай! Не с такими справлялся! Подумаешь!.. Волков ещё бояться! — в ярости кричал он. — Трусишь? А, перепугался, молчишь? — Палка переломилась, а волчьи глаза светились попрежнему, продолжая мерцать спокойным светом. Ударив еще несколько раз, Санёк споткнулся и пребольно ударился коленом о трухлявый старый пень. Светлые искры от гнилушки так и разлетелись в разные стороны. — Ух, чтоб тебя! Обманулся! — с досадой и вместе с тем радостно крикнул Санёк и вытер ладонью мокрый лоб. Через несколько минут он снова тащил тяжелую волокушку по тропинке. От пережитого волнения и страха он устал еще больше. Саднила коленка, ушибленная о пень. Натертые ремнем ладони ныли и горели. Хотелось пить. Еще несколько раз филин пытался пугать Санька. Издалека доносился протяжный вой и лай, на повороте что-то больно ударило мальчика по плечу. Саньку даже слышались выстрелы и крики. Но он, стиснув зубы, не оглядываясь, продолжал упорно идти. Темнота постепенно рассеивалась; сквозь стволы сосен просачивался мутный свет. На востоке робко загорелась светлая полоска. Санек прищурил усталые глаза и остановился. За узкой канавкой начинались луга. Он с трудом перетащил волокушку через канаву и повалился в росистую, пахучую траву. — Дошли, Ноченька! — счастливо прошептал он, закрывая глаза.