Лепешки эти никогда не приготовляются заранее, их едят только теплыми, прямо со сковородки. Их пекут в нужном количестве, когда уже настанет час обеда или даже во время еды. Зерно маиса раздавливают посредством гранитной скалки на гладком наклонном камне, помещенном на четырех ножках и называемом металомана. Полученная таким образом масса печется на металлическом листе, который называется комаль. Поставив комаль на огонь, Розита с помощью скалки растерла маис на камне и приготовила из него белоснежное тесто, из которого потом слепила круглую тортилью толщиной с вафлю. Оставалось только бросить этот блин на сковородку, перевернуть его и подавать к обеду. Операция эта требовала известного искусства и незаурядной ловкости, но Розита проделала ее с необыкновенной сноровкой, потому что была образцовая мастерица печь тортильи. Когда она приготовила достаточное количество лепешек, мать ее подала на стол жаркое, и обе принялись обедать, не пользуясь ни ножами, ни вилками, ни даже ложками. Горячая тортилья, способная принять всевозможные формы, заменяла все эти три орудия, на которые в мексиканском ранчо смотрят как на излишнее изобретение цивилизации. В минуту, когда они заканчивали свою трапезу, до их слуха долетели необычные звуки. – Что это такое? – спросила молодая девушка, быстро вскочив со своего места. Через открытую дверь и так называемые окна в комнату снова проникли эти звуки. – Это труба! – воскликнула Розита, когда звуки раздались вторично. – Это солдаты. И, выбежав из комнаты, она начала смотреть сквозь щели между кактусами. Действительно, это были солдаты. Отряд улан, следовавший сверху долины, переменил направление и остановился перед ранчо. Их блестящие мундиры, флажки на пиках и аксельбанты, сверкавшие на солнце, придавали им весьма красивый и веселый вид. Но что было причиной появления отряда? Как мы уже сказали, ранчо стояло в стороне от дороги, и войска никогда не приближались к нему, даже и в то время, когда объезжали окрестность. Почему же они изменили свой обычный путь? Розита задавала сама себе эти вопросы, потом спросила у матери, но они обе не могли ответить на них. Девушка опять вернулась к ограде и, продолжая наблюдать, увидела, как один офицер прискакал к дому, остановился у изгороди и заглянул в сад через верхушки кактусов. Как только Розита увидела его шляпу с султаном и лицо, она тотчас же узнала его: это был офицер, который так нахально смотрел на нее на празднике святого Иоанна. Это был комендант Вискарра. Глава XXII Дурно принятый поклонник Розита отступила к двери, но прежде отозвала огромного волкодава по кличке Бизон, который яростно лаял на незнакомца. Пес повиновался, но не переставал ворчать, очевидно, ему было досадно, что он не мог вцепиться в ноги коня или всадника. – Благодарю вас, прелестная сеньорита, – сказал офицер, – защищая меня от этого свирепого зверя, вы доказываете доброту души, и дай Бог, чтобы это была только единственная опасность, которая мне здесь угрожает. – Чего же вы еще здесь боитесь, сеньор? – удивленно спросила Розита. – Ваших глаз, прекрасное дитя, ваших глаз, которые уже меня ранили. Они намного опаснее, чем острые зубы вашего пса. – Кабальеро, – возразила, покраснев, Розита, – наверное, вы приехали сюда не для того, чтобы насмехаться над бедной девушкой. Могу ли я узнать причину вашего приезда? – Нет никакой особой причины, прелестная Розита. Мне просто хотелось увидеть вас – вот и все. Бога ради, не уходите! Меня привела к вам жажда, у меня в горле пересохло, и я заехал просто напиться. Надеюсь, вы не откажете мне в стакане воды, прелестная сеньорита? Последние слова он проговорил наскоро и отрывисто, чтобы удержать девушку, готовую оборвать разговор и уйти в дом. Вискарре совсем не хотелось пить, но он полагал, и совершенно справедливо, что по закону гостеприимства не мог последовать отказ и девушка принесет воды, а там, глядишь, возможно, удастся добиться и большего. Действительно, не отвечая на комплименты, Розита поспешила за водой, возвратилась к садовой двери и предложила коменданту тыквенную кружку, наполненную водой, ожидая, пока он напьется и вернет кружку. Сделав через силу несколько глотков, чтобы его просьба не выглядела предлогом, и выплеснув остальную воду, Вискарра протянул кружку с тем, чтобы возвратить, но продолжал держать ее крепко в руке, устремив на Розиту дерзкий взгляд, исполненный грубой, животной страсти. – Не позволено ли мне будет, прелестная сеньорита, поцеловать хорошенькую ручку моей благодетельницы? – Будьте добры, сеньор, возвратите мне, пожалуйста, кружку! – Прежде всего справедливость требует расплатиться за одолжение. Потрудитесь принять от меня это. И он бросил в кружку унцию золота. – Нет, сеньор, я не могу взять денег за такую ничтожную услугу: я исполнила только свой долг и не приму вашего золота, – твердо закончила девушка. – Милая Розита! Ведь вы уже завладели моим сердцем, – почему же отказываетесь от этой безделицы? – Я вас не понимаю и в таком случае оставляю. Возвратите мне кружку и заберите оттуда свои деньги. И прощайте, сеньор, мне необходимо возвратиться. Надо продолжать работу. – Я отдам ее только вместе с золотом. – Тогда оставьте ее себе! – Одно слово! – воскликнул Вискарра. – Я хочу вас попросить еще об одном одолжении. Не откажите в любезности, дайте, пожалуйста, огня закурить сигару. Возьмите вашу кружку: в ней уже нет унции золота, и простите меня за то, что я предложил ее. Комендант видел, что девушка оскорбилась серьезно и делал попытки успокоить ее. Обезоруженная извинением, она взяла кружку, пошла за горячим углем и вынесла его на маленьком совке. В это время Вискарра спокойно слез с седла и привязал лошадь к столбу. – Сеньорита, – сказал он, – я очень устал и хочу попросить у вас позволения войти к вам на минуту укрыться от солнечного зноя и немного отдохнуть. Такая навязчивая настойчивость очень не понравилась молодой девушке, но она не считала себя вправе отказать в этой просьбе, и скоро в домике забренчала сабля и зазвенели шпоры полковника. Розита молча последовала за ним. Старая мать, сидя в углу, словно не заметила полковника и не удостоила его даже взглядом. Собака ходила вокруг Вискарры с ворчанием, но по приказу Розиты улеглась на циновке, не переставая злобно поглядывать на незнакомца. Комендант не увидел решительно никакого, даже положенного подобия радости: Розита не сказала ему ни одного приветливого слова, старуха не двигалась. Пес недвусмысленно выражал самые враждебные намерения. Возможен ли подобный прием для такой важной особы! Коменданту прямо дали почувствовать, что он здесь нежеланный гость. Однако Вискарра не был из тех, кто обращает внимание на чувства простолюдина. Какое ему было дело до их симпатий и антипатий, приязни или неприязни, особенно, если речь шла об удовлетворении его прихоти? Закурив сигару, он уселся на скамейке так же беззаботно, как у себя в казарме. Некоторое время он молча курил. Розита снова принялась за свою работу, стала на колени и начала ткать, словно возле нее не было постороннего человека. – Как это искусно! – воскликнул офицер, притворяясь, что его занимает ткацкий станок. – Мне давно уже хотелось посмотреть эту штуку, наконец, удалось видеть, как делаются шали. Ведь это шаль, сеньорита? Как интересно! Можете ли вы сделать за день одну шаль, сеньорита? – Да, сеньор, – коротко отвечала Розита. – Ведь это бумажная пряжа? – Да, сеньор. – Нитки подобраны с большим вкусом. Замечательный узор. Вы сами их подбираете? – Да, сеньор. – Право, для этого надо много таланта. Мне любопытно было бы понять, как проходят и переплетаются эти нитки. И, подойдя к станку, Вискарра опустился на колени. – Право, это мудреная и оригинальная работа, – продолжал он. – Можете ли вы научить меня делать шали, прелестная Розита? Услышав имя своей дочери, старуха вздрогнула и в первый раз подняла глаза. – Я серьезно спрашиваю, – сказал полковник. – Можете ли вы научить меня ткать? – Нет, сеньор. Этот краткий ответ не смутил коменданта, и он продолжал с невозмутимой самоуверенностью: – А между тем, я не глуп, и мне кажется, что мог бы научиться. Стоит только взять челнок, просунуть его между ниток и так далее. В то же время он подвинулся вперед и будто бы случайно прикоснулся к руке молодой девушки. Прикосновение это воспламенило полковника, он не мог более совладать с собой и прибавил шепотом: – Прелестная Розита, я люблю вас! Поцелуйте же меня один только раз… Прежде нежели девушка могла увернуться, он обнял и крепко поцеловал ее. Розита вскрикнула, но более страшный и дикий крик раздался из глубины комнаты. Старуха вскочила, выпрямилась и с яростью тигрицы бросилась на офицера. Длинные, костлявые пальцы ее вцепились в шею злосчастного Вискарры. – Прочь, злая цыганка! – воскликнул он, обороняясь. – Оставь меня, а не то берегись, я зарублю тебя, проклятая! Прочь, тебе говорят! Несмотря на угрозу, старуха, не выпуская его, разорвала воротник и эполеты полковника, но в пальцах ее было силы меньше, нежели в зубах пса, который вскочил с циновки, как только увидел возможность вцепиться в икры коменданта… – Помогите! – закричал незадачливый гость изо всей силы. – Сюда, сержант Гомес! Измена! – Подлый ачупино! – воскликнула старуха. – Мы не боялись бы твоих подлых выходок, испанская собака, если бы мой покойный муж был жив или мой сын находился бы дома. У тебя не осталось бы ни капли крови в жилах, когда ты оставил бы этот дом, опозоренный тобой. Ступай со своими любезностями к своим бесстыдным девкам Сан-Ильдефонсо, которых ты привык посещать… Убирайся! – Черт! – взревел комендант, которого пес уже схватил за ноги. – Сюда! Гомес! Захвати пистолеты и влепи ему пулю! Скорее! Скорее! И, махая саблей, доблестный офицер начал отступление к двери. Благодаря помощи капрала ему удалось вскочить на лошадь. Гомес разрядил оба пистолета в собаку, которую, однако же, ранить не удалось, но пес, видя, что мог привлечь новых неприятелей, отказался от битвы и молча побежал в комнату.