Глава восьмая С корабля на корабль Апатиты, 9 октября, 20:15 Журнал закончился. Новый папа не подарил – пишу в обычной тетрадке. Хотела бросить, но не получилось. По привычке перед записью смотрю на часы, но в тетради графы «время» нет, окошка для даты тоже. Уже много чего нет, не только журнала. Больше нет пневмонии, длинных волос, сентября и Питера. Дедушки Вали тоже нет. Волосы отрастут, дату и время можно писать без всяких таблиц, сентябрь через год вернётся, Питер когда-нибудь тоже. А Валя – нет. Он умер дома, неделю назад – тогда я ещё была в больнице. Сейчас хочется зацепиться за какой-нибудь знак – не может быть, чтобы я ничего не почувствовала. Не знаю, например, я могла ни с того ни с сего замолчать, споткнуться на ровном месте, вдруг зарыдать – но ничего похожего не было. Был обычный больничный день: завтрак-обед-ужин, процедуры, безделье, прерывистый сон. Всё как обычно, только мама не пришла, хотя навещала меня каждый день. А тогда пропустила. Наверное, поняла, что не сможет сказать: – Вот чистые носки, сок, печенье… А, слушай, тут такое дело… Дедушка умер. Два страшных слова смог сказать папа. Нет, когда он вошёл в палату, первое, что я услышала, было: – Привет! Собирайся, мы едем в Апатиты. Я сделала вид, что запускаю в него яблоко, и только собралась заявить, что меня достали неожиданные повороты и внезапные решения, как он сдавленным голосом произнёс то, что побоялась сказать мама. Потом он обхватил ладонью подбородок, как будто хотел закрыть себе рот. Вот тогда всё закончилось. Апатиты, 9 октября, 21:30 На кладбище самое страшное – портреты. Когда на памятнике только имя и даты, то не так жутко, а вот когда лицо… Хочется, чтобы у Вали никакого портрета не было, а если Галя решит, что он нужен, пусть его сделают с той фотки, где Валя с другом, – она в альбоме с большими буквами БК, там все фотки с их работы. «Бюро конструкторов»? Или «Конструкторское бюро»? Не помню. Там дед суперский: красивый и дерзкий. Положил ру ку на плечо друга и хитро смотрит, как будто говорит: «И чем бы нам сегодня заняться? Есть идеи?» Только важно, что, когда будут перерисовывать – или как там это на камне делается? – надо, чтобы не забыли про сумасшедший воротник с длинными концами-языками. Вот на такой портрет я согласна: всем, кто его увидит, будет понятно, что Валя смешно обзывался, носил модные рубашки и любил смотреть на море. Но пока никаких портретов у Вали нет. Только крест с табличкой и бумажные цветы. Живые завяли – папа их сгрёб в кучу и отнёс к мусорной площадке. Я бы и бумажные выбросила – Валя бы точно похвалил. Они жутко яркие и противно шуршат. Зачем они? Слона я, конечно, не оставила – ему там не место. Буду искать другое – он должен быть там, где деду было хорошо. И это место точно не называется кладбищем. Может, и правильно, что меня здесь не было неделю назад. Похороны я пропустила из-за врача: папа говорит, не отпустил. Так это или нет, но с Валей я обязательно попрощаюсь. Толь ко по-другому, без этих ужасных цветов и чёрных лент. На до подумать как. Апатиты, 10 октября, 19:55 Готовлюсь к полярной зимовке. Срочно нужны лыжные штаны, пуховик, тёплые ботинки и ещё кое-что по мелочи. В онлайн-корзине пока только три шапки. Три – не потому что одна для школы, вторая для тундры, а третья для Хибинских гор. Просто не могу выбрать. Я вообще с шапками не сильно дружу. Были бы настоящие, примерила бы и решила, а по фотке трудно понять. Может, купить все три и не мучиться? Нет, всё-таки за шапкой и ботинками придётся тащиться в обычный магазин… Ещё шарф нужен. Да, шарф обязательно, теперь шея голая, а это зимой не очень приятно – снег за шиворот будет сыпаться. Что-то я об этом не подумала, когда стриглась. Но всё само как-то получилось – что я точно не планировала делать, тем более в день приезда, так это стричься. Но как вышло, так вышло. Я не жалею. Снежа – мастер. Из аэропорта Винни нас привёз к дому Гали, папа вышел первым, я никак не решалась – было очень страшно встретиться с бабушкой. Что рассказывать, о чём спрашивать, надо молчать или, наоборот, трещать без остановки – всё это было совершенно непонятно. Папа, заглянув в машину и увидев, что я вцепилась в руку Снежи, сказал: – Ну идите погуляйте. Только недолго. Не забывай, ты только что из больницы. Недолго не значит быстро, больница уже не значила ничего, поэтому я никуда не спешила. Мы бы бродили ещё долго-долго, но нашей бесконечной прогулке помешал дождь. Сохнуть, конечно, пошли к Снеже. Расчёсывая мои влажные волосы, она вдруг предложила: – Хочешь каре? Я ровно стригу. Маме нравится. Я не задумываясь согласилась. Мама Снежи совсем не выглядела так, как будто ей поручили рекламировать #креативныестрижки, так что бояться было нечего. Апатиты, 11 октября, 9:40 Галя попросила проследить за папой. Ей очень не нравится, что он всё время пропадает в гаражах, – она боится, что это может плохо кончиться. Вообще-то да, папа приходит оттуда грязный, угрюмый и пахнущий пивом. Когда мы утром выходим из подъезда, он обычный – чистый и расчёсанный, – а вечером совсем другой. Хорошо, что ему не приходит в голову заглянуть в школу – было бы ужасно стыдно. Когда Галя заказала слежку, я сразу вспомнила, как Оса поручила найти Богдана и мы с Алё, обыскав всю «Галактику», нашли его в «Обсерватории». Эта история вспоминается как выпускной в четвёртом классе: клоун, музыка, пушка с конфетти. Мило, глупо, давно. Все с родителями и без прыщей. Эх, было время! Но нет, я туда не хочу. Ни в началку, ни в круиз. Богдан. Если бы был в списке контактов, то, наверное, что-нибудь написала бы. Хотя можно написать ему прямо в личку. Можно, конечно, только нечего… А вообще, если знать, что сообщение исчезнет через минуту, я бы отправила: привет я всё помню Нет, лучше: срок хранения соли ещё не закончился Апатиты, 11 октября, 21:15 Всё время провожу у Снежи. Иногда даже ночую. Хорошо, что у студентов каникулы только зимой и летом, а не как у школьников, а то бы совсем скоро на пороге появился Снежин брат Мишаня и страшным голосом сказал: – Кто спал на моей кровати? – Кто сидел на моём стуле? – Кто ел из моей тарелки? А я бы, дрожа от страха, забилась в угол и, дождавшись удобного момента, со всех ног рванула бы… Куда? На Северный полюс? Может, сразу на Южный? Не знаю, но точно бы не на Космонавтов, 13 – там сейчас тяжело и пусто, поэтому я у Снежи и убегать мне точно не хочется. У неё спокойно, как когда-то в Алесино, только тесно – теперь в комнате ещё и большая клетка. Когда я уехала, Снежа завела кролика. Кролика зовут Лёша. Если бы он не был мальчиком, его бы назвали Лёля, сообщила Снежа. Не знаю, что чувствуют люди, когда их именами называют города и звёзды, но узнать, что в честь тебя назвали тихого чёрного кролика, было бы, если честно, очень приятно. Апатиты, 12 октября, 10:10 Поручение Гали выполнено. Расследование, проведённое методом подсматривания и подслушивания, показало, что в гаражах, то есть в самом дальнем и самом ржавом гараже, папа занимается тем, что помогает чинить мотоцикл. Чей мотоцикл – сказать не могу. Папа работал в компании соседа и какого-то мастера, у них машины есть – зачем им старый мотоцикл, не очень понятно. Но, может, это заказ и они не развлекаются, а зарабатывают деньги. Хотя на второе не похоже, слишком они расслабленные. На машинное отделение гараж не похож. В машинном чистота-порядок, а в гараже настоящая свалка, причём папу это совершенно не волнует. Пока я подсматривала за ним через щель в стене, он не сделал ни одного замечания. Ладно сосед – он спал в коляске от мотоцикла, а вот неизвестный мастер мог бы запросто взять веник и навести порядок, но ему такую команду никто не дал. Там было реально грязно. На полу валялись пропитанные маслом тряпки и куски мотоцикла – под самым крупным извивался папа. На ржавом столе были разбросаны куски хлеба, консервы, банка быстрорастворимого пюре, пластиковые стаканчики. Папа и мастер ужасно ругались, слушать их ругань было совершенно невозможно. Устав терпеть, я подняла с земли железный прут и изо всей силы стукнула им по стенке гаража. Внутри раздался грохот – наверное, сосед вывалился из коляски. Прятаться за машиной пришлось недолго – через несколько минут компания покинула гараж, а я пошла к Снеже. Когда вернулась домой, папа молча ел суп. Галя, подперев рукой подбородок, сидела напротив и смотрела на него как на человека, который вернулся из очень далёкого и опасного путешествия. Я сняла куртку и повесила её поверх папиной. И зря, потому что теперь она воняет пюре и бензином. Хорошо, что сегодня приедет новый пуховик. Апатиты, 12 октября, 17:15 Спросила у Гали, где Валя чувствовал себя счастливым. Она сначала насторожилась, потом задумалась. Я уже не надеялась на ответ, как она вдруг сказала, что самым счастливым он был на корабле. Это было неожиданно, потому что про дедушку-моряка я никогда не слышала. Ещё раз убедившись в том, что ничего не знаю про свою семью, я приготовилась слушать про Валины морские приключения – становилось понятно, почему он замирал у окна, вы ходящего на море, – но Галин рассказ был про другое. – Корабль – это мыс. Название такое. Корабль, – тихо повторила она. Вздохнув, добавила: – Он мне там предложение сделал. Тогда он точно был счастливым. Я тоже. Блестела как аметист… Галя отвернулась. Я подумала, что она сдерживает слёзы, но нет, она не плакала. Глаз я не видела, но её голос точно не дрожал. – Ты аметисты видела когда-нибудь? – спросила она и, не дожидаясь моего «нет», вышла из комнаты. Вернулась она с большой шкатулкой, в которой лежали почерневший серебряный браслет и два толстых золотых кольца – остальное пространство заняли крупные фиолетовые камни, которые, когда Галя потянула за нитку, превратились в бусы. Камни были неровными, неодинаковыми, но очень красивыми. Мне они напомнили розовые и синие виноградины: одни были яркие, плотные, с запотевшими боками, другие напоминали шарики желе – как будто с ягод сдёрнули кожуру. Галя поднесла бусы к свету, и бескожные виноградины моментально вспыхнули. Я охнула от восхищения. Галя одобрительно кивнула. – Валечка сам делал, – сказала она с гордостью. – Сам собирал, сам шлифовал. Берег-то да, аметистовый, но ты попробуй их найти. И тогда их мало было, а сейчас и подавно – всё, наверное, туристы унесли. Хочешь померить? – спросила Галя, протягивая фиолетовое ожерелье. Когда бусы повисли на моей шее, я вспомнила, как физрук вешал на меня медаль, но она не была такой тяжеленной. Галя, заметив моё удивление, усмехнулась: – Да, нелёгкие! Настоящие камни, не бусинки какие-нибудь. Я тогда аж согнулась. Худая же была. Не то что сейчас. А Валя сказал: «Это хорошо, что тяжёлые. Значит, никуда от меня не убежишь». Я-то не убежала, а он…