После того как Яна обшарила подвал, угрызения совести у нее исчезли раз и навсегда. Ключи она позаимствовала у тетки. Подвал был под всем домом, добротный, крепкий, хорошо оборудованный, с отдельными комнатами для солений, копчений, сыров… С кучей всякого добра, которое Яна даже перекапывать не стала. А еще… Говорите, БДСМ? Говорите, пятьдесят оттенков? Двадцать первый век? Черта с два! Извращенцы во все времена были! И оборудованная по последнему писку моды пыточная Яну лишний раз в этом убедила. А что для извращенцев… А зачем иначе козлы бархатом оббивать? И крест тоже… похожий, и, пардон, разные имитаторы запчастей организма на полочке разложены. А в той маленькой комнатке что? Яна приоткрыла дверь. И сильно об этом пожалела. Там… пахло. И она знала этот запах. Кладбищенский, могильный, и пол там земляной, и словно… неплотный такой. Неутоптанный. Яна готова была дать ухо на отсечение, что это – могильник. Но раскапывать и проверять она точно не станет. Ох-х-х… А ведь может и так быть. Допросили – и в расход. Заигрался – и доигрался. Всякое бывает… и здесь закапывали тех, кто участвовал в играх. Добровольно ли, нет ли… Впечатление было откровенно жуткое. Еще рядом доски стояли. Если кто придет, такие на пол бросить – дело минуты. И все прикрыто… страшно? Больше, чем страшно. Бесчеловечно. Это уже не люди. Нелюди. И жалеть их – последнее дело. По трудам и награда вам будет… Яна посидела несколько минут прямо на пыточной скамье, приходя в себя, и медленно, словно к каждой ноге гирю привязали, выбралась из комнаты. Тайники? Да пошло все к…, в… и на…! По свободному выбору! Не могла Яна больше оставаться в этом подвале, не могла!!! Кое-как вылезла в кухню – и ее вывернуло наизнанку. Хватит им с Матвеем и найденного. А еще… она трактирщику скажет самому здесь порыться. Что найдет, что унесет… да хоть бы и все выгреб! Только с собаками надо решить вопрос. Яна вернулась к тетке. Та времени не теряла и активно пыталась освободиться. Ага, размечталась! Это не кино, где из любых наручников выворачиваются. Не освободят тебя люди добрые, так и подохнешь. А они – не освободят, потому как Яна вернулась. – Ты знала о пыточной в подвале? Вопрос был задан чисто для проформы. Тетка знала, Яна это отчетливо видела. И испытывала желание убить. Неудержимое. Спуститься в пыточную и устроить ей сессию. В кои-то веки она понимала бэдээсэмщиков! Аж руки чесались взять палку, или плетку, или все сразу, ну и применить по назначению! Без всяких стоп-слов. Но некогда. И нельзя… – Если привяжешь собак – я тебя не убью. Не привяжешь – пеняй на себя. Освобожденная от кляпа тетка сплюнула на пол. – Да пошла ты… все равно убьешь! Яна качнула головой: – Сыном клянусь. Его здоровьем. Тетка задумалась, но пожить ей еще хотелось. Так что Яна развязала ей руки и держала под прицелом, пока та накладывала собакам еду, пока их привязывала… Собак Яне было жалко, но… Людей жалеть не успеваешь! Куда там бедным песикам! * * * Запрягать Яне пришлось самой. Кажется, это называется «двуколка»? Или двуконка? Когда две лошади в одной упряжке? Яна материлась, шипела, скрипела зубами, но кое-как разобралась. Хорошо еще, кони попались добрые и смирные. Казалось бы, как в двадцать первом веке бандюки заводят себе породистые «Мерседесы», так и Поганец должен был поставить в конюшне ахалтекинца или араба, кто тут в моде? Ан нет. Стояли в конюшне два битюга, которые обладали флегматичным нравом и явно высоким коэффициентом интеллекта. А может, им понравился сахар, который Яна щедро скормила лошадкам? Или подсоленный хлеб? Памятуя, что разные лошади любят разные вещи, кто соленое, кто сладкое, она и то и другое с собой захватила. Коняшки слопали все и, кажется, были не против продолжения банкета. Сани тоже стояли в сарае. Вроде бы это называется «возок». Небольшой, крытый, на полозьях, а внутри… Яна оценила! Проблем с ночлегом у нее не будет. Малявок будем укладывать спать прямо в возке. Обитом изнутри натуральным бархатом! А сиденья тут! Рессоры! Окна, забранные толстым стеклом и открывающиеся движением пальца, висячие лампы, место для багажа под сиденьем, для обуви… даже мини-бар есть. И не пустой. Бутылки Яна выкидывать не стала. Роскошь! В чистом и откровенно вульгарном виде. Соболиный мех сюда отлично вписался, кстати. Яна фыркнула. И подумала, что все получается забавно. Как-никак она имеет право на подобную роскошь. Она здесь и сейчас… А кто – она? Руки сами собой укладывали багаж, а Яна вдруг задумалась. Бросила взгляд на перстень с черным камнем. А правда – кто?! Ответ у нее был. Но – неприятный. Петер Воронов перед смертью передал ей перстень… и наследство? Ох, похоже. Но тогда она здесь и сейчас… императрица? М-да… но ведь вполне вероятно. Или это считается только после коронации? Кажется, да. До коронации она наследница, после… а вот что собой представляет коронация? Миропомазание, церемония на глазах у толпы, принятие регалий… Хелла, твои шуточки?! Богиня!!! Регалии Яна получила. Церемония в храме в глазах Хеллы никакого веса не имеет. А что – имеет? Яна порылась в памяти Анны и нашла ответ. Фамильная часовня, в которой император проводил ночь после коронации. Всегда. Один. Аделина Шеллес-Альденская еще очень сердилась, что ей не удалось переломить упрямство Петера в этом вопросе. Надо было ее тоже взять с собой, а он был один… часовня? Или храм Хеллы? Что-то Яна подозревала подобное. И что ей с этим делать? Да ничего! До конца лета найти того, кто снимет эту ношу с ее плеч, и не думать о всяких глупостях! Русина, Звенигород