– Могу и сходить, отчего не сходить? – согласился Дмитрий. – Куда? – Давай, дяденька, мы тебя проводим? – предложил младший. – Давайте, – согласился Дмитрий. – Прошу, – показал старший. Дмитрий сделал несколько шагов по улице, освобожденцы сопровождали его, потом уточнил, куда дальше, свернул в переулок… Не ждал бы подлости – так и закончил бы там диверсант свою историю. Но Дмитрий был уверен, что спокойно ему пройти не дадут. И дождался. Ножа под ребро в темном переулке, или подворотне, или где там эти сволочи поудобнее место найдут, чтобы труп обобрать… наивные! Митя качнулся вперед, ушел от ножа, перехватил вытянутую в движении руку – и одним резким движением сломал ее об колено. Вой старшего показал, что все сделано верно. – Т-ты это… н-не балуй… Младший попытался вскинуть ружье, но Митя с подонками отродясь не церемонился. И влепил ему с размаху. Сначала по руке, потом в живот, а потом просто подошел и добил. Коротко, расчетливо, ударив ножом в горло. Чтобы не кричал, и так нашумели. Паренек обмяк, и Митя обратил внимание на второго. Уголовник еще от перелома не оправился, больно же, когда кость – пополам, но уже пытался отползти. Зря. Митя потыкал его ногой. – Расскажешь, что спрошу, – жить останешься. Расскажешь? Еще бы он не рассказал. Из уст Сиплого, так звали негодяя, полились целые потоки информации. Пусть перемешанные с грязью, пусть кое-как выраженные, Митя умел работать с чем и с кем угодно. А информация оказалась неутешительной. Власть в Звенигороде была. Была даже в его окрестностях. Освобожденцы старались навести порядок… как они его понимали. То есть указания раздавали не самые глупые. Ввести патрулирование улиц, к примеру, раздавать хлеб, хотя и понемножку, наладить сообщение… Подвело исполнение. Можно ввести патрулирование улиц, но если в патруль входят такие, как Сиплый, понятно, что работать они будут в свой карман. Можно раздать хлеб честно, а можно и себе урвать малую… немалую толику. Можно честно проверить документы и отпустить человека, а можно и вот так. Завести куда-нибудь в тихое место и прикончить. Потом обобрать труп – и пусть валяется в канаве. Много их тут таких… валяется. Знал ли об этом Пламенный? Конечно, знал! Он же не дурак! Но… ему-то ничего не угрожало! А остальным… будем считать это платой за его, Пламенного, безопасность. Ведь кто шел в Освобождение? Крестьяне вчерашние. Уголовники всех мастей и видов, те, кто был по какой-либо причине недоволен властью… да, таких было много. Но причины у всех были разные. А если в связке окажется какой-нибудь прекраснодушный идеалист и вот такой «Сиплый», кто будет управлять? Понятно, не идеалист. Митя слушал внимательно. Запоминал количество патрулей, улицы, по которым они ходят, частоту пересменок, вооружение… ему это для работы пригодится. Сиплого он потом добил. Уголовник пытался умолять, потом дернулся, но было поздно. Митя никого миловать не собирался. Не стоит оставлять живых свидетелей. А пока надо найти себе жилье на несколько дней. Как-то переночевать, поесть… И присматривать себе местечко под склад. Скоро прибудет его заказ. А там и за работу… Сергей Цветаев, Швейцария Сережа Цветаев лежал и смотрел в окно. Ему было грустно и тошно. Врачи и медсестры выполняли любое его желание. Бегали вокруг на цыпочках, кланялись чуть ли не в пояс… Наверняка мать платила бешеные деньги за каждый день его пребывания здесь. А толку? Недавно он подслушал разговор двух сестричек. Забавно. Швейцария, частная клиника, бешеные деньги и такая же бешеная охрана, тайна имени, диагноза и полная конфиденциальность всего прочего. И что? Все одно медсестрички сплетничают. Вот и эти две свистушки обсуждали именно его. Сережа знал французский язык, может, и не сошел бы за своего во Франции, но объясниться мог. Он понимал, его понимали… давно это было. Кажется, в другой жизни. К языкам у него были хорошие способности. Жаль, куда-то все ушло… сам виноват. Все пролюбил, прогулял, проширял… Смысл беседы был прост. Девушки размышляли, что у него раньше откажет, и жалели молодого парня. Печень, почки, сердце… наркота очень неплохо подсадила ему все органы, но вот это – особенно… Инфаркт. Или почки откажут напрочь, или печень наконец помрет… Или тромб какой оторвется? Сосуды-то вообще никудышные, может, и сосуд лопнет… Сережа это сам понимал. И было ужасно грустно. Чем-то его накололи таким, что боли он не испытывал. Да и реальность – словно под местным наркозом. Как-то заторможенно… Жизнь – прошла. Мысль оставляла на языке горечь. Жизнь прошла, а что он в ней сделал? Мечтал ведь изучать растения, собрать гербарий на Амазонке, может быть, найти что-то новое… кому, как не Цветаеву, и заниматься цветами? И все куда-то ушло. И вспомнить толком нечего. Пьянки и гулянки? На которых все лица сливались в одно, все бабы были одинаковы… Яна. Сережа помнил, как они познакомились. Помнил каждую минуту. И как у них впервые случилось – тоже. Он себя считал крутым парнем, самцом, в постели с которым каждая поймает оргазм просто от счастья. Обнимет – и готово! Это же ОН! Он снизошел до дурехи! А Яна этого почему-то не поняла. Ей было больно. И кровь была… а он себя чувствовал ужасно гордым! Он у Яны первый! Понимаете? Первый. По-настоящему! Потом ей стало хорошо с ним, но это уже потом. А еще потом… Беременность. Кто из них был неосторожен? Он? Яна? Вроде бы предохранялись с двух сторон. И таблетки Яна пила, которые ей подобрали после сотни анализов в частной клинике, и он старался не забывать волшебные изделия. И все равно… Не убереглись. А дети ему были не нужны. Сережа хотел еще пожить для себя. Ну хоть годика три-четыре! Потом-то понятно, можно и родить… А пока – зачем? Куда с детьми на Амазонку? Примерно это он Яне и сказал. А что такого? Миллионы баб и залетают, и делают аборты, и не делают из этого никакой трагедии! И рожают потом как кошки! Тоже мне, проблема! Но Яна ТАК смотрела… словно у нее на глазах Сергей превращался в аскариду. Или бычьего цепня.