* * * Нашлись. Четырнадцать человек, старшему уже за пятьдесят, младшему и восемнадцати нет. Анатолий хотел ему отказать, но мальчишеские глаза полыхнули такой болью и яростью, что не посмел. Не смог выговорить страшные слова. Не смог… Мальчишка же! Ему бы еще жить да жить, а он уже… такого и огонь не возьмет, он изнутри сгорает быстрее, чем снаружи… кого у него отняли? Родителей? Любимую? Не узнать. Разве что имена записать да узнать, куда весточку послать. Если что… А что тут – что? И так ясно. Если кто вернется, чудо это будет похлеще ходьбы по воде. И все же… не было другого выхода. Не было. А потому идите, ребята. И умрите, чтобы сберечь чьи-то жизни. Идите – и победите. И останьтесь жить в вечности. * * * Как это бывает? А обыденно. Ночь, голые тела, натертые жиром, густо смешанным с сажей. Понятно, сотрется-смоется, но хоть на какое время сработает. Сверху одежда из тонкой шерсти, обрезанная так, чтобы не стесняла движения. Тоже – ненадолго, но хоть на сколько хватит! Хоть весна и теплая, а ночью все же минус пять есть. И вода не так чтобы парное молоко. Плыть им не очень долго, но… Но – плыть. И тащить за собой сетки с небольшими ведерными бочонками. В бочонке литров десять горючей смеси. Что-то из нефти такое сделали местные химики, сами побаиваются. Чего напихали? А, плевать! Лишь бы сработало и горело так, что… Не один же там бочонок! Нет, не один… и даже не один десяток получился. По два-три бочонка на человека, с поплавками, чтобы легче было тащить… А когда начнется, они и ударят… Люди один за другим входили в воду, и Вольная принимала их тела. Логинов смотрел на это молча. Стоя по стойке «смирно». Что он мог еще сделать для этих людей? Ничего. Или… Шаг к воде, пока никто не видит, украдкой. Пусть люди думают, что генерал по нужде пошел. А он… Вот камыши. И извлеченный из ножен клинок разрезает ладонь. – Хозяюшка-Вольная, кровью своей заклинаю, помоги им… Темные капли крови падают в воду. Такие черные даже в непроглядной воде. Такие едкие… А что ему еще остается? Детское поверье? Да и пусть его… лишь бы сработало! И Логинов ловит себя на еще более детской, забавной мысли. Он ждет ответа. Ну хоть какого… только его нет. И лишь где-то вдалеке волчий вой… рядом с Ас-Дарханом водятся волки? Никогда не думал… * * * Сеня едва шевелился. Он лежал на воде. Просто лежал так, что из воды едва ли нос и глаза торчали. Ну и губы. А Вольная сама поддерживала его, сама несла вперед и вперед. Лежать на воде надо уметь. Он умел. С детства на Вольной, с детства, словно рыба, из воды не вылезал. Они не так богато жили, вот он и помогал отцу, как мог. Тот рыбачил, ну и Сеня знал, что тоже будет. Только вот подрастет, чтобы силенки были, а пока можно и так рыбки натаскать на жареху. Чай, на удочку она тоже неплохо идет. Ни о чем особенно Сеня не мечтал, жил себе – и жил. До пятнадцати дожил, там и невесту присматривать начал… А она была красивая, словно солнышко. Его Маришка. Маська… Волосы светлые, легкие, словно одуванчик, глаза большие, доверчивые… она всем верила, всех любила… В тот день она пошла на речку. Просто пошла стирать белье, что в этом такого? Но кто ж мог знать, что мимо будет проезжать отряд освобожденцев? Эти твари ездили по деревням и селам, отнимали последнее у голодных крестьян, издевались, как хотели. Где-то получали отпор, где-то нет… Вот им Маришка и попалась. Самое начало зимы было. Там ее и нашли, на мостках… Много ли надо хрупкой девчонке? Два десятка ублюдков и опытная баба не выдержала бы. А Маришка… Сеня никогда не забудет ее лицо. Искусанные губы, синяки, искаженные болью и ужасом черты, синие пятна на шее… Кто?! Разве это важно? Освобожденцы, вот и все. Мать плакала, отец уговаривал, но… Сеня больше не мог жить так, как раньше. Многое он мог пережить, но Маришка?! Вот за что ее?! Просто – за что?! Она никому не делала зла, она просто жила и наверняка не заигрывала с негодяями. Почему они не могли оставить девчонку в покое? Что им помешало? Сеня был не особо грамотен, но… безграмотность ведь не означает глупость. Это просто немного иной взгляд на жизнь, своеобразный, но часто верный. Не затуманенный лишними узорами сомнений и виньетками красивых слов. Сеня размышлял, и получалось у него так, что освобожденцы просто несут зло. Говорят красиво, а на деле они отнимают еду, они убивают людей, разрушают храмы, гонят священников… и им стоит верить? А почему, собственно? По делам узнаете их… так сказано в Книге Творца. Священник говорил. Он старенький был, поэтому и не ушел, когда освобожденцы пришли. До последнего старался свой храм защитить, лепетал, что иконам уж по тысяче лет, даже больше… Так и повис на дверях храма. Повесили. Он же просил не обагрять полы в храме кровью? Вот и не обагрил, такое извращенное чувство юмора. Значит, освобожденцы – зло. А если есть зло, с ним надо бороться. Это тоже понятно. Надо проситься в войско к… кому? Да хоть бы и к Логинову. Куда идти, крестьяне знали. Сеня и пошел. И попросился. На смех его не подняли. Каждый доброволец был важен. И Сеня остался в войске. Учился разбирать и чистить тяжеленное ружье, стрелять, правда, не учился, патронов было не так много. Учился колоть штыком, учился убивать… И ждал. За свою Маришку он убьет десятерых. А может, и сотню… сколько получится. Они пятерых детей хотели, вот пятерых он убить обязан, но лучше – больше. Лучше десятерых. А потом Логинов приехал в войска. И рассказал о том, что необходимы добровольцы.