По мнению Белзера, вероятность официального обвинения была весьма низкой. В доказательство он зачитал статью о человекоубийстве: — «С намерением причинить смерть другому человеку…» и бла-бла-бла. За исключением — слушай внимательно — случая, когда у тебя имелись «достаточные основания полагать, что другая сторона имела намерение совершить поступки, могущие привести к смерти или серьезному ущербу здоровью». — Он поставил том на место. — Ношение оружия относится к числу таких оснований. Верь мне, парень: никто не станет возиться с тобой. Но для пущей надежности помалкивай. — Вы как считаете, я неправильно поступил? — спросил Джона. — Неправильно? — Белзер выплюнул неуместное слово. — С моральной точки зрения? Нет, я так не считаю. А ты? — Нет. Точнее, сам не разберусь. — А я разберусь. — Белзер улыбнулся. — Слушай сюда: девица попала в беду. — Да. — Тот парень угрожал тебе ножом. — Так мне показалось. — Показалось или так и было? — Мы дрались. В темноте. — Джона примолк. — Нож-то был у него. — Именно. Ты увидел нож, почувствовал угрозу. Ты же не имел намерения убить его. — Белзер приподнял бровь, намекая. — С какой стати? — Хороший вопрос. У тебя не было такого намерения, и не с чего было ему взяться. Ты же не маньяк-убийца. Ты — будущий врач. Ты увидел, как убивают женщину, твое поведение было адекватно. Соответствовало ситуации. Ты меня понял? Ты невинен, как в день, когда появился на свет. По крайней мере, в этом деле. Что ты поделываешь на досуге — про это ничего не знаю. — Ладно… — Ты слишком суров к себе, вот что. Джона пожал плечами. — Этот парень хотел кого-то убить. Пытался убить тебя. Ты бы радоваться должен. Отлично справился. И довольно об этом, живи дальше. Джона сердито поморщился. Живи дальше. Он чувствовал, что если поскрести хорошенько, то от спины отшелушится засохшая кровь, которую он не смыл с первого раза. И по части «жить дальше» Джона отнюдь не был чемпионом, особенно когда на него давили. Но работа уголовного адвоката в том и заключается, чтобы разложить все по полочкам: какое дело удастся отстоять в суде, какое нет. Небось такой же премудростью он угощает и тех, кто совершил настоящее преступление — украл, изнасиловал, убил. Та к вы разбили ей голову кирпичом, ясно-ясно. Белзер кинул справочник по уголовному праву в ящик и сплел пальцы. На мизинце правой руки сверкало крупное золотое кольцо. — У тебя замечательный отец — сам-то чувствуешь? — Да. — Умнейший человек. — Точно. — А ты на маму похож. — Спасибо-спасибо. — Слушай, — заговорил Белзер, вертя кольцо на пальце, — выкинь все это из головы. Что было, то было. Переживания никому не идут на пользу. Но с выходом пятничной «Пост» стало ясно: ничего из головы не выкинешь. Эй, Супермен! Слухи распространяются быстро. Слышь, Супермен, открой мне банку! Да не урони смотри! Эй, Супермен! Мистеру Киста Желудка нужен рентген. Примени свои Х-лучи. Статья из «Пост» повсюду: на досках объявлений, в ванной, в грузовом лифте и в кафетерии; заперта в шкафчике раздевалки и скреплена с флайерами предстоящей конференции по «Новым методам пересадки почек» или по «Врожденным порокам сердца». Куда бы Джона ни пошел, его поджидал двойник: паршивое фото, которое Кристофер Йип где-то ухитрился нарыть. Зернистое изображение, кривая улыбка, щечки-яблочки — он больше смахивал на жертву преступления. Командовавшие Джоной ординаторы заходились смехом: Вперед, вперед и выше! Они донимали Джону цитатами из статьи. Полстраницы чепухи, щедро сдобренной эпитетами и увенчанной заголовком сорокового кегля. В статье Джона именовался то «ординатором третьего года обучения», а то и хирургом. Поздравляю, Супермен! Ты, оказывается, уже ординатор? Не напишешь мне рекомендацию? Повесть о том, как Джону осматривали в травме, быстро обрастала мифологическими подробностями. Его зад и другие выдающиеся части тела обратились в фетиш. Тут уж комические варианты неисчерпаемы: Суперчлен! Суперхрен! Ему казалось, вот-вот его выставят на арену. БИТВА СУПЕРДОКОВ ПРИДУРОК ПРОТИВ НОЖА Но дело сделано, лучше уж подыграть, чем противиться. Его называли Кларком, он раскидывал руки — сейчас взлечу — и высвистывал ветер. Он напевал песенку из сериала и, пародируя чудеса гибкости, прикидывался, будто на нем лопается рубашка. Медсестры тыкали его в надутые бицепсы. Отпускали шуточки по поводу облегающих брючек. Хотите посмотреть поближе? — хорохорился он. Люди, про которых Джона и думать забыл, присылали электронные письма с наилучшими пожеланиями и неуклюже пытались выразить герою свое восхищение. Девушка, с которой они вместе учились в школе, опасалась, что он ее не помнит (не вспомнил), и спрашивала, не пригласит ли он ее на чашку кофе (не пригласил). Друг Джоны Вик, штудировавший медицину в HUM, прислал огромный букет с карточкой: «Твое счастье, что цветы не на похороны, идиот». В среду позвонила сестра. — О чем ты только думал? — Я не думал. — Он же мог тебя зарезать. — Порой ее интонации точь-в-точь напоминали материнские, до ужаса. — Знаю, — сказал он. — И ты спокоен? Судя по голосу, ты ничуть не взволнован. — Какое тут спокойствие. — Тогда почему у тебя такой спокойный голос? — Я устал, — ответил он. Чистая правда. Шесть дней подряд он пахал в Святой Агги, по шестнадцать часов в день. Напрямую никто не требовал отработать отгул, но и подразумеваемые ожидания давили на него, словно заповеди Священного Писания. Джона работал полный день в субботу, в воскресенье, в понедельник. Во вторник дежурил до полуночи, в среду должен был еще и посетить семинар по послеоперационному уходу. Превратился в зомби, но лучше так, чем ползти домой: Ланс уходил на ночь, в пустой квартире — тишина и бессонница. Любой пустяк запускал вновь те страшные видения. Затормозит внизу автобус — и его шипение похоже на то, с каким кровь выходила из раненного насмерть человека. — Репортер все перепутал. Прибавил тебе лет. — Не знаю, где он брал информацию. Не от меня. — Пишет, что ты с Манхэттена. — Ну как бы да. — Не уроженец, — уточнила сестра. — А он пишет так, словно ты здесь и вырос. — Да, верно. Все перепутал. Ужас. — Оставь свою пассивную агрессию, Джона-бой. Он надавил пальцами на веки. — Извини. — Проехали. Все равно я тебя люблю.