Енс повернулся, кинулся бежать, но зацепился за порог и растянулся на тротуаре. И ушиб колено. За спиной раздался смех. Он обернулся. Девица стояла подбоченясь и хохотала. — Споткнулся, бедняжка? — Убирайся к дьяволу, проклятая... шлюха! Он поспешил прочь, припадая на ушибленную ногу. Девица хохотала ему вслед. 55 Енс лежал на кровати и рвал фотографии Сив. Он лежал одетый и рвал карточки на мелкие, мелкие кусочки. Лицо его ничего не выражало, но он невольно прислушивался к ссоре в спальне. — Что же, у нас больше нет ничего общего? — спрашивал Ханс с видимой горечью. — Можно подумать, мы... — А у нас когда-нибудь было что-нибудь общее? Даже ребенка ты не смог... Енс вздрогнул и повернулся к стене, за которой находилась спальня. — Так. Значит, это я виноват? Всегда во всем виноват я? Я виноват, что ты стареешь? С ума можно сойти! Что с тобой творится? — Просто надоело мне все. Ты, хозяйство изо дня в день... Не могу больше слушать о тебе... от других... — Значит, я виноват в том, что ты домашняя хозяйка? Не нравится, так отправляйся на биржу труда. Получить работу нынче ничего не стоит. Особенно в твоем возрасте. — Большое спасибо! Она уже кричала. Енс не мигая уставился в стену. — На здоровье, — услышал он голое Ханса. — Но я могу избавить тебя... — Заткнись! Я не желаю... — Не желаю, не желаю, не желаю... Ну и черт с тобой, обходись как хочешь! Енс услышал звон разбитого стекла, потом словно удар кулаком по живому телу. Он вздохнул и пустым взглядом уставился в потолок. Немного погодя он встал. Слышался плач. Ее плач. И ругань. Ругался Ханс. В столовой. Енс подошел к окну, распахнул раму. В комнату ворвался холодный воздух. Он взял сигарету и долго стоял у окна, курил и мерз. Потом с помощью зажигалки стал жечь обрывки фотографий Сив. Они сгорали быстро. Потом он прокрался в переднюю и тихо, как мог, отворил входную дверь. Осторожно спустился по лестнице на свежий воздух. 56 Санитары подняли человека на носилки. Была полночь, и было холодно. Ясная, холодная ночь с бледными звездами на черно-синем небе. — Фу, черт, спиртягой так и разит! — сказал один из санитаров. — Пьян в стельку, — сказал полицейский, наблюдавший за отправкой пострадавшего. — Которое это по счету нападение? — спросил другой полицейский. — Всех не сосчитаещь... — Альвар Венстрём, — докладывал по рации второй полицейский. — Согласно удостоверению личности, проживает в Нюхеме. Очевидно, возвращался домой. Мы позвоним и сообщим жене. Во всяком случае, он живой. Рассчитывать на каких-либо свидетелей не приходится. Отбой. Он повесил микрофон и вылез из машины. — Как дела? — Двигаем. — О’кей. Черт! Приехали бы мы чуть раньше, может, удалось бы предотвратить преступление. — Задним умом все крепки, — сказал водитель «скорой», полез в машину и сел за руль. — Мы здесь патрулировали. Если б мы не остановились у автомата с шоколадом, может, поспели бы как раз вовремя. — Так оно всегда и бывает, — сказал водитель «скорой» и захлопнул дверцу. 57 Этой ночью Енс почти не спал. Он написал длинное, полное ненависти письмо к Сив и разорвал его в клочья. Утром, когда он вошел в кухню, Ханс сидел за завтраком. Вид у Ханса был одновременно удрученный и злой. Хотя он и старался сделать безразличную мину. На Енса он едва взглянул. — Мама еще не вставала? — Нет. — Почему? — Неважно себя чувствует. Хочешь кофе? Енс сел и стал намазывать бутерброд. Ханс посмотрел на него. — Как дела в школе? — Нормально... — Приходится вкалывать?