— Ладно. Только, видишь ли, тебе все же следовало меня предупредить. — О чем? — Она уже успела забыть. — О том, что мой свободный вечер занят. — Но я же говорю, что забыла. Послушай, — она внимательно посмотрела на него, и маленькая морщинка, совсем маленькая, еле заметная морщинка появилась у нее над переносицей, — не понимаю, чем ты вдруг недоволен? Чем это Сусанна с Максом тебе не угодили? У нас здесь и так не слишком много развлечений. — Ничего я против них не имею. — Он внезапно умолк. Нет, не должно быть у нее этой маленькой морщинки, как не должно быть и этой возникшей между ними едва заметной отчужденности. Ни к чему им ссориться, никогда они не ссорились, и не следует начинать теперь. Действительно, не все ли равно, когда он закончит фильм — сегодня или через неделю. Он протянул ей через стол руку и улыбнулся. — Все в порядке. Значит, вечером идем к Максу и Сусанне. Она тоже улыбнулась и нажала пальцем ему на кончик носа. — Вот и умница! Знаешь, Аннерс, по-моему, ты самый добрый малый на свете. — Я тоже так считаю, — кивнул он, и тотчас в самом дальнем уголке его сознания возникла какая-то беспокойная, странная и не очень приятная мысль. Бог его знает, так ли уж хорошо всегда быть добрячком. Он прогнал эту мысль и, так как ничего другого не оставалось, принялся настраивать себя на встречу у Макса и Сусанны. Положил в карман сигареты и спички, поцеловал на прощание Уллу и малышку и, не вынимая руки из кармана, зашагал мимо такого же, как у них, дома, который Бьёрн и Лиза занимали вместе с Йоханом, мимо большого коттеджа Макса и Сусанны, направляясь к зданию интерната, высотой и белыми стенами немного напоминавшему крепость. «Он расположен неподалеку от поселка, в самом конце дороги, и производит довольно приятное впечатление, — писал он Улле, когда выпускником пединститута приехал познакомиться с местом будущей работы. — Помещение очень хорошее, есть все, что нужно: комната отдыха, мастерские, спортплощадка. Место мне нравится. Ребятам тут, кажется, неплохо, а директор — человек молодой, современный, не важничает. К тому же здесь строят несколько домов для сотрудников, и, похоже, один из них будет наш». Во дворе он столкнулся с Максом. Широкий и плотный, Макс стоял перед ним, обнажив в улыбке крупные, ровные зубы. — Хорошо отдохнул? — спросил он. — Отлично, старик. — Наверно, и возвращаться не хотелось? — А что поделать — деньги-то надо зашибать! Небольшой обмен шутками на залитом солнцем дворе. — Ну как же, конечно! — Есть что-нибудь новенькое? — Да нет, ничего особенного. Они еще немного постояли. — Ладно, вечером увидимся: жены договорились. — Конечно, спасибо. Улла мне сказала. — Прекрасно. Значит, вечером услышим кое-что интересное. Кое-что. Но не слишком много. Уж во всяком случае, не так много, как ты обычно рассказываешь о своих поездках. С чего это я вдруг? И почему именно сейчас? Он переминался с ноги на ногу, не решаясь сказать, что ему пора в класс. — Кстати, — сказал Макс, — пока не забыл. Насчет дежурства в субботу — мы не могли бы поменяться? Я знаю, у тебя свободен этот уикенд, а у меня следующий, но если тебе все равно, то я хотел бы освободить эту субботу. Нам с Сусанной надо кое-куда съездить. — Разумеется, — торопливо ответил он, — мне все равно. — Я так и думал, что ты не откажешь. Отлично, тогда до вечера. Блеснули на солнце крупные белые зубы, Макс привычным движением слегка откинул голову назад, как всегда, когда удавалось уладить дело. А у Уллы никаких планов на субботу? Случалось, придя с работы, он говорил, что поменялся с кем-то дежурством, а она со слезами на глазах показывала ему два билета в кино. «Да, ты всегда добрый, — говорила она. — До того добрый, что просто сил нет. Почему ты вечно должен дежурить?» Ему пора на урок к старшеклассникам. Макс ушел. Так зачем он, собственно, торчит здесь? Пора в класс, и он радовался, что снова увидит ребят. Или уже не радовался? Они ждали его в классе, семь-восемь самых старших, в свои полные шестнадцать лет уже, собственно, слишком взрослые для интерната. Клэс, Микаэль, Рольф, Бондо... Но прежде всего Клэс и Микаэль. И особенно Клэс. — Здравствуйте, ребята! Он вдруг увидел со стороны, как стоит в дверях, зажав под мышкой газеты, которые захватил из комнаты отдыха, с неуверенной, застывшей улыбкой на лице. И услышал собственный голос, то ли неестественно бодрый, то ли искренний. Что за ерунда — ведь он знал этих ребят! Упрямые и озлобленные, жестоко искалеченные жизнью, недоступные всякому доброму чувству и в то же время такие незащищенные, что казалось, будто их обнаженные сердца бьются поверх цветных маек. Все восемь демонстративно расположились на столах и на подоконнике. Впрочем, нет, кто-то отсутствовал. Но не Клэс и не Микаэль, не из тех, на кого больше всего обращали внимание. — Сядьте на стулья и давайте начнем, — дружелюбно обратился он к ним и сел сам. — Вот сегодняшняя газета. Они с неохотой подчинились. Кого же, черт возьми, нет? Рольф и Бондо на месте... Он еще раз обвел взглядом класс, и то, что сразу не вспомнил, кто же отсутствует, вызвало у него раздражение. Он обязан был вспомнить. Ведь среди ребят нет таких малозаметных, которые легко исчезают из памяти. — Кто отсутствует? Он обратился к Клэсу, как обычно к Клэсу, просто потому, что так было разумнее всего. Раскосые глаза Клэса на смуглом, узком татарском лице, чуть подернутые влагой, блестели, словно у него всегда высокая температура. Чернослив, замоченный в воде, подумал он. — Разве кто-то отсутствует? — Клэс лениво огляделся вокруг. — Кто же это, черт бы его побрал! Плохо, что он кого-то забыл, и глупо, что не скрыл этого. «Он провел четыре недели в отпуске, — словно прозвучало в комнате, — и забыл нас, а еще хочет убедить нас в своей дружбе и доказать, что безумно нас любит». Он почувствовал, что у него покраснели мочки ушей. — Ну ладно, сейчас вспомню, — сказал он и тем еще больше испортил дело. — Ты уверен? — насмешливо разглядывая его, произнес Клэс. И вдруг ухмыльнулся: — Так и быть, помогу. Тони Малыша нет. Он только сегодня возвращается с каникул. Да, конечно же, Тони. Самый тихий и незаметный в группе, он появился позже всех. Поэтому-то он и не вспомнил его сразу. — Хорошо. Что ж, начнем. На первой странице есть что-нибудь интересное? Клэс покачал головой. Ничего интересного. Ни на первой, ни на остальных. — Тогда возьмем передовую на второй странице. Читай, пожалуйста! Он выбрал статью наугад и неудачно. Еще одна скучная полемическая статья о продлении сроков школьного обучения. Смысл ее сводился в основном к критике распыления средств на обучение огромного числа старшеклассников, которым, по мнению автора, лишние год-два в школе не принесут никакой пользы. Клэс читал монотонно, но правильно и без запинки: — «В дискуссии о продлении сроков школьного обучения нельзя не поделиться некоторыми наблюдениями, основанными на том, что бо́льшая часть указанной категории школьников отнюдь не испытывает неутолимой жажды знаний. Поэтому вновь возникает вопрос о рациональном использовании миллионных субсидий, выкачиваемых из государственного бюджета, в то время как общество лишается молодых рабочих рук. Все мы являемся членами общества, но не обязательно всем иметь университетское образование. Порой создается впечатление, что с гораздо большей щедростью средства вкладываются в развитие социально менее полезных групп молодежи, чем в развитие тех групп, которые, если так можно выразиться, несут...» Он поджал пальцы ног. Следовало бы прочитать статью заранее. Нужно знать материал, который даешь им. — «Если подходить к решению проблемы по-деловому, то совершенно очевидно, что разумнее вкладывать средства с учетом максимальной отдачи. И вопрос заключается в том, будет ли рядовой гражданин мириться с тем, что значительные суммы расходуются не только на обучение совершенно измотанных школой подростков, но и на содержание тех небольших групп молодежи, которые отнимают у общества миллионные дотации и высококвалифицированных наставников, а в благодарность проявляют полное равнодушие к нуждам этого общества или чинят насилие над его гражданами». Клэс отодвинул газету в сторону и, положив руки на стол, посмотрел на него так, словно именно он написал эту статью. Он поежился. Черт возьми, вот ведь влип! — Ну и что мы об этом думаем? — Плевали они на нас. — Кто это они? — Все. — Кто это все? — Да брось ты, старик.