Сообщение достигло лимита по времени и закончилось. Мэтт Халл позвонил в два часа утра; он едва дышал от волнения и испуга, но пытался замаскировать страх бравадой, как обычно бывает после ссоры или нападения. Кэт порадовалась, что ее телефон тогда стоял на зарядке на кухне: она спала и была одна, и отвечать на такой звонок после полуночи ей совсем не хотелось бы. Она позвонила Мэтту в десять утра, но он не взял трубку. Оставив короткое голосовое сообщение, Кэт перенесла приложенные фото на свой ноутбук и увеличила. * * * На первом фото оказалось небольшое окно, глубоко сидящее в белой стене над грязной кухонной раковиной. За стеклом виднелось размытое человеческое лицо – Кэт показалось, что женское. Она ясно различала черты лица, покрытые красной краской, будто тональным кремом: из-за старой кожи в краске появились морщины. Жуткие белые глаза были широко распахнуты, к стеклу прижималась рука с тонкими пальцами: цвет ладони казался чуть светлее в сравнении с лицом, три пальца венчали устрашающе длинные ногти. Второе фото оказалось размытым – незнакомка на нем отвернулась от окна, возможно увидев в кухне вспышку камеры Мэтта. Но тот бросился на улицу вслед за незваной гостьей, на ходу задевая экран рукой. Вместе с остальным Мэтт переслал размытое фото собственных тощих ног и отдельно – ступни на кухонном линолеуме с рисунком паркета. Но снаружи, на заднем дворе, окутанном ночной тьмой, где виднелись очертания ободранного сарая, три большие вазы в мощеном патио и веревка для белья, бежал человек. На фото попала спина незнакомки: та бежала, позволяя разглядеть темное от краски тело. Очертания щиколоток, коленей, бедер и локтей были различимы, хотя и не очень отчетливы. Узкие руки и ноги гнулись в острых суставах, бедра венчали морщинистые ягодицы, под торчащими лопатками ясно виднелись ребра, руки женщина выставила вперед для равновесия. Тело принадлежало либо глубокой старухе, либо кому-то не то с наркозависимостью, не то с анорексией; но жуткий вид измазанной кожи и истощенной фигуры не сочетался с изяществом, с каким она бежала через небольшой садик. Больше всего Кэт напугали длинные напомаженные волосы, торчавшие в стороны то взъерошенными клочьями, то острыми прядями – из-за них голова выглядела неестественно огромной, особенно по сравнению с узкими плечами. «Гостья» устрашала; без сомнения, полиция захочет расследовать настолько бесстыдное вторжение, предназначенное, исключительно чтобы напугать обитателя дома. Какая еще может быть причина у подобного поведения? Определенно, эта женщина – если это и правда женщина – психически больна. Как минимум, Кэт должна позвонить Рику – своему контакту в полицейском отделе связей с общественностью; однако у нее никак не получалось себя заставить. Она так перенервничала, что ее затошнило. «Красные люди» оказались не выдумкой. По крайней мере, Мэтт собирался как можно скорее уехать из Редхилла – в Сомерсете с братом он будет в меньшей опасности. Кэт отказывалась признать, что его сын-то все равно оставался в опасности в портовом городке, где жил с мамой. С другой стороны, может, Мэтт прав, и это не ее проблема. Произошедшее действительно походило на шутку, хотя и очень плохую. Но Мэтт ведь – не уязвимая женщина, преследуемая сталкером в собственном доме: он – взрослый мужчина, которого пугает какой-то жуткий клоун в красной краске. Мэтт страдал от паранойи и страха – то и другое было заразно. «А кто в такой ситуации не страдал бы?» Наконец Кэт расхотелось даже думать обо всем этом. В особенности о том, как Мэтт намекнул, что те же, кто прятался в его дворе и оставил на двери красные отпечатки рук, следили за визитом Кэт к нему домой. Но к середине дня чувство вины за замалчивание страданий Мэтта мучало все сильнее и сильнее. Может, ей давно стоило сообщить полиции или Шейле о том, что он видел с воздуха? Те двое возле палатки, на которых напали, – это правда? Мэтт считал Кэт своей страховкой и сказал, чтобы обращалась в полицию, только если с ним что-то случится. Она не хотела быть страховкой; но почему Мэтт не отвечал на звонок? Выгорев, мучаясь от нытья под ложечкой, Кэт вскоре наполовину убедила себя, что теперь замешана в то же, что и Мэтт. Знать бы только что. Кэт позвонила на домашний телефон Стива – нет ответа. Она позвонила на мобильный; он ответил не сразу, но перезвонил, как раз когда Кэт оставляла сообщение. – Привет, детка, – зазвучал в трубке его запыхавшийся, восторженный голос. – Просто не спрашивай, где я, хорошо? То, что Стив не в помещении, было и так очевидно: в микрофон телефона дул ветер – значит, на открытом воздухе. Рядом с микрофоном же шелестела ткань куртки. – Ты не в доме, – только и сказала Кэт, но напряглась всем телом. – Только что проходил мимо раскопок. Иду к Редстоун-Кросс. – Нет. – Что? – Нет. Не хочу, чтобы ты… чтобы ты ходил туда. – Да не волнуйся, все будет окей. Ничего не буду делать. 13 Когда Стив остановился, черные овцы, одна за другой, сделали то же самое и, расставив тонкие ножки под бесформенными телами в настороженной позе, стали пристально смотреть на него, будто ожидали чего-то. Стиву казалось, они ждут, когда он заговорит, будто неожиданно появившиеся странные терпеливые, настойчивые дети, инстинктивно следующие за взрослым. В их присутствии ему стало неуютно. Спустя полтора часа блужданий, запыхавшись, он оказался перед непроходимыми зарослями кустарника и ежевичных лоз, запутавшихся в ветвях непривлекательного леса. До этих мест Стив шел по мягкому дну долины, болотистому у самого подножия склонов: слева от него, то и дело пропадая под землей, гипнотически журчал ручей. Большинство животных были баранами – безразличными выражениями длинных морд, в чем-то благородных, они напоминали лица на финикийских барельефах, а крепкие серые рога завивались, как царские венцы. Здесь Стив был чужаком, незваным гостем. За ним как будто следили и другие глаза – быть может, сама земля видела его. Подозрения было трудно подавить, и Стив только больше забеспокоился, а от падающей температуры и меркнущего света нежелание продолжать только росло. Заходящее солнце поглотил провисающий потолок из темных облаков; земные тени под ним превращались в клочья мрака. Но там, где солнце еще оставалось видно, оно светило очень ярко – белым, туманным, чуть серистым сиянием, огнем, пылавшим вдоль линии горизонта, сколько хватало глаз, – будто ядерный взрыв. С потемневших склонов рогатые твари с черными мордами и сатанинскими рогами ковыляли к Стиву. Животы баранов колыхались, девять пар красивых глаз с поволокой не сводили с человека взгляда. Овцы, точно часовые, несли дозор на скалистых контрфорсах у Уэйлэм-Пойнта рядом с пещерами Брикбера – черные туловища на тоненьких ножках цвета черного дерева. Стиву трудно было оценить расстояние между ними и собой, однако они без труда передвигались по узким – шириной с человеческую ступню – бороздам, вытоптанным копытами за множество поколений. Стив сфотографировал рогатые силуэты на фоне небесной кулисы – эти мрачные фото подошли бы для обложки старых альбомов Witchfinder Apprentice: сумеречный пейзаж своими тонами передавал их звучание. Возможно, именно из-за такой атмосферы Тони здесь и поселился. Подошвы ботинок Стива облепил навоз, похожий на чернослив, – им тут был покрыт каждый квадратный метр, и внутренние стороны икр тоже были измазаны дерьмом. Да, Стив поторопился и, откровенно говоря, оказался не совсем готов для своей одиночной миссии. Из квартиры он вышел поздно, и это беспокоило. Но Кэт не хотела, чтобы он сюда приходил, и, если Стив сейчас сдастся, она будет над ним смеяться. За все время с тех пор, как они встретились, он нередко сдавался – Кэт легко его вдохновляла и так же легко указывала на недостатки в замыслах, чего он не переносил. И сейчас Стив игнорировал ее настойчивые звонки, планируя потом соврать, что связи не было. Окинув долину взглядом, Стив снова был поражен тем, что не знал эту часть побережья, хотя бо́льшую часть жизни провел, и сейчас жил, неподалеку. Он родился в другой части Диллмута, за двадцать километров к югу, и никогда не ходил сюда пешком. Сейчас он задавался вопросом, насколько оправдано его желание сбежать из места, оказавшегося более незнакомым, чем сам Стив предполагал. Он не знал никого, кто прошел бы по побережью пешком от Диллмута до Брикбера, – здесь мало кто бывал, а если бы не пещера, никто вообще не приходил бы. Странно. И местность всегда казалась ему странной – вокруг никого, не видно, чтоб кто-то работал; единственными признаками, что здесь живут, оставались флаги Британии на мешках моркови и редкий трактор, задерживавший движение. Какая эпическая тишина окутывала открытую, беззащитную, бездействующую землю, почему-то ограниченную забором, за которым свободно гуляли, жевали и срали четвероногие парнокопытные! Зачем? Респект Хелен – ее тело было хорошо не только на вид: чтобы подняться по склону долины, этой стройной девочке требовались легкие как кузнечные меха. А она ведь пришла сюда пешком от северных берегов Диллмута – Стив и половины этого пути не покрыл, а уже дышать не мог. Хелен же после того, как ее поймали на чужой территории, пешком прошла до своей машины обратно столько же, сколько туда. Стивом овладело на миг видение стройных ног и бедер девушки. «Тело настоящей пловчихи. Прекрати». Кэт была слишком умна, чтобы не заметить его интерес к Хелен, рядом с которой он специально сел в кафе. С того момента Стив видел в Кэт исключительно помеху, хотя и ненавидел себя за такие мысли. Некоторые женщины задерживались в его голове и не хотели уходить – Хелен оказалась одной из таких. Загружая для Кэт фото с выставки в хранилище FTP, Стив осторожно вынул компрометирующие файлы, теперь спрятанные на жестком диске, – украдкой снятые фотографии Хелен. Лучшей из них была та, где она читала вывеску у ящика с костями, наклонившись вперед, причем джинсы скинни очень туго натянулись. Однако так не пойдет – овцам придется отправиться к такой-то матери. Стиву требовалось пересечь леса под зданиями фермы Редстоун-Кросс – где-то по ту сторону деревьев скрывалось жилище Уиллоуза. В лесу земля оказалась крутой, и Стив не знал, как пробраться, но, если идти, как он шел сейчас, вверх, тогда, согласно спутниковой карте, он выйдет к середине самых длинных зданий. Однако эта часть операции требовала скрытности, а не многочисленной свиты из скотины. Ситуация вышла не лишенной юмора – Стиву не терпелось рассказать Кэт, хотя она и с ума сойдет, услышав. Тут поблизости послышалось цоканье одного из баранов, словно нашедшего решение. Стив напрягся, сам стыдясь своего страха, и попытался вспомнить, бодаются ли бараны. «Или это козы?» Три других барана последовали за своим вожаком, морду которого украшали сопли, тоже пустившись вскачь; вожак заблеял на Стива и исчез среди деревьев. Они знали дорогу – теперь бараны будто вели фотографа. * * * Пони. Черные пони с крепкими ножками, маленькими мускулистыми туловищами, короткими головами и широкими пышными хвостами пялились на Стива. Их было четверо, и они стояли в метре от открытой двери сарая, внутри которого царила кромешная тьма, не считая полоски света на крыше, там, где давно отвалилась черепица. Повсюду воняло навозом, компостом и мочой. Стив увидел этот сарай в углу грязного загона сразу же, как вышел из леса. Лачуга, сбитая из вертикально поставленных досок, покосилась и гнулась к земле; земля вся состояла из взбитой красной жижи и черных кусков навоза. Ни травинки. Такого Стив не ожидал. Он думал, ферма рок-звезды окажется куда лучше на вид. Дальше по тропе, между сараем и еще тремя облезлыми зданиями, обочина заросла шипастыми кустарниками; повсюду из земли лезли стебли одуванчиков. Стив взглянул в противоположном направлении, где был Редстоун-Кросс, – между деревьями, не знавшими человеческой руки, и буйной живой изгородью виднелись крыша и часть верхнего этажа очередного грязного дома. Из-под водопадов плюща и глициний выглядывала древняя каменная стена перед зданием; неподалеку от дома тропу перекрывали металлические ворота. Должно быть, когда Хелен появилась, они оказались открыты, и она просто взяла и зашла. Пони беззвучно смотрели, как Стив опускается на колени и фотографирует; затем он двинулся вдоль обочины к трем серым зданиям впереди, напрягая слух. Овцы шли туда же – Стив снова следовал за ними. Или его вели. Зеленая растительность, серый сланец, темная грубая древесина и асфальт, темно-красная почва – цвета мира здесь блекли. Звериный помет никто не убирал, и весь асфальт украшали огромные блины из раздавленного колесами навоза. Единственным признаком того, что здесь бывают люди, были следы шин; если бы не скотина, место казалось бы совсем безжизненным. Опустив голову, Стив пересек дорогу и нашел в длинной живой изгороди просвет, откуда виднелся яблочный сад. Он продолжал двигаться по этой стороне дороги к горсти зданий с черепицей. Самым крупным и самым же старым из них был второй деревянный сарай, увиденный Стивом после того, как он вышел из леса. Стены душил неукротимый плющ, глицинии извивались, как питоны, касаясь водостока, машин не видно. Рядом с деревянным сараем стояли два небольших одноэтажных каменных здания – дерево дверей позеленело от времени, навесные замки ржавые. У каждого здания на торце – одно-единственное окно под самой крышей, покрытое с внешней стороны толстым слоем пыли и зеленых водорослей. В стекле тускло отражались ветви разросшихся деревьев. Даже если бы Стив дотянулся до одного из них, он ничего не разглядел бы без света внутри. К сараю под правым углом примыкала бетонная пристройка в белой штукатурке, позеленевшей от смолы. На уровне человеческого роста располагалось грязное окно, но видны в него были только металлические прутья, покрашенные в белый и замурованные в раму. На двери висела очень старая керамическая табличка: «Опасный этаж – не входить». Стив сфотографировал.