Но и оставлять такую информацию без последствий мы не имели права, потому что, если не вмешаться, контрразведка сумеет реализовать свои планы в отношении Колчина и устроить ему какую-нибудь пакость. И тогда к этой деликатной ситуации мы подключили офицера безопасности посольства Юрия Васильевича Федорина, умудренного житейским и профессиональным опытом человека. За его плечами было много сложных и интересных дел, о которых еще не пришло время рассказывать. Он договорился с пресс-атташе посольства, собрал всех советских корреспондентов, а их в стране было не так уж мало, и провел нечто вроде небольшого, но чрезвычайно полезного совещания. Пользуясь выражениями, используемыми в средствах массовой информации, Федорин рассказал им о происках империалистических разведок против мирового коммунистического, рабочего и национально-освободительного движения вообще, а потом перешел на происки против отдельных советских граждан, к числу которых относились и советские журналисты. При этом он привел конкретные примеры таких происков, подобранные нами таким образом, что они в какой-то мере соответствовали той возне, которую затеяла местная контрразведка вокруг Димы Колчина, и в общих выражениях призвал всех быть более осмотрительными и не нарываться на мелкие и крупные провокации. Это сообщение было встречено по-разному. Одни живо на него реагировали, стали вспоминать реальные и мнимые случаи слежки, досмотров личных вещей и прочих козней контрразведки, жертвами которых они стали; другие отнеслись ко всему этому более спокойно, сказав, что пока не замечали ничего подозрительного, и только Дима упорно молчал. Честно говоря, такое его поведение на этом совещании поначалу нас даже несколько насторожило, поскольку наводило на мысль, что он что-то скрывает. А раз скрывает, значит, контрразведка могла если не затянуть его в свои сети, то, по крайней мере, создать компрометирующую его ситуацию, и поэтому он избегает обсуждения этих вопросов. Совещание закончилось, а он так и не произнес ни одного слова, если не считать отдельных междометий и ничего не значащих фраз. И только на следующий день Дима обратился к Федорину с просьбой уделить ему несколько минут для личной беседы. И вот во время этой беседы он и поделился своими наблюдениями относительно той возни, которую со свойственными ему наблюдательностью и склонностью к анализу он зафиксировал еще несколько недель назад, но постеснялся обратиться к Юрию Васильевичу, наивно полагая, что все это его досужие домыслы и вообще ерунда. На совещании же он не стал поднимать эти вопросы, поскольку не хотел посвящать своих коллег в некоторые особенности сложившейся вокруг него обстановки, чтобы те не разнесли это своими перьями и устами по всему свету, да и не исключал, что все его предположения — плод разгулявшейся журналистской фантазии, а в этом случае коллеги над ним здорово посмеются. Откровенность Колчина, на которую мы очень рассчитывали, когда готовили это совещание, позволила Федорину дать ему несколько полезных советов, не рискуя навлечь на Рольфа какие-либо подозрения, потому что эти советы проистекали теперь не из полученной нами информации, а из наблюдений самого Колчина. Прошло еще около месяца, и Рольф сообщил мне, что буквально несколько дней назад второй секретарь нашего посольства Авдеев, жена которого Лариса Васильевна работала уборщицей, на посольской автомашине столкнулся с местным автобусом. Столкновение, в общем-то, было пустяковое, пассажиры автобуса и сам Авдеев при этом не пострадали, да и автомашина получила незначительные повреждения. Весь инцидент можно было разрешить на месте, но полицейские, прибывшие на место происшествия, обратили внимание, что Авдеев находился в состоянии алкогольного опьянения. Его пригласили в полицейский участок, где взяли аналитическую пробу, и эта проба показала наличие значительной дозы алкоголя, после чего был составлен соответствующий протокол. Во время нахождения в полицейском участке Авдеев не только не требовал вызова советского консула, как это предписывалось соответствующей инструкцией, но и умолял не сообщать о случившемся в МИД и советское посольство и даже предлагал полицейским деньги. Поскольку дело касалось дипломата, комиссар дорожной полиции информировал о задержании Авдеева контрразведку. Рольф также сообщил, что в участок выезжал заместитель начальника Управления национальной безопасности Эрик Боден, курирующий работу «русского отдела», и беседовал с Авдеевым. Результат этой беседы Рольфу не был известен. Это была, безусловно, очень серьезная информация, потому что Авдеев о дорожном происшествии ни консула, ни посла в известность не поставил, а его поведение давало контрразведке повод осуществить к нему вербовочный подход. На следующий день мы вместе с Федориным осмотрели автомашину Авдеева и на левом крыле и на левой передней дверце обнаружили свежие следы ремонта. Что касается самого Авдеева, то в его поведении в последние дни не отмечалось никаких изменений, он вел себя, как обычно, был исполнителен и корректен. И в этом сигнале тоже следовало разобраться, и притом как можно скорее, потому что это событие могло получить, если уже не получило, самый нежелательный оборот. Мы по опыту знали, что контрразведка, почувствовав, что Авдеев не доложил об этом инциденте руководству посольства, не оставит его в покое, а будет стремиться «дожать». И тогда мы обратились за помощью к Валерию Ивановичу, который, помимо того что был дежурным комендантом, был еще и ответственным за использование посольского автотранспорта. Он организовал внеочередной осмотр всего автотранспорта, а потом написал докладную записку на имя посла, в которой в числе ряда выявленных недостатков указал также, что на машине Авдеева обнаружены хоть и незначительные, но все же повреждения. На основании этой докладной записки консулу было поручено провести административное расследование, он побеседовал с Авдеевым, и тот не стал запираться. Из его рассказа следовало, что действительно у него произошло столкновение с автобусом, однако он в этом не был виноват, потому что ехал справа, а автобус ударил его слева, о чем свидетельствуют повреждения на левом крыле и левой передней дверце его автомашины, поэтому виновным был признан водитель автобуса, но он не хотел терять времени на полицейские формальности и поэтому отказался от составления протокола, решив отремонтировать автомашину за свой счет, после чего участники инцидента разъехались с миром. Никакие полицейские участки, анализы на алкоголь, мольбы, деньги и беседы с заместителем начальника Управления национальной безопасности, которому подчинялся «русский отдел», в рассказе Авдеева не фигурировали, и консул, следуя нашим рекомендациям, добиваться его признания не стал, чтобы не подтолкнуть Авдеева на необдуманные поступки. Он только спросил, зачем ему понадобилось скрывать от руководства посольства данный инцидент и тратить собственные деньги на ремонт автомашины, если она застрахована от всех возможных неприятностей и он к тому же ни в чем не виноват. Последний вопрос не был лишен определенного смысла, потому что все посольство знало, что Авдеев чрезвычайно скуп: за все время пребывания в стране он никого ни разу не пригласил к себе в гости, считал каждую копейку, то есть местные «пиастры», из-за чего его жена Лариса Васильевна вынуждена была работать уборщицей, чтобы иметь хоть какую-то свободную наличность на собственные нужды, а тут вдруг такие расходы! Авдеев помялся-помялся и ответил, что поступил таким недостойным советского дипломата образом потому, что у него уже было несколько дорожных происшествий, и хоть в последнем он и не был виноват, но все же не без оснований опасался, что посол наложит на него взыскание и из-за этого ему задержат присвоение очередного ранга. Такие доводы хоть и объясняли, и притом довольно логично, существо дела, но никакой ясности в него не внесли, потому что кто-то из двоих был, мягко говоря, неточен в изложении фактов. И если неточность Авдеева была бы самым настоящим враньем и могла бы свидетельствовать о его полной неискренности, что в данной ситуации было равносильно стремлению скрыть факт вербовочного подхода, то неточность Рольфа, никоим образом лично не заинтересованного в сокрытии или искажении фактов, имела бы другое объяснение: либо он не все знал, а это было вполне допустимо, потому что все знать в контрразведке нельзя, тем более когда не являешься непосредственным исполнителем или участником той или иной акции, либо сознательно вводил нас в заблуждение, что тоже было вполне допустимо, по крайней мере, до тех пор, пока у нас не было абсолютной уверенности в его надежности. Мы долго размышляли над всеми этими головоломками, пока Скворцов наконец не сказал: — У нас нет оснований не верить Авдееву и нет оснований не верить Рольфу. Рассудить их может только тщательная проверка каждого из них! И начинать надо с Рольфа… Глава 6 Проверка Авдеева входила в компетенцию Федорина, мне же предстояло провести мероприятие по проверке надежности Рольфа. Может быть, я заблуждался, но моя задача казалась мне все же несколько проще той, что стояла перед Федориным. По крайней мере, пути ее решения были более очевидными, в то время как Авдеев рассказал Федорину все, что знал или что хотел рассказать, и ничего другого уже не скажет. Независимо оттого, всю ли правду он рассказал или только часть ее, или вообще сказал неправду, теперь он будет упорно стоять на своем, во всяком случае, до тех пор, пока его не уличат во лжи. Поэтому шеф был сто раз прав: начинать надо было с Рольфа! И вот почему. Во-первых, он уже имел задание «копать» дальше, и мы очень надеялись, что Рольф «раскопает» что-нибудь еще, какие-нибудь документы или фотографии, и поможет выбраться из создавшейся тупиковой ситуации. Во-вторых, даже если ему не удастся больше ничего выяснить, все равно у нас оставался шанс во всем разобраться, и сделать это можно было, проверив надежность самого Рольфа. Если он честно сотрудничает с нами, значит, всему, что он нам сообщает, можно верить. Если он нас обманывает, значит, нельзя верить и его информации. Всего два варианта, и третьего не дано!.. Не для того, чтобы сделать себе рекламу или как-то поднять свой авторитет или авторитет моих коллег по разведывательной работе в глазах читателя, а исключительно исходя из своего и чужого, притом не всегда достойного одной лишь похвалы, опыта, должен заметить, что проверка агентов из числа сотрудников секретных служб, как, впрочем, и многие другие аспекты повседневной работы с ними, требует высочайшего профессионализма. Все, кому хоть раз в жизни приходилось этим заниматься, отлично знают, насколько это непросто — убедиться в надежности такого человека. И тому есть несколько причин. Прежде всего, любой сотрудник секретной службы, даже из самых искренних побуждений установивший деловой контакт с иностранной разведкой, отлично понимает, что рано или поздно его будут проверять, потому что в разведках всех стран мира существует непреложное правило, можно даже сказать, железный закон: как только интересующий разведку человек попадает в ее поле зрения или с ним устанавливается личный контакт, сразу же начинается его проверка и не прекращается на протяжении всей последующей с ним работы. Причем этот закон, как и положено закону, действует независимо от того, возникают ли у разведки какие-либо сомнения в его искренности и надежности или нет. И дело здесь не в каком-то патологическом недоверии со стороны разведки к каждому, кто с ней сотрудничает, а в самых порой прозаических обстоятельствах, не считаться с которыми никак нельзя. Можно найти очень надежного человека и в течение многих лет плодотворно с ним работать, а потом в один прекрасный день эта идиллия может кончиться большими неприятностями: вчера вы еще встречались с ним и он был предан вам душой и телом, а сегодня провалился или его перевербовала контрразведка, и с этого момента он стал «двойником». Теперь ради спасения собственной жизни он будет предавать вас столь же искренне и с таким же энтузиазмом, с каким до этого работал на вас. И вот, понимая неизбежность проверки и не желая, естественно, доводить дело до ненужных подозрений и возможного разрыва отношений с завербовавшей его разведкой (к чему же ему лишаться заработка, если, например, он работает за деньги?), он постарается сделать все возможное, чтобы успешно выдержать такую проверку или как-то ее нейтрализовать. А сделать ему это не так уж и сложно, поскольку ему известны основные приемы проверки, в том числе и те, что находятся в арсенале той разведки, с которой он установил контакт. Это если он честный человек! Ну а уж если такой сотрудник предложил свои услуги иностранной разведке по заданию своей секретной службы, то эта самая секретная служба будет делать все возможное, чтобы уберечь его от преждевременной расшифровки, и ради этого постарается обставить дело так, чтобы проверка закончилась безрезультатно, или, другими словами, успешно для проверяемого источника. Требуется проявить много фантазии и изобретательности, чтобы перехитрить проверяемого сотрудника, а то и всю секретную службу, если он действует по ее заданию. …Не зря, когда мы в тесном кругу обсуждали эту проблему, Скворцов сказал: — Проверочное мероприятие будем готовить нестандартно и со всей тщательностью, потому что переиграть Хансена и тех, кто, возможно, за ним стоит, будет не просто. Сказав это, он посмотрел на меня и добавил: — Так что давай фантазируй, Михаил Иванович! Ну что ж, фантазировать так фантазировать! Здесь мне без излишней скромности следует признаться, что как раз по части фантазии у меня все обстояло довольно неплохо, и когда дело доходило до разработки замысла какой-нибудь операции, то я, как правило, не испытывал особых проблем, а, напротив, любил подумать и за себя, и за других. А вот в том, что касалось тщательной проработки всех деталей, то тут я очень рассчитывал на Скворцова. Я уже давно заприметил за ним такое ценное для разведчика качество, как здоровый скептицизм, и, может быть, именно поэтому у меня с ним быстро установились хорошие рабочие отношения. Надо сказать, что я всегда ценил людей, наделенных этим качеством, которого мне частенько не хватает в силу так и не изжитой с возрастом некоторой восторженности моего характера, и стремился, чтобы кто-нибудь из них был по возможности рядом со мной. Такой человек, как Скворцов, мог как-то уравновесить мою фантазию и придать законченность и зрелость моим замыслам. Его иногда весьма едкие замечания, высказанные, однако, исключительно корректно и со всяческими оговорками, чтобы не обидеть подчиненного и не отбить у него охоту выдвигать разные идеи, заставляли меня упорно думать и дорабатывать свои предложения до соответствующей кондиции. Но наша задача не ограничивалась только проверкой Рольфа. После того как мы в общих чертах набросали ее принципиальную схему, Скворцов подвел итог нашим разговорам. — Мы должны заранее предусмотреть все варианты, даже самые неблагоприятные для нас. Если в итоге окажется, что Хансен работает с нами по заданию своей контрразведки, но мы проделаем все аккуратно и не дадим повода догадаться, что мы его разоблачили, надо будет не только постараться предотвратить нежелательные последствия, но и извлечь из этого максимум пользы. Тем более что ты все равно будешь полностью расшифрован, и это развяжет нам руки. Уехать из страны, я думаю, ты всегда успеешь… Вот с такими принципиальными установками я и приступил к составлению детального плана проверочного мероприятия. Когда Скворцов говорил, что оно не должно быть стандартным, он имел в виду прежде всего, что оно не только в первом, но и во втором приближении не должно повторять ранее проводившиеся мероприятия, иначе говоря, мы не должны идти по наезженной не только нами, но и нашими коллегами дороге. …В каждой сфере человеческой деятельности есть своя классика. Есть она и в деятельности секретных служб. Классические образцы различных операций включены в программы специальных учебных заведений, по ним написаны обзоры, учебные пособия, книги, сняты документальные и художественные фильмы. Видимо, поэтому не только профессионалы, но и многие далекие от этого люди не без оснований считают себя знатоками различных приемов и методов тайной борьбы, подобно тому как каждый футбольный болельщик мнит себя большим знатоком и полагает, что не хуже специалистов разбирается во всех тонкостях этой игры. Так с давних пор во всех разведках мира классикой шаблона при проведении проверочных мероприятий стало использование пресловутых «контрольных пакетов». Суть подобных мероприятий заключается в том, что проверяемое лицо по заданию разведки должно в обусловленном месте и в обусловленное время встретиться с неизвестным ему человеком, обменяться с ним обусловленными фразами, в которых речь будет идти, к примеру, о возможности приобрести по сходной цене славянский шкаф или кровать с тумбочкой, и передать ему конверт с документами, деньгами или какой-то информацией. Главной особенностью таких мероприятий является то, что в обусловленном месте и в обусловленное время проверяемое лицо будет совершенно напрасно ждать человека, заинтересованного в приобретении славянского шкафа и иной антикварной мебели. Такой человек к нему так и не подойдет, потому что его не существует в природе, а вся эта история с пакетом — наивная выдумка людей, утративших желание или способность думать, а вместо этого привыкших заниматься плагиатом, действовать по шаблону. Посему пакет необходимо снова вернуть тому, от кого он был получен. Расчет строится на том, что контрразведка обязательно захочет узнать, что и кому предстоит передать в этом пакете, а для этого попробует его вскрыть, ознакомиться с содержимым и снова запечатать. И вот эти самые следы вскрытия с помощью различных ухищрений будут зафиксированы теми, кто подготовил этот пакет. Но в спецслужбах давно уже не осталось людей, которые бы не знали о существовании этого примитивного способа проверки, и ни одна уважающая себя контрразведка никогда не вскроет «контрольный пакет», а непременно даст указание вернуть его в целости и сохранности. Поэтому любителей действовать по шаблону, к счастью, не так уж много, да и сама жизнь в лице неприятельской контрразведки проводит жесткий отбор, безжалостно отсеивая нерадивых и непригодных. Ну а оставшиеся извлекают из этого полезные уроки и делают соответствующие выводы. И когда разведка прибегает к проведению проверочного мероприятия, то всегда исходит из того, что каждый раз надо придумывать что-то такое, что еще никогда и никем не применялось. Конечно, шаблон и стандарт — понятия далеко не однозначные, и при их умелом использовании можно многого добиться. Все зависит от того, какую новую идею удастся вдохнуть в самый избитый прием, каким новым содержанием наполнить хорошо известную всем заезженную схему. По такому «шаблонному» пути мы однажды пошли в развивающейся стране, где один из моих коллег водил тесную дружбу с сотрудником полиции морского порта, того самого, где через пару лет мне пришлось вызволять из беды похитителей мазовских фар. Нам было известно, что этот полицейский поддерживает контакты с сотрудниками американского посольства, в числе которых были и разведчики. Правда, никакой тайны он из этого не делал, потому что в его непосредственные служебные обязанности как раз и входило поддерживать деловые контакты с представителями посольств тех стран, чьи суда швартовались в морском порту. Но все же нам хотелось убедиться, что его отношения с американцами не выходят за рамки вопросов, связанных с получением и отправкой различных грузов, а неофициальные отношения он поддерживает только с нами. Особых оснований затевать какое-то сложное мероприятие мы не видели, потому что поводов подозревать его в работе на американцев у нас не было, и мы решили провести какую-нибудь простенькую проверку. Но простенькую — это еще не означает примитивную! И вот в один ничем непримечательный день мы вызвали его на внеочередную встречу, хотя нам было доподлинно известно, что в этот день он при всем желании не сможет прийти, потому что в это время обязательно должен будет присутствовать на совещании в Дирекции национальной безопасности. Так и случилось: мой коллега даже не поехал на место встречи, рассчитывая, что на следующий день встреча состоится по запасному варианту, который всегда предусматривается на случай непредвиденных обстоятельств. Еще мы заблаговременно договорились с помощником капитана одного из советских судов, стоявшего у причала морского порта под разгрузкой, и на следующий день этот моряк, экипировавшись соответствующим образом, посетил комиссариат портовой полиции, зашел в кабинет нашего полицейского и на хорошем английском языке предложил ему приобрести что-нибудь из того «мебельно-разведывательного» гарнитура, в котором, кроме славянского шкафа, кровати и тумбочки к ней, содержится много разнообразных предметов, притом на любой случай и на любой вкус. Полицейский с недоумением посмотрел на моряка и сказал, что не понимает, о чем идет речь. По нашему замыслу, он должен был принять его за американца, потому что его родным языком был французский, а английским он владел постольку, поскольку работал в морском порту и ему приходилось изъясняться по-английски, так как именно на этом языке моряки всего мира общаются между собой и с портовыми властями. Наш «американец» тоже изобразил недоумение, пожал плечами, немного потоптался в дверях, потом даже вышел из кабинета, но через некоторое время снова зашел и вновь повторил ту же странную фразу. На этот раз полицейский не выдержал, вспылил и потребовал, чтобы «американец» удалился и не мешал ему работать, после чего моряк покинул комиссариат, вернулся на свой корабль и на берег больше не сходил. В тот же вечер корабль отчалил к берегам другой развивающейся страны. Ну а вечером, как и было предусмотрено, состоялась запасная встреча с полицейским. Мой коллега обосновал вызов на внеочередную встречу тем, что у нас якобы возникла срочная необходимость передать важный пакет «нашему человеку», который должен прибыть на одном из иностранных судов. Но поскольку нам по соображениям безопасности встречаться с ним не следует, он должен посетить комиссариат, зайти в кабинет к полицейскому и произнести соответствующий пароль. Стоило моему коллеге произнести ту самую фразу, которую полицейский несколько часов назад дважды слышал в своем кабинете, как тот воскликнул, что сегодня «наш человек» уже был у него, но он его выгнал, потому что не был предпрежден и не имел ни малейшего представления о его возможном визите. Мой коллега был до невозможности «расстроен» тем, что из-за невыхода полицейского на основную встречу произошел такой срыв. Полицейский тоже был расстроен, и притом совершенно искренне, и начал оправдываться, что никак не мог выйти, потому что был занят по работе. В конце концов они пришли к такому решению: полицейскому следует взять пакет на тот случай, если «американец», который должен сообразить, что произошла какая-то нестыковка, на следующий день попытается еще раз нанести визит в комиссариат.