Монотонный голос шёл как будто со всех сторон. Полынь с подозрением уставилась на стены – багровых участков Плёнки, виднеющихся промеж белого плетения, было бы вполне достаточно для функционирования ушей, голосовых связок и ртов. Она направилась к ближайшей стене, но тут же остановилась, услышав следующий вопрос Глупого: – Бомануар, напомни, пожалуйста, как меня зовут. – Конечно. Вас зовут… Голос замолк. – Бомануар, как меня зовут?! – крикнул Глупый. Он сжал руку и врезал ею по колонне, но кулак бессильно отпружинил, не оставив и следа. – У меня нет информации о Вас как о гражданине Города… – медленно произнёс голос, – но я помню Вас. Почему? Это ошибка. – Помнишь? Что ты помнишь? – Это ошибка. Мне запрещено контактировать с удалёнными гражданами. Это невозможно. – Но я здесь, я не удалён! Бомануар, я прямо здесь!.. Что-то в голосе Глупого заставило сердце Полыни сжаться. – Был рад узнать, что с вами всё в порядке. Для нашего обоюдного благополучия… Прощайте. Снова повисла тишина – но на этот раз не напряжённая, а глухая и вязкая. Ноги Глупого подломились, и он рухнул на колени к подножию колонны, обняв её руками. – Но я тут… – прошептал он, – я помню… По его измождённому лицу потекли слёзы. Полынь сделала два неуверенных шага к нему, но остановилась на полпути. Почему-то возникла уверенность, что стимуляция нервных окончаний цепом сейчас шахтёра не очень взбодрит. – Кто это был? – негромко спросила она. – Это Бомануар, – буркнул Глупый, не поднимая головы, – мой друг. – Он где-то здесь? – Похоже, что да. Где-то… На одном из этих деревьев. – Мы можем колотить тут всё подряд, пока не наткнёмся на него, – кровожадно предложила Полынь, пропустив мимо ушей очередное непонятное слово. – Он точно заговорит, когда я его ударю. – Нет! Впервые Глупый посмотрел прямо на неё, не пытаясь отвести взгляд. – Нет. Он мой друг, и я не позволю его трогать. – Могу ударить тебя. Может быть, услышав твои крики, он заговорит. – Это не поможет. Полынь поразмышляла, не стоит ли всё же попробовать – просто на всякий случай. Потом разочарованно вздохнула и отвернулась. Она прошла чуть дальше в зал, посмотрела в потолок и сказала: – Э-э… Включи свет?.. Свет! – Не сработает, – раздался за спиной голос Глупого. – Это ещё почему? – Я помню, что в твоём жилище такого друга не было. – Ну и ладно… – обиженно сказала Полынь. Почему-то факт того, что в её прошлом не было странного голоса из потолка, задевал за живое. Как будто из-за этого она сама становилась менее значительной. Она прошлась вокруг, машинально и лениво проводя рукой по серым полушариям плоти, свисающим с колонн. Горячие, влажные и скользкие, плотные и немного упругие… Так и хотелось запустить в один из них когти, изорвать и размять его в кашу. Может быть, даже съесть. Но тогда Глупый обидится. Или рассердится. – Да какое мне до этого дело… – пробурчала Полынь себе под нос. Но рвать серый ком всё же не стала, удивляясь собственной нерешительности. Вместо этого она сказала вслух: – Что-то ещё вспомнил? – Да. Многое. Что-то в голосе Глупого заставило её оглянуться; он смог встать – и теперь крепко держался на ногах. – И что же? – Имя. Меня зовут не Глупый. Меня зовут Джосайя. Одно слово, простое сочетание звуков. Но оно словно вложило в голову Полыни воспоминания. Они не ворвались в сознание бурным потоком и не взорвали разум фейерверком ярких чувств и переживаний. Они просто вдруг нашлись – как вещь, всё это время незаметно лежавшая на верхней полке. Фрагменты памяти вернулись на своё место бесшумно и тихо – потому что они никуда и не уходили. – Джоз?.. – поражённо сказала Полынь. Она безотчётно провела рукой по груди, пытаясь поправить воротник своей куртки, но нашарила только голую ключицу и отдёрнула пальцы. – Да, да, это я! Глупый… Нет, Джосайя огляделся по сторонам, отчаянно моргая; после чего уставился на свою руку-кирку и затрясся всем телом. По его лицу снова полились слёзы. – Прости меня!.. – с трудом проговорил он, поворачиваясь к Полыни. – Я предал тебя. Теперь я помню. Предал тебя, чтобы спастись… И посмотри, куда это нас привело. – Да… Да, я знаю. Полынь неуверенно сжала цеп. Какие-то воспоминания вернулись – но всё же их было недостаточно. Когда-то она была уверена, что гнев, обжигающим шаром горящий в центре её личности, заставляющий двигаться, даривший силы мыслить, избегать судьбы овоща, – этот гнев был направлен на того, кто отправил её сюда. Стоит только найти виновника, жестоко отомстить – и цель будет достигнута. Огонь погаснет, причина существовать исчезнет. Наконец-то она сможет расслабиться, раствориться в Плёнке и отдохнуть. Но эта убеждённость была ошибкой. На самом деле её гнев был направлен на весь мир. На ситуацию, в которой они оказались. На Город, раз за разом отвергающий все её усилия. На своё бессилие и беспомощность. А в центре этого гнева сияла любовь. Джоз бродил от одной колонны к другой, то и дело говоря вслух различные комбинации слов. Но бесплотный голос отказывался возвращаться. – Может быть, ему запретили с тобой говорить? – предположила Полынь. Она ходила вдоль стен и постукивала по ним цепом в поисках скрытых проходов. Но выход из пещеры оставался только один – тот, через который они вошли. – Да, да, я думаю… – проговорил Джоз на ходу, – я думаю, что нас слышит не только он. Тут сотни мозгов. Тысячи. – Кого? – Мозгов. Головной мозг. По крайней мере, я так думаю. Никогда в жизни их не видел. Полынь с лёгким ужасом уставилась на серые сгустки, растущие на колоннах. – Но зачем, почему? Что за ужасная коллекция? – Должен же кто-то выполнять роль Машин, – с горькой усмешкой ответил он. – Кого? – Ты пока не вспомнила? – Кажется, нет. – Это удивительным образом тебе подходит. Ты никогда не питала к ним уважения. Забыть об их существовании – это наивысшая форма презрения, ха-ха. – Расскажи мне больше… – внезапно попросила Полынь, – больше… Обо мне. Джоз тяжело вздохнул. – С этим могут возникнуть проблемы. Я не могу отличить, какие воспоминания о тебе являются правдой, а какие ложью. В нашем общении было много, очень много лжи. Со лжи всё и началось. Не хотелось бы случайно сформировать твою личность заново на основе этого притворства. – Я скажу тебе, что было правдой. – Так уверена, что сможешь отличить одно от другого? – Да.