На свет показалась горсть зеленоватых осколков, поблёскивающих сеткой металлических дорожек. Дура! Какая же дура! Носит их россыпью в кармане, словно какие-то конфетки! Я раздражённо пихнул старые деньги обратно и проверил второй нагрудный карман – в нём обнаружилась плоская фляжка. Отлично. Немного алкоголя сейчас не помешает, пусть и на пустой желудок. Плюс, зная Бридж, есть ненулевая вероятность, что во фляжке на самом деле бульон. Губ коснулась вязкая, обжигающая острыми искорками жидкость. Я резко отдёрнулся; но перед глазами уже начали плыть радужные круги. Сома. Проклятая сома, только её не хватало. После такого я бы не удивился, обнаружив в куртке сестры голову самого Главкона, но карманы уже кончились. Преступная фляжка одним броском отправилась под кровать, в угол, где уже лежала бутылка, подаренная Бригиттой на день Финальной Сборки. Ещё пара доз, и я начну продавать свои запасы. Почему бы и нет? Сам же и подсчитаю налоги на Теневой Машине, сам и заплачу их старыми деньгами из кармана Бридж. Полное самообеспечение, по образу и подобию Города… Вот только у самого Города с этим как раз проблемы. Из горла вырвался хриплый смех. Почему-то эта цепочка мыслей показалась очень забавной. Прочие мысли неторопливо крутились в лёгком цветном водовороте – кажется, я всё-таки успел глотнуть немного сомы. – Простите, господин Кавиани, – вдруг ожил Бомануар, – но Вам стоит смеяться потише, если Вы не хотите разбудить гостью. – Но ты сам говоришь вслух. Разве ты не боишься разбудить гостью? – с недоумением спросил я. Некоторое время робо-консьерж молчал, словно переваривая услышанную информацию. – Но… Но я не могу попросить Вас сохранять тишину, не употребляя слова сам… Уникальное явление: Бомануар смог выразить неуверенность всё тем же равнодушным и безэмоциональным тоном, которым он объявлял уровень гормонов сна по утрам. Я принялся недовольно бурчать: – Своей просьбой сохранять тишину ты только увеличил уровень шума, ведь я бы просто… – Франк-спаситель, да заткнитесь вы оба наконец! В меня шмякнулась моя же собственная подушка. Бридж полусидела на кровати – недовольная, очень бледная и очень, очень растрёпанная. – Доброе утро! – воскликнул я и кинулся к столу. – Есть хочешь? Может, воды? Как себя чувствуешь? Нога не болит? – Джоз, не мельтеши. И без тебя голова кругом. Ты мою куртку не видел? Упоминание куртки вызвало неожиданный прилив гнева. Хотелось схватить сестру за плечи и хорошенько встряхнуть; но вместо этого удалось перенаправить это чувство в слова: – Какого чёрта ты затеяла?! Почему я обнаруживаю тебя на месте катастрофы, битком набитую нелегальными вещами? Ты чуть не умерла, и я не про взрыв говорю! – Я взрослый человек. Сама решаю, где мне… – Вот именно, взрослый! Тебе больше двадцати лет! Ты прожила больше половины жизни, отпущенной тебе Машинами, и что же ты… Я осёкся. Нам всем отмерена полновесная жизнь – не больше, и не меньше. Именно так я сказал Полианне. Таков наш уклад. Верю ли я, или просто повторяю слова, которым меня научили? Некоторое время мы сидели молча, погружённые каждый в свои мысли. С каждой секундой тишина всё больше и больше вонзалась в уши, раздражая, не давая спокойно сидеть на месте, выпрашивая звуковую подачку: хотя бы кашель, хотя бы скрип стула. Первой не выдержала Бридж: – Я просто начала задавать вопросы. – Что тебе мешало жить спокойной жизнью? Ну, знаешь, как все, просто не задавая вопросов. – На себя посмотри, господин чиновник из Министерства! – вместо обороны Бридж тут же перешла в наступление. – Я же вижу, какой ты стал! Чем ты там занимаешься? В комнате снова повисло молчание – никто из нас отвечать на претензии не собирался. Бридж вздохнула и сжала ладони в кулаки так сильно, что я почти услышал скрип кожи. Посидев так немного, она разжала пальцы и уставилась на побелевшие подушечки – они медленно темнели, наполняясь обратно выжатой из них кровью. Это зрелище словно привело её к какому-то решению; она посмотрела мне прямо в глаза и сказала: – Ладно, засранец, слушай. Сначала объяснюсь я, после чего обо всём расскажешь ты. Договорились? – Конечно, – незамедлительно соврал я. Некоторое время Бридж внимательно разглядывала моё лицо. – Вот видишь, как ты изменился, – сказала она. – Я уже не могу отличить, врёшь ты или говоришь правду. – Эй! Конечно, я говорю правду. – Но для этого нам придётся выйти. У тебя на крыше есть стулья? Вдруг в разговор вмешался бесплотный голос Бомануара: – Если Вы хотите поговорить в приватной обстановке, то всегда можете подать голосовую команду на выключение моих микрофонов. После окончания разговора Вы можете включить микрофоны обратно также голосовой командой. – Но как ты услышишь команду, если… – начал было я; Бридж скорчила сложнейшую физиономию, одним только выражением лица передав целый спектр эмоций в адрес подлого робо-консьержа. Я не стал договаривать и вместо этого спросил сестру: – Разве ты можешь ходить? В качестве ответа Бридж встала и с размаху пнула раненой ногой дверцу шкафа. Я зажмурился, ожидая услышать омерзительный треск, с которым сломается едва зажившая кость. Вместо этого захрустел пластик дверцы – он прогнулся, после чего с громким «поп!» выпрямился обратно. – Ладно, ты можешь ходить, – я недовольно поморщился и отправился к входной двери. Похоже, поддерживать сестру под руку не нужно – если только ты не хочешь получить подзатыльник вместо благодарности. Стульев на крыше не оказалось. Да и откуда бы им взяться в доме для молодых деталей, едва получивших взрослое имя. Некому приходить на крышу в поисках одиночества: каждый из нас наедается одиночеством досыта в границах своей квартиры. Бридж по-хозяйски прошлась вдоль парапета, уперев руки в бока. – У меня вид лучше. В ответ я только фыркнул. Она могла бы просто сказать, что с её крыши есть хоть какой-то вид. Здесь же перед глазами только мельтешили бесконечные полосы этажей соседних домов. Бетонные плиты собирались в тяжёлый гофрированный занавес, испещрённый дырами-окнами; но сквозь эти дыры видна не сцена Города, а одна лишь темнота. Я скрестил руки на груди и уставился на сестру: – Ладно, говори. Почему ты носишь с собой сому? Первый же случайный обыск на улице, и патруль тебя заберёт. – У всех есть свои слабости, – ответила Бридж, не глядя на меня; она обходила крышу по кругу снова и снова, словно в поисках отсутствующего кресла. – Слабости? У самой Бригитты Ратуланги? У самого сильного человека в поликуле, да, чёрт, во всём Управ… – Сома оказалась сильнее меня. От той мирной простоты, с которой она сказала эти слова, моё сердце сжалось в горький комок. В её голосе звучало не равнодушие и не смелость. Это спокойствие давно осознанного и принятого поражения. – Бридж… Почему ты не обратилась ко мне? – Зачем? Что ты можешь сделать? Вызвать кланков? Снова эта злость. Снова вопросы, которые останутся без ответов. Я прошёлся по кругу вслед за Бридж, теперь прекрасно понимая, что никакого кресла она не ищет. Не крыша, а клетка, из которой нет выхода – если только не считать выходом прыжок вниз. – Ладно, продолжай, – буркнул я. – Если хочешь покупать сому, тебе нужно обзаводиться друзьями в определённых кругах засранцев. – Знаю. Круги, неодобряемые Министерствами. Для этого тебе нужны старые деньги. – Ого, – Бридж остановилась и посмотрела на меня со смесью уважения и удивления. – Хочешь сказать, что метаболиты знают про старые деньги? А печатать вы их случайно не можете? – Насколько я знаю, нет, – совершенно честно признался я. Перед мысленным взором тут же предстал образ Галена, жадно шныряющего с молотом на плече по инфраструктурным тоннелям в поисках старых Машин, которые можно расколотить в денежные дребезги. От такой идеи волосы на затылке встали дыбом. – Жаль, жаль… В общем, сома, как и всё остальное, производится в Городе. – Очевидно. – И большую её часть производит Непротивление. – Кто?..