Глава 7. Иной взгляд на романтику «ДУМАЮ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ КАК ДРУГА», – говорит рассказчик комикса с таким же названием, написанного и проиллюстрированного Юми Сакугава и опубликованного в журнале Sadie Magazine в 2012 году[131]. «Я не хочу встречаться с тобой или даже целоваться. Потому что это было бы странно», – комикс продолжается серией вставок, но рассказчик хочет: – чтобы другие думали, что они классные; – проводить много времени в тусовках; – переписываться в соцсети после полуночи; – отправлять по электронной почте странные ссылки на блог; – обмениваться любимыми книгами; – отвечать на твиты друг друга; – ходить к своим любимым автофургонам с едой; – вместе найти лучшие захудалые кафе; – иметь понятные только друг другу шутки; – но все «платонически, конечно». «Я хочу быть рядом с тобой и быть особенной для тебя, как и ты для меня, но я не хочу заниматься с тобой сексом», – говорится в этомкомиксе. То есть я хочу быть с тобой эмоционально близкой, и я хочу любить тебя, но не таким образом. Точно так же как выражение «женщина-врач» подразумевает, что врачом по умолчанию является мужчина, определение этого чувства как «любовь к другу» предполагает, что настоящая любовь – романтическая и непременно связана с сексом. По правде говоря, описание Сакугава платонической любви к другу похоже на то, что многие асы назвали бы несексуальной романтической любовью. Несексуальная романтическая любовь звучит как оксюморон. Почти все определения романтической любви – отделенные от социальной роли женатых партнеров или романтических действий, таких как высказывание: «Я люблю тебя» – связаны с сексом. Люди могут не заниматься сексом, но желание секса – это ключ к признанию того, что чувства романтичны, а не платоничны. Сексуальное желание должно быть Рубиконом, разделяющим их. Но, как доказывают асы, оно таковым не является. По определению, асы не испытывают сексуального влечения, а многие из них равнодушны к сексу или не любят его. Многие до сих пор ощущают романтическое влечение и используют романтическую ориентацию (гетероромантическую, панромантическую, гоморомантическую и т. д.), чтобы обозначить пол людей, к которым они испытывают романтические чувства и в которых влюблены. Интуитивно понятно, что у людей могут возникать романтические чувства без сексуального влечения, и некоторые смущаются, когда я определяю романтическую ориентацию как отдельную от сексуальной ориентации. Но это понимание разрушается, когда кто-то спрашивает, что значит испытывать романтическую любовь к кому-то, если желание заниматься с ним сексом не является подходящим критерием. Чем это отличается от платонической любви к лучшему другу? Без секса в чем заключается разница, которую люди чувствуют в глубине души, когда проводят черту между двумя типами любви? Что такое романтическая любовь без сексуальности? Опять же, этот вопрос касается не только асов. Аллосексуал может быть влюблен в нового знакомого или сильнее привязаться к своему лучшему другу, чем к любому романтическому партнеру, но он может отрицать возможность романтических чувств из-за отсутствия сексуального влечения. Аллосексуал может махнуть рукой и сказать: «Есть люди, с которыми я хочу спать, а с тобой я не хочу спать, так что это только платоническое чувство». Аллосексуалы могут использовать сексуальное желание для разделения людей на категории, но это слишком ограниченный способ оценки мира, и алло могут так же запутаться в своих чувствах, как и асы. Для них эмоциональная близость и возбуждение могут быть непонятными или бессмысленными, если им не сопутствует сексуальное влечение. Многие аллосексуалы поделились со мной своим недоумением по поводу ощущения, будто они влюблены в друзей, несмотря на отсутствие сексуального влечения с обеих сторон. Писатель Ким Брукс опубликовала длинное эссе на женском сайте The Cut, в котором выразила недоумение по поводу того, как могло случиться, что у нее очень близкие отношения с женщинами, хотя она натуралка. О своей соседке по комнате в колледже она пишет: «Эти отношения никогда не были сексуальными, но они были одними из самых интимных в моей юной взрослой жизни. Мы делили друг с другом одежду, кровати и парней»[132]. Асы знают, что секс не всегда является разделительной чертой, определяющей, романтичны ли отношения. Мы говорим: «Может быть, ты любишь свою подругу, даже если не испытываешь к ней сексуального влечения». Вопросы об определении романтической любви – это отправная точка для асов, которые начинают смотреть на любовь и романтику иным взглядом, используя новые, эксплицитные категории, выходящие за рамки дружбы и романтики, а также другие возможности (юридические, социальные и т. д.) в мире, где романтичная любовь ценится ниже иных видов. Асексуальность дестабилизирует представления людей об отношениях и в первую очередь разрушает убеждение, что в основе страстных связей всегда лежит секс. * * * Для шестнадцатилетней Полины Паркер 22 июня 1954 года стало «днем счастливого события». Она написала эти слова аккуратным почерком в своем дневнике, отметив, что долго этого ждала. «Я была очень взволнована, и прошлой ночью все было как «в канун Рождества», – добавила она внизу. – Я вот-вот взлечу!»[133] Счастливое событие состоялось, как и надеялась Полина, хотя долгосрочные последствия оказались не такими, как ожидалось. В тот день Полина и ее подруга, пятнадцатилетняя Джульетта Хьюм, отправились с матерью Полины на прогулку по парку Виктория в Крайстчерче, Новая Зеландия. Когда они шли по укромной тропинке, Джульетта уронила камень. Мать Полины наклонилась, чтобы поднять его, и девушки забили ее до смерти кирпичом в чулке, изуродовав ей лицо почти до неузнаваемости[134]. Подростки познакомились несколько лет назад, когда Джульетта – красивая, богатая и из знатной британской семьи – только иммигрировала в страну. Полина была менее симпатичной и обеспеченной; ее отец владел рыбным магазином, а мать – пансионом. Девушки стали неразлучны, потерявшись в собственном богатом мире фантазий. Их дружба оказалась под угрозой, когда родители Джульетты решили отправить ее к родственникам в Южную Африку. Полина могла бы поехать с ней, но все знали, что мать ни за что на это не согласится. Девушкам казалось, что единственный выход – это кирпич и новая жизнь в Америке[135]. Эта история вдохновила Питера Джексона на фильм «Небесные создания», да и сейчас она вызывает большой интерес. Но ни в реальности, ни в фильме Полина и Джульетта не смогли развеять подозрения, что они занимались сексом. Джульетта отрицала, что они были лесбиянками, но ее отрицание мало что значит в глазах мира, который верит, что только замешанная на сексе любовь может вызвать такую взаимную одержимость[136]. Это убеждение – что платоническая любовь спокойна, но страстное или сильное, вплоть до одержимости, чувство должно быть мотивировано сексом, – весьма распространено, хотя и не соответствует действительности. Если вы не верите асам, которые говорят, что страстные чувства могут существовать без какого-либо полового влечения, поверьте психологу из Университета Юты Лизе Даймонд, которая утверждает то же самое. (Даймонд называет чувство «страсти и эмоциональной привязанности» «романтической любовью», поэтому я воспользуюсь здесь ее терминологией. Мы позже вернемся к вопросу о том, действительно ли это чувство романтично.) Даймонд предполагает, что эти два вида чувств могут быть отдельными, потому что они служат разным целям. Сексуальное желание обманом заставляет нас распространять наши гены, в то время как романтическая любовь существует для того, чтобы мы чувствовали себя добрыми по отношению к кому-то и хотели быть вместе достаточно долго, чтобы вырастить этих милых беспомощных существ, называемых младенцами. Романтическая любовь может быть более обширной, чем сексуальное влечение, потому что гетеросексуальное влечение обычно необходимо для рождения детей, но не обязательно для успешного совместного воспитания. Используя выражение асов, сексуальное влечение и романтическое влечение не обязательно должны совпадать. Даймонд впервые заметила это соединение страсти и секса, когда беседовала с женщинами о том, как они осознают свое сексуальное влечение к другим женщинам. «Так много [женщин] рассказывали мне о том, что у них была действительно сильная эмоциональная связь с подругами, когда они были моложе, и они говорили: „Так что, я думаю, это был первый знак“», – делится она со мной. В близких отношениях между женщинами часто используется нежный, квазиромантический язык, который можно принять за знак растущего сексуального желания. Однако иногда взаимосвязь чувств может быть более сложной, и Даймонд, эксперт в области сексуальной изменчивости, начала сомневаться в том, всегда ли страсть связана с тайной сексуальностью. Если бы сексуальное желание было необходимо для романтической любви, дети, не достигшие половой зрелости, не могли бы влюбляться. Но многие из них испытывают влюбленность. Опросы показывают, что у детей, в том числе слишком маленьких для секса, часто развивается серьезная привязанность. Я была влюблена в начальной школе, как и многие мои друзья[137]. Взрослые пережили период полового созревания, но их сексуальные желания не всегда определяют эмоциональные. В одном исследовании Даймонд 61 процент женщин и 35 процентов мужчин заявили, что испытали страсть и романтическую любовь без желания секса[138]. Уже считается само собой разумеющимся, что сексуальное желание не обязательно должно включать в себя страсть или заботу. Связь на одну ночь и вечеринки с друзьями откровенно сексуальны и явно не романтичны. Противоположный вывод – что некоторые никогда не испытывают страсть и сексуальное желание, – труднее принять, по крайней мере на Западе. В других странах дело обстоит иначе. Исторические описания культуры Гватемалы, Самоа и Меланезии подтверждают принятие этих близких несексуальных отношений. Иногда эти отношения отмечались церемониями, такими как обмен кольцами. Они считались чем-то средним между дружбой и романтикой и часто назывались просто «романтической дружбой», – рассказала мне Даймонд. В этих культурах брак часто был скорее экономическим партнерством, чем союзом двух любящих людей, живущих совместно. Брачные и половые связи не считались автоматически самыми важными эмоциональными отношениями, в отличие от современной западной культуры. Романтическая дружба не считалась угрозой для брака, и людям было легче поверить в то, что несексуальные отношения могут быть такими же пылкими, как и сексуальные. Романтическая дружба была страстной сама по себе, потому что страсть возможна во многих типах отношений. * * * Представление, что все, содержащее особую заряженную энергию, должно быть сексуальным, не только упрощенно; оно также может негативно повлиять на восприятие отношений. В эссе для журнала Catapult писатель Джо Фасслер отвечает на статью Boston Review об эротизме отношений учитель-ученик[139], описывая, как в старшей школе преподаватель принуждал его к сексу, и предупреждая об опасностях использования языка сексуальности[140]. «Авторы [статьи в Boston Review] правы, указывая на то, что преисполненное страсти преподавание может вызвать своего рода мощную энергию между людьми. Работая в классе, я тоже испытал это чувство, – пишет он. – Но использование удобного сокращения – языка романтического влечения – для описания этого феномена кажется мне в лучшем случае ошибочным»[141]. Это та же ошибка, которую делает писательница The Cut Ким Брукс, когда использует язык сексуальной неверности[142] для описания тесной дружбы и называет ее «романчиком», как будто автоматически должно произойти предательство и другие сравнения невозможны. Это наша ошибка, когда мы небрежно сексуализируем язык и забываем, что сексуализация – это примитивная интерпретация чувства, а не само чувство. Язык предает нас, делая сексуальное влечение синонимом удовлетворенности и воодушевления. Для описания различных типов социальной энергии и близости, таких как слияние разума творческих сотрудников или доверия между пастором и прихожанами, есть несколько метафор, не связанных с сексом. Желание «близости» с кем-то, пусть даже эмоциональной близости, может показаться непристойным. Находиться в «отношениях» с другом звучит как-то странно. Словарь предлагает для слова «страстный» синонимы «распутный, похотливый, возбужденный, знойный» и, да, «сексуальный». «Разве нам не нужны более точные определения, чтобы описать тесную связь между учителями и учениками – без использования языка эроса?»[143] – спрашивает Фасслер. Потренировавшись, продолжает он, педагоги научатся не принимать «искру наставничества» за нечто большее, точно так же как психотерапевты учатся справляться со сложными эмоциями, которые они могут вызвать у клиентов, не предполагая, что отношения носят романтический характер. Это несоответствие языка чувствам должно беспокоить не только педагогов и психотерапевтов. Это важно для каждого, кто живет в мире, где язык заставляет нас думать, что существует только один вид удовольствия, а все остальное является производным. Радость от обучения и эмоциональное удовлетворение от психотерапии, как и близость дружбы, прекрасны по-своему. Обратите внимание на эти чувства, на их значение, глубину и влияние, на то, как они обогащают нашу жизнь. «Я думаю, что люди иногда считают романтическими чувства, которые таковыми не являются», – говорит ведущий исследователь Си Джей Чейзин. Двух близких друзей часто обвиняют, пусть даже и в шутку, в том, что они романтически одержимы друг другом и отрицают это. Сами они могут задаться вопросом, романтичны ли их чувства друг к другу. «Почему это „отрицание“ не может быть двусторонним? – продолжает Чейзин. – Может, вы просто отрицаете близость друзей». Разработка и нормализация языка, который позволит говорить откровенно об эмоциональной близости без отсылки к сексу, помогут нам понять специфику этих чувств. Более совершенный язык защитит нас от путаницы в намерениях или неверной интерпретации эмоций и поможет нам усилить имеющуюся энергию без превращения ее во что-то еще. Это позволит нам обсуждать реальные отношения, а не их сходство с какими-либо другими. * * * Если не секс является разделительной чертой между романтической и платонической любовью, то что же тогда? Ученые давно пытались выделить эмоциональные компоненты, которые отличают разные типы отношений. Хотя составляющих может быть бесконечное количество, одна часто используемая структура, разработанная антропологом Хелен Фишер, включает три основных компонента. (Фишер разработала свою модель специально для объяснения составляющих и форм романтической любви, но я думаю, что она может быть полезна для анализа всех типов чувств.) Есть желание заниматься сексом. Есть страстная влюбленность. А еще есть эмоциональная близость и забота, которые психологи часто называют привязанностью, кажущейся клинической[144]. Эти компоненты смешиваются и сочетаются друг с другом, и возникает особое чувство между двумя людьми. В любых любовных отношениях может быть сильная или слабая страсть, сильное сексуальное желание или его отсутствие и т. д. Разница в чувствах реальна, но чувства не всегда четко укладываются во взаимоисключающие категории «платонические» или «романтические». (Странно, но слово «платонический», используемое в разговорной речи, кажется, определяется только тем, чем оно не является: это союз несексуального и неромантического.) Одно и то же сочетание эмоций можно классифицировать по-разному, как платоническую любовь или романтическую. «Привязанность плюс страсть», например, так психолог Лиза Даймонд и многие другие определяют романтическую любовь. Для других идентичная комбинация привязанности и страсти кажется платонической, как если бы они были одержимы другом. Сама привязанность, без увлечения или секса, обычно воспринимается как платоническая любовь только к друзьям и семье, но попробуйте сказать это целомудренным асам, состоящим в долгосрочных отношениях, или даже некоторым аллосексуалам, которые со временем перестали заниматься сексом. «Привязанность плюс секс» – тоже туманное определение. Хотя эти чувства часто считают романтичными, они также являются составляющими дружеского непринужденного секса. Во всяком конкретном случае эта игра смешения и совпадения создает множество возможных – и часто противоположных – ярлыков для каждой комбинации эмоций. «Романтика» и «платоническое чувство» – это категории, которые люди переживают по-разному. При отсутствии секса или сексуального желания Джульетта Хьюм и Полина Паркер могли испытывать свою любовь друг к другу как романтическую или как платоническую. Две другие девушки могли почувствовать то же самое и назвать это по-другому. Более детальная попытка распределения и классификации категорий была предпринята психологом Виктором Карандашевым. В своей книге «Романтическая любовь в культурном контексте» Карандашев рассматривает литературу по общественным наукам и перечисляет наиболее общие критерии, которые, по мнению людей, разделяют эти два чувства. Романтическое чувство, по мнению людей во всем мире, обычно включает в себя страсть, идеализацию, желание физической и эмоциональной близости, желание исключительности, желание, чтобы на ваши чувства отвечали взаимностью, чрезмерное обдумывание поведения другого человека, заботу и сочувствие по отношению к другому человеку, изменение своей жизни ради него и одержимость, если любовь оказывается безответной[145]. Все это звучит достаточно разумно, но когда я прочитала список Карандашева Ли Хеллман, писательнице-квиру-асу из Чикаго, она отметила, что каждую категорию, которая якобы отличает романтику, можно найти в других эмоциональных условиях. Чувствительность, привязанность и забота – часть любых здоровых отношений. У полиамурных людей несколько романтических партнеров, но они не стремятся к исключительности. Увлечение может быть фактором, наиболее тесно связанным с широко распространенным представлением о том, что такое романтическая любовь, но обычно мы идеализируем новое знакомство или чувствуем себя одержимыми, когда лучший друг сближается с кем-то другим. При этом романтическая любовь не переходит автоматически в платонический режим после того, как иссякнут первые чувства. «Я могу ревновать, обожать и быть преданной по отношению к своим друзьям – испытывать все те сильные чувства, которые обычно мы вкладываем в романтическую любовь, – говорит Ли. – В прошлых отношениях меня волновало: „Действительно ли я хочу романтических и сексуальных отношений или у меня просто сильная платоническая любовь, и я хочу получить какое-то подтверждение, что играю такую же роль в твоей жизни, как ты в моей?“» * * * Работая над этой книгой, я спрашивала всех, независимо от романтической ориентации, как они разделяют платоническую и романтическую любовь. Такие люди, как Ли, не смогли ответить на этот вопрос. Другие заявили, что существует определенное различие, но затруднились объяснить, в чем оно заключается. Один опрошенный указал на различие в «желании прикосновений», когда тебе хочется не заняться сексом, а чувствовать физическую близость как-то иначе, например, держаться за руки или обниматься. Еще один мужчина признался, что, хотя не испытывает сексуального влечения к кому-либо, он считает женщин, а не мужчин, эстетически красивыми и позволяет эстетическому влечению определять романтическую классификацию. Симона, аспирантка из Малайзии, говорит, что, хотя никто не смог должным образом объяснить ей, что такое романтическое влечение, она признала, что не испытывает его. «У меня нет никакого желания заводить с кем-то более близкие отношения, чем любые дружеские, какие у меня с моими очень хорошими друзьями», – делится Симона. Другие асы говорят, что хотят преданных отношений, построенных точно так же, как те, которые многие люди считают романтическими – другими словами, они хотят, чтобы кто-то выполнял социальную роль романтического партнера, даже если они не испытывают романтических чувств к нему. Алисия, женщина-ученый с тихим голосом, лет тридцати, в отношениях со своим партнером с подросткового возраста. Она знает, каково это – испытывать романтическое влечение к мужчинам и женщинам. Она знает, каково это – смотреть на своего парня и восхищаться тем, насколько он хорош, и совсем не хотеть заниматься с ним сексом. «И я знаю, что чувствует влюбленный друг», – добавляет Алисия. Ей знакомо чувство безумной влюбленности, когда надеешься, что любимый ответит тебе взаимностью. Когда дело касается ее партнера, она все еще чувствует нечто иное. Она делает паузу с разочарованным видом и больше ничего не может добавить. Чтобы попытаться ответить на этот вопрос, я мысленно сравнила романтическую любовь к моему парню Ною с платонической любовью к моей подруге Джейн и обнаружила, что большей частью контраст проистекает из разных ожиданий и всех тяжелых, сложных эмоций, которые им сопутствуют. Чтобы изолировать романтические чувства, я попыталась исключить социальную роль и поведение, но различия, похоже, частично созданы и тем и другим. «Платонический» и «романтический» – это виды чувств, в то время как «друг» и «романтический партнер» – социальные обозначения, и последнее формирует первое. Как я ни люблю Джейн, она живет в нескольких штатах от меня, и нам редко удается видеться чаще двух раз в год. Наши жизненные пути давно разошлись; мало шансов, что они снова пересекутся в будущем, и мало ожиданий, что мы сделаем все для этого. В обычных романтических отношениях, таких как мои с Ноем, предполагается, что мы останемся вместе до конца наших дней, и это приносит новые беспокойства и большую общую зависимость. Каким бы поверхностным он ни был, каждый выбор Ноя кажется гораздо более личным, потому что он больше влияет на меня и мою социальную ценность. Его повседневные привычки также имеют больше последствий для нас обоих, и, соответственно, возникают эмоции. Пищевые привычки Джейн раздражали бы меня, но их совсем нетрудно вынести, ведь мы так редко видимся. Неприятие пищевых привычек Ноя породило бы вопрос о том, смогу ли я терпеть это вечно, должна ли я терпеть это вечно, почему он не может быть именно таким, каким мне хочется, почему я не могу спокойнее к ним относиться и так далее. Маленькие неприятности превращаются в снежный ком. Любые недостатки близкого человека тяжелее переносить, если это придется делать каждый день до конца своей жизни. Такие различия кажутся скорее ситуативными, чем врожденными. Если бы мы с Джейн решили жить вместе бесконечно долго, могло бы возникнуть такое же сочетание эмоций и ожиданий. Если бы я знала, что в течение следующих пяти десятилетий мы будем встречаться ежедневно, пищевые привычки Джейн могли бы привести к еще более неприятным последствиям. Я могла бы более внимательно изучить их не только потому, что забочусь о ней, но и потому, что меня волнует, что они значат для меня, для нас и нашей жизни. Дифференциация эмоций, как и выяснение того, испытывает ли кто-то сексуальное влечение, является проблемой феноменологии. Никто не изобрел идеального способа сравнить, различается ли наш опыт, или мы чувствуем одно и то же, но вы называете это романтической любовью, а я платонической, из-за того, как мы были социализированы. Или эмоции, которые мы испытываем по отношению к разным людям, изначально одинаковы, но они меняются в зависимости от роли, которую кто-то играет в нашей жизни. Я люблю Ноя не так, как Джейн, но отчасти потому, что так обычно и бывает. Принято постоянно превозносить своего романтического партнера, а вот друзей мы хвалим не так уж часто. Возможно, со временем эмоции меняются из-за того, что мы разными способами их усиливаем, нас учили хвалить в одном случае и пренебрегать в другом. Не поймите меня неправильно. Я не утверждаю, что романтическая и платоническая любовь одно и то же; может быть любое количество небольших факторов или комбинаций факторов, определяющих различия между ними. В конце концов, есть причины, по которым мы с Джейн не взяли на себя обязательство жить вместе всегда. Меня эстетически привлекает Ной, а не Джейн. Оба дороги мне, но в настоящее время Ной – единственный человек на земле, с которым я хочу заниматься сексом. Я также не утверждаю, что романтическая любовь – это платоническая любовь, но только глубже. Поверхностные навязчивые романтические эмоции могут существовать без любви, как и глубокая, тесная дружба, превосходящая романтические узы. Люди думают о романтической и платонической любви как о двух разных категориях, но часто они очень похожи и их трудно четко разграничить, так как у каждой из них нет какой-то одной эмоциональной особенности или ключевой составляющей, характерной именно для нее. Есть привязанность, желание заниматься сексом, страстное увлечение – и все это можно почувствовать при самых разных обстоятельствах и во всех типах отношений, сформированных разными ожиданиями и названных разными именами. «Романтическое влечение или сексуальное влечение – это можно узнать, лишь испытав на себе, – говорит Чейзин, который идентифицирует себя как аромантика. – Что не очень помогает. Контрольного списка нет, как и нет набора необходимых или достаточных условий, потому что, как только вы начнете классифицировать виды отношений, границы будут размыты, и это нормально. Это пейзаж». Ли Хеллман, писательнице из Чикаго, признание размытости этих категорий предоставило новую возможность. Принятие сходства между чувствами позволило ей использовать язык по-новому, избавиться от багажа старых представлений и сформировать внешний опыт так, чтобы он более точно соответствовал внутреннему ощущению.