– Это странно. – Ладно, я странный. Заткнись уже. Он засмеялся. Мы бесцельно бродили по округе. Наверное, нам просто не хотелось идти домой. Мы болтали о всякой ерунде. О всяких глупостях. Потом он спросил: – Почему мексиканцам так нравятся прозвища? – Не знаю. Разве нравятся? – Да. Знаешь, как мои тети зовут маму? Они зовут ее Чоле. – А на самом деле она Соледад? – Именно об этом я и говорю, Ари. Ты знаешь. Ты знаешь, что это сокращение от Соледад. Как будто это так логично. Но с чего вдруг? Почему бы всем просто не звать ее Соледад? Что еще за Чоле? Откуда они вообще взяли Чоле? – Почему это так тебя беспокоит? – Не знаю. Просто странно. – Слово дня? Он рассмеялся и закинул в рот горсть орешков. – А у твоей мамы есть прозвище? – Лили. Ее зовут Лилиана. – Красивое имя. – Соледад тоже. – Да нет, не особо. Тебе бы понравилось, если бы тебя звали Уединение? – Можно перевести и как одиночество, – сказал я. – Вот видишь? Печальное имя. – Мне оно печальным не кажется, – возразил я. – Оно красивое. И очень подходит твоей маме. – Возможно. Зато Сэм – Сэм идеально подходит моему папе. – Ага. – А твоего как зовут? – Джейми. – Мне нравится это имя. – Его настоящее имя – Сантьяго. Данте улыбнулся. – Теперь понимаешь, о чем я? Опять эти прозвища. – Ты переживаешь из-за того, что ты мексиканец, да? – Нет. Я испытующе на него посмотрел. – Ладно, немного, – согласился он. Я предложил ему свой шоколадный батончик. Он откусил кусочек и сказал: – Короче, не знаю. – Ага, – кивнул я. – Вижу, что переживаешь. – Знаешь, что мне кажется, Ари? Мне кажется, мексиканцам я не нравлюсь. – Странное утверждение, – заметил я. – Странное, – поддакнул он. – Странное, – повторил я. Десять Одной безлунной ночью мы с родителями Данте поехали в пустыню, чтобы опробовать его новый телескоп. По дороге Данте с отцом подпевали «Битлз» – правда, оба не попадали в ноты, но им было все равно. Они часто касались друг друга. Семья любителей понежничать. Каждый раз, приходя домой, Данте целовал маму и папу в щеку – или они целовали его, как будто это у них в порядке вещей. Я задумался о том, как бы отреагировал мой отец, поцелуй я его в щеку. Нет, кричать бы он, конечно, не стал. Но все-таки… Дорога до пустыни была долгой. Похоже, мистер Кинтана знал отличное место, откуда мы могли понаблюдать за звездами. Место вдали от городских огней. Вдали от засветки[13] – так это называл Данте. И, похоже, он о ней знал немало. Мистер Кинтана и Данте занялись установкой телескопа. Я наблюдал за ними и слушал радио. Миссис Кинтана предложила мне колу, и я взял ее из вежливости. – Данте говорит, ты очень умный. Мне всегда становилось не по себе от комплиментов. – Не такой умный, как Данте. Тут Данте прервал наш разговор: – Мы же уже обсудили это, Ари. – Что? – спросила его мама. – Ничего. Просто большинство умных людей – мудаки. – Данте! – Да, мам, знаю, следить за языком. – И почему ты так любишь ругаться, Данте? – Это весело, – ответил он. Мистер Кинтана рассмеялся. – Это и правда весело, – сказал он и тут же добавил: – Но веселиться так можно только тогда, когда мамы нет рядом. Миссис Кинтане его совет не понравился. – Чему ты его учишь, Сэм? – Соледад, мне кажется… Но их перебил Данте, глядевший в телескоп: – Ого! Пап, ты только посмотри! Смотрите, скорее! На некоторое время мы притихли.