Взяв свой дневник, я принялся его листать, рассматривать собственный почерк. Он у меня был ужасный. Никто, кроме меня, не мог его разобрать. К счастью. Правда, наверное, никто и не стал бы пытаться. Я решил что-нибудь написать. Этим летом я научился плавать. Нет, не совсем так. Кое-кто меня научил. Данте. Я вырвал страницу. Четыре – А ты просишь учеников рассказать что-нибудь о себе в первый день занятий? – Конечно. – Зачем? – Мне хочется узнать их поближе. – Для чего? – Я же их учитель. – Тебе платят за то, что ты преподаешь право. Рассказываешь о первой, второй и третьей поправках к Конституции и тому подобном. Почему бы не начать прямо с них? – Я учу людей. Ученики – люди, Ари. – Ничего интересного в нас нет. – Есть. И куда больше, чем тебе кажется. – С нами сложно. – В этом часть вашего обаяния. На ее лице появилось особенное выражение. Я хорошо его знал. Иногда мама говорила одновременно искренне и в шутку. И в этом была часть ее обаяния. Пять Второй день учебы. Все как всегда. За исключением того, что, пока я ждал маму после занятий, ко мне подошла одна девчонка, Илеана. Она достала из сумки маркер и написала свое имя у меня на гипсе. Она посмотрела мне в глаза. Я хотел отвести взгляд, но не отвел. Ее глаза были похожи на ночное небо в пустыне. Казалось, внутри нее живет целый мир. И я об этом мире не знал ничего. Шесть Шевроле тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года. Вишнево-красный пикап с хромированными крыльями и колпаками на колесах. Покрышки на шинах – с белым ободом. Это была самая красивая машина на свете. И она была моей. Помню, как заглянул в папины темные глаза и прошептал: – Спасибо. Я чувствовал себя глупо, неловко, поэтому просто его обнял. Тупо. Но я правда был ужасно благодарен и хотел его обнять. Правда. Настоящая машина. Настоящая машина для Ари. Чего я не получил? Фотографий брата на стенах нашего дома. Всего получить нельзя. Посидев в машине, я заставил себя вновь присоединиться к празднику. Я ненавидел вечеринки, даже если их закатывали в мою честь. Мне хотелось просто укатить на своей машине и чтобы рядом сидел мой брат. И Данте. Брат и Данте. Такой вечеринки мне было бы достаточно. Наверное, я и правда скучал по Данте, хоть и отчаянно старался о нем не думать. Проблема в том, что когда пытаешься о чем-то не думать, то начинаешь думать об этом еще больше. Данте. А еще я почему-то подумал об Илеане. Семь Каждый день я просыпался ни свет ни заря и, прихрамывая, отправлялся в гараж к своей машине. Потом выезжал из гаража. Вся Вселенная ждала, когда я открою ее для себя на своем пикапе. В кресле водителя мне казалось, что в мире нет ничего невозможного. Было странно испытывать такой оптимизм. Странно и приятно. Сидеть в машине и слушать радио стало для меня своего рода молитвой. Однажды утром мама сфотографировала меня за этим занятием. – Так куда собираешься? – спросила она. – В школу, – ответил я. – Нет, я не о том. Когда сможешь водить, куда поедешь первым делом? – В пустыню, – ответил я, решив не говорить ей о том, что поеду смотреть на звезды. – Один? – Ага. Я знал, что она хочет спросить, подружился ли я с кем-нибудь в школе. Но она сдержалась. А потом вдруг посмотрела на мой гипс. – Кто такая Илеана? – Девчонка. – Красивая? – Слишком красивая для меня, мам. – Глупый ты мальчик. – Ага, глупый. Той ночью мне приснился кошмар. Я ехал в своем пикапе, и рядом сидела Илеана. Я посмотрел на нее, улыбнулся и не заметил его – Данте, стоявшего посреди дороги. Я не смог остановиться. Не успел. И проснулся весь в поту. Утром, когда я пил в пикапе кофе, из дома вышла мама. Она села на ступеньку крыльца и, заметив меня, похлопала рядом с собой. Я неуклюже выбрался из машины. Мама больше надо мной не суетилась. Проковыляв к ней, я тоже опустился на крыльцо.