– Хуже? – Да, приятель. Ты мог умереть. Умереть. Ладно. – Все постоянно это твердят, док. Но я ведь жив. – Тебе не нравится быть героем, верно? – Я сказал Данте, что сделал это не специально. Все посмеялись, решили, что я пошутил. Но это была не шутка. Я даже не помню, как оттолкнул его. Я не говорил себе: «Сейчас я спасу своего друга Данте». Вовсе нет. Просто сработал какой-то рефлекс, как если ударить по коленке молоточком – дернется нога. Так и тут. Оно само. – Просто рефлекс? Оно само? – Именно. – И ты тут ни при чем? – Иногда такое случается. – «Иногда такое случается»? – Ага. – А я так не думаю. – Само собой, вы же взрослый. Он рассмеялся. – Чем тебе не угодили взрослые? – Они вечно учат нас жизни. Вечно объясняют, кем быть и как жить. – Это наша работа. – Круто, – сказал я. – Круто, – повторил доктор Чарльз. – Слушай, я знаю, что ты не считаешь себя ни храбрым, ни отважным, – и это понятно. – Я обычный парень. – Да, таким ты себя видишь. Но ты спас своего друга, который неминуемо попал бы под машину. Ты это сделал, Ари, не думая о себе и о том, что случится. Ты это сделал, потому что такой ты человек. Вот о чем тебе стоит поразмыслить. – Зачем? – Просто подумай об этом. – Как-то не хочется. – Ладно. Но просто знай, Ари, люди вроде тебя встречаются редко. Так я считаю. – Я же сказал, док: просто рефлекс. Он ухмыльнулся и положил руку мне на плечо. – Я знаю таких, как ты, Ари. И вижу тебя насквозь. Я не понял, что он имеет в виду. Но он улыбался. Вскоре после его ухода ко мне заглянули родители Данте. Мистер Кинтана непринужденно поцеловал меня в щеку. Возможно, для него это было в порядке вещей. Жест показался мне милым, хоть я и немного смутился. Мистер Кинтана все благодарил и благодарил меня, и я хотел попросить его перестать, но промолчал. Промолчал, потому что знал, как сильно он любит Данте и как счастлив, что тот цел и невредим. А я был счастлив, что счастлив он, оттого и терпел. Я хотел сменить тему, но говорить было не о чем и чувствовал я себя паршиво. Однако мистер и миссис Кинтана пришли меня навестить, а я мог разговаривать и нормально соображать, – поэтому, несмотря на туман в голове, спросил: – Значит, вы на год уезжаете в Чикаго? – Да, – ответил мистер Кинтана. – Данте до сих пор меня за это не простил. Я пристально на него посмотрел. – Он все еще злится за то, что я с ним не посоветовался. Я улыбнулся. Мистер Кинтана продолжил: – Он не хочет пропускать занятия по плаванию. Сказал, что может год пожить у тебя. Это меня удивило. Значит, у Данте больше секретов, чем я думал. Я закрыл глаза. – Все хорошо, Ари? – Иногда у меня так чешется под гипсом, что я просто с ума схожу. Потому и закрываю глаза. Его взгляд потеплел. Я умолчал о том, что каждый раз, когда не могу больше выносить это чувство, я пытаюсь представить себе, как выглядит мой брат. – В любом случае приятно поболтать, – сказал я. – Помогает отвлечься. – И, помолчав, прибавил: – Значит, Данте на вас злится? – Ну, я ответил ему, что не могу оставить его на год. Я представил, каким взглядом Данте одарил отца, и сказал: – Данте упрямый. – Весь в меня, – отозвалась миссис Кинтана. Я улыбнулся. Я знал, что это правда. – Знаешь, что мне кажется? – продолжила она. – Мне кажется, Данте будет сильно по тебе скучать. Думаю, он поэтому не хочет уезжать. – Я тоже буду по нему скучать, – сказал я и тут же пожалел о сказанном. Конечно, это было правдой, но не стоило произносить ее вслух. Мистер Кинтана посмотрел на меня. – У Данте не так много друзей. – Мне всегда казалось, что он всем нравится. – Это правда. Данте всем нравится. Но он всегда был одиночкой. Он часто поступает не так, как все, и всегда таким был. – Мистер Кинтана улыбнулся. – Как и ты. – Может быть, – сказал я. – Такого друга, как ты, у него никогда не было. Мне кажется, тебе стоит это знать. Я не хотел этого знать. И не понимал почему. Но в ответ просто улыбнулся. Мистер Кинтана был хорошим человеком. И он разговаривал со мной, с Ари. А потому, пускай я и не хотел ничего обсуждать, я понимал, что должен потерпеть. В мире не так много хороших людей. – Честно говоря, я довольно скучный парень. Даже не знаю, что Данте во мне нашел. – Я поверить не мог, что выдал такое. Миссис Кинтана, все это время стоявшая поодаль, подошла и встала рядом с мужем. – Почему ты так считаешь, Ари? – спросила она. – Что? – Почему считаешь себя скучным? Боже, – подумал я, – а вот и психолог. Я пожал плечами и закрыл глаза, хотя, конечно, понимал, что они все равно никуда не денутся… К несчастью, нам с Данте обоим достались участливые родители. Почему они не могут просто оставить нас в покое? – думал я. Почему они не такие, как все, – слишком занятые, слишком эгоистичные, плюющие на своих детей с высокой колокольни? Я все-таки открыл глаза. Я знал, что мистер Кинтана хочет сказать что-то еще. Прямо чувствовал. Но он промолчал. Не знаю. Наверное, заметил мое напряжение. Мы принялись обсуждать Чикаго. Я был рад, что не приходится говорить обо мне, о Данте или о том, что случилось. Мистер Кинтана сообщил, что университет предоставит им небольшую квартиру. Миссис Кинтане придется на восемь месяцев оставить практику, но уедут они не на целый год, а только на учебный, что не так уж долго. Я уже не помню всего, о чем говорили тогда мистер и миссис Кинтана, но они очень старались меня приободрить. С одной стороны, я был рад, что они рядом, с другой – мне было наплевать. И, разумеется, разговор в конце концов снова скатился к нам с Данте.