Полина дышала! Жива! – Жива! – от облегчения Агату бросило в жар. Её рассудок отстранился от того, что рядом Стая, что в любую секунду может настигнуть смерть. Всё внутри неё сконцентрировалось на простом, но в то же время самом значительном во всей вселенной факте: чародейка не погибла! Щека и лоб рассечены, губы разбиты, возможно, переломы, но главное – она дышит! Агата принялась вытаскивать Полину из машины – все силы бросила на эту задачу, отстранив боль на второй план. Она пыхтела, стонала, ругалась. Ей казалось, что чародейка в своём полушубке стала одним целым с проклятым «Фольксвагеном» и умирающий «жук» не желал её отпускать, собираясь забрать с собой в мир теней. Но вот, наконец, удалось развернуть Полину так, чтобы Агата смогла просунуть руки ей подмышки. Ещё усилие – и половина тела уже снаружи. – Ну, давай же! Получилось. «Фольксваген» отпустил чародейку. – Вот так! – прохрипела Агата со смесью злости и торжества в голосе. Она позволила себе несколько секунд, чтобы отдышаться, а затем ухватила Полину за воротник полушубка и потянула прочь от машины. Агата помнила: где-то впереди, неподалёку, находилась конфетная фабрика. Проходная, охранник, тепло, телефон. Где-то рядом. Хватит ли сил дотащить? Чёрт возьми, она ведь девочка-танк! Дотащит чародейку хоть до края света! И плевать, что красные пятна мелькают перед глазами, плевать, что рёбра огнём горят, а в голове словно бы кто-то бьёт молотом по наковальне. Шажок за шажком, метр за метром – и дотянет как-нибудь. Сил хватит. Она снова видела призрачных акул. Твари кружились вокруг, но почему-то не нападали. А Агата была готова к нападению – каждой клеткой своего тела, всей своей сутью. Хотя кроме злости у неё не были никакого оружия. Но именно злость давала силы и не подпускала страх. Упираясь ногами, она тянула и тянула Полину по дороге – без передышки, отвлекаясь лишь на то, чтобы выхаркнуть кровавую мокроту. Очертания «Фольксвагена» растворились в снежной мгле, и лишь свет фар всё ещё пробивался, как огни далёких маяков в штормовом океане. Шаг. Ещё шаг. Возле Агаты, словно пробившись в реальность из мира злых духов, возникла морда чудовищного пса – размытый, но достаточно осязаемый образ. Монстр смыкал и размыкал мощные челюсти, будто бы пережёвывая невидимое мясо. – Пошёл ты! – выдавила Агата и тут же об этом пожалела – дыхание сбилось, горло обожгло холодом, напал приступ кашля. Морда пса исчезла, но призрачное движение во мгле не прекращалось ни на секунду. Агата откашлялась, вытерла слезящиеся глаза онемевшей от стужи ладонью и потащила Полину дальше. В голове пульсировал вопрос: почему Стая не нападает? Они ведь с чародейкой сейчас беззащитны, на их одежде не осталось и крупицы соли. Чего ждёт Стая? Шаг. Ещё шаг. Поскользнулась, поднялась и с мрачным упорством продолжила путь. Боковым зрением она заметила справа резкое движение, а потом почувствовала, как в плечо что-то ударило – словно подушкой треснули. Затем последовал удары в поясницу, в другое плечо, по затылку. С трудом удерживаясь на ногах и продолжая тащить Полину, Агата поняла: Стая издевается! Так подлые охотники тычут палкой попавшую в капкан и обречённую на смерть лисицу. Стая явно решила поиздеваться. Да и плевать! Метр. Ещё метр. Удар в спину, тычок в шею, охапка снега в лицо… – Не больно! – шипела Агата с каждым выдохом. – Не больно, не больно… Красная пелена перед её глазами сгущалась. Ей начало мерещиться, что она тащит чародейку по какому-то тоннелю – бесконечному, состоящему из живой окровавленной плоти тоннелю. И нет впереди никакой конфетной фабрики. Нет проходной, охранника и тепла. Существует только этот тоннель. И лютый холод. Агата завыла от гнева, тряхнула головой, избавляясь от подлого морока и шапки снега на волосах. Шаг. Метр. Удар по ягодицам, по голове. Отблеск фар… Фары! Машина! Со стороны города приближался автомобиль! На несколько секунд Агата оцепенела, не веря своим глазам и принимая свет фар за очередную злую шутку разума. А потом расцепила одеревеневшие пальцы, отпустив воротник Полины, доковыляла до середины дороги и замахала руками, второй раз за ночь рискуя угодить под колёса. – Эй! – крикнула она сипло. Это был синий микроавтобус. Он остановился в нескольких метрах от Агаты. Облегчённо выдохнув, она поплелась к спасительному автотранспорту – на быстрый шаг, и уж тем более на бег, сил не осталось. Свет фар бил ей в лицо, заставляя щуриться. Она услышала, как хлопнула дверца, как заскрипел снег под чьими-то ногами. Тлеющий огонёк надежды разгорался. Этот синий микроавтобус казался Агате чудом, ведь он возник, когда её отчаяние почти достигло предела. Не иначе кто-то на небе сжалился над ней и Полиной, и послал… Радостная мысль оборвалась, огонёк надежды затух. Она увидела, кто вышел из микроавтобуса, и от этого зрелища будто бы сама Зима ворвалась в её разум, сковав льдом все эмоции кроме страха. Их было пятеро: крепкий высокий блондин, женщина в полосатой вязаной шапке, двое тощих как скелеты парней… и Павел-Надзиратель. Как и днём на хозяине Стаи был несуразный тулуп, подвязанный чем-то вроде цветастого пояса от халата, валенки и клочкастая шапка ушанка. Он улыбался так широко, словно случайно повстречал лучшую подругу. Стёкла его круглых очков блестели как две крошечных луны. – Свинка! – воскликнул Надзиратель, после чего скорчил гримасу и захрюкал. Одержимые дружно захрюкали вместе с ним. Агата, не чувствуя ног, попятилась. Она не сомневалась, что это конец. Последняя костяшка домино скоро упадёт, дорога упёрлась в тупик. Будущего нет. Завтра кто-нибудь обнаружит здесь, на дороге, два растерзанных, присыпанных снегом, трупа. Конец. Будущего нет. Одержимые и Надзиратель приближались, а за ними, словно тень, следовала ещё какая-то фигура, шестая. – Жирная свинка попалась, – улыбался хозяин Стаи. – А я ведь предупреждал, не нужно вставать у меня на пути. Глупая, глупая свинка. Самая тупая свинья на свете! Агата остановилась перед Полиной, преградив путь чудовищам. Что теперь? Есть ногти, зубы, кулаки. Девочка-танк решила драться, сопротивляться до последнего вздоха. От такого отчаянного решения даже силы появились из какого-то тайного резерва. Страх сменился ненавистью – такой лютой, что аж дыхание перехватило. До умопомрачения. Агата так плотно стиснула зубы, что те заломило. – А у меня для тебя есть сюрпризик, хрюшка, – сказал Надзиратель. – Любишь сюрпризы? Одержимые расступились, и Агата увидела свою мать. Та кривила губы, пряча правую руку за спиной, прядь седых растрёпанных волос падала ей на глаза. Серое старое пальто было распахнуто, под ним белела ночная рубашка. – Ну, здравствуй, доченька, – прокаркала одержимая, глядя исподлобья. – Не ожидала? А я пришла, чтобы попробовать твоё мясцо, – она вывела из-за спины руку с длинным кухонным ножом. Сталь блеснула в свете фар микроавтобуса. – Поделишься своим мясцом с мамочкой? Агату трясло. Она не видела в этом ухмыляющемся существе ничего человечного. Чего Надзиратель желал добиться, сделав из матери одержимую и привезя её сюда? Что она, Агата, испытает невероятный шок перед тем, как умереть? Хотел увидеть её моральную гибель? Если так, то говнюк облажался! Ничего кроме очередной волны злости «сюрприз» не вызвал. Даже удивления. И эта дрожь в теле не из-за смятения, а от гнева. Агата не видела в чудовище с ножом мать. Совершенно. Она и в той женщине, что когда-то приняла сторону алкоголика Колюни, предав собственную дочь, давно перестала видеть родного человека. Надзиратель не получит желаемого – не станет свидетелем её смятения. Полина издала тихий стон, но не очнулась. Чародейку заметала вьюга, лицо было мокрым от крови и талого снега, веки мелко подрагивали, словно в попытке разомкнуться. Одержимая с ножом приближалась – очень медленно, наслаждаясь моментом и стараясь растянуть его. Так живущие одной ненавистью палачи оттягивают миг казни, желая довести свою жертву до крайней черты безумного исступления. – Поделись мясцом с мамочкой! Надзиратель тоже наслаждался моментом, он даже пританцовывал от удовольствия. Из его груди вырывались порывистые, отдающие сумасшествием, смешки. Так мог бы смеяться дебильный злой ребёнок. А остальные одержимые просто кривили губы в неестественных кукольных улыбках. Рядом проявлялись и исчезали неясные призрачные силуэты. Агату вдруг перестало трясти, хотя злость с каждым ударом сердца становилась всё сильнее и сильнее. Внутри неё будто бы пробудилась стихия. Горячая волна поползла вверх по позвоночнику, в сознании возникло лицо отчима – Колюня похотливо облизывал губы, глаза сально блестели. Мерзкий образ резко сменился рисунком на стене. Тиранозавр. Отблеск молнии ворвался в окно. Тень. Живая тень – она ползла, ползла по стене… Агата чувствовала, как горячая волна, наполняя тело какой-то мистической энергией, проникала в мозг. Одержимая была уже в шаге, по её подбородку текла слюна, из глотки вырывалось хриплое дыхание. Разум Агаты очистился от образов. Повинуясь странному порыву, она вскинула руку и коснулась лица одержимой. Всё вокруг застыло. Словно кто-то всемогущий нажал на кнопку «стоп», прекратив течение времени, отключив все звуки. Тишина была абсолютной, неземной. Снежинки, искрясь в свете фар, висели в воздухе. Блестел нож в руке одержимой. Безумная гримаса на лице Надзирателя казалась высеченной из камня, а сам он застыл в нелепой позе, будто бы собирался подпрыгнуть в порыве ликования. Но мысли и чувства Агаты не застыли – она ощущала, как внутри неё разливается странная энергия, как мощное торжество, будто стяг поднимается на фоне клокочущей ярости. Сама её суть росла, ширилась, вырываясь из оков тела. Надзиратель с его одержимыми теперь казались ей мелкими, ничтожными. Их невыносимо хотелось уничтожить, как вонючих клопов, выплеснуть на этих тварей всю свою энергию, всю ярость. Застывший снежный мир начал погружаться во тьму, словно та сила, что остановила время, теперь стирала и пространство. Чернота наползала. Откуда-то издалека донёсся свирепый звериный рёв. На мгновение мир вокруг ожил – подпрыгнул Надзиратель, мелькнул призрачный силуэт, ярко вспыхнул отблеск на лезвии ножа, – а потом обрушился густой космический мрак, поглотив всё и вся. Но нет, что-то было в этой тьме. Что-то проявлялось, словно бы выплывая из глубин бездны. Чудовище. Надзиратель в своём истинном образе. Мощное тело, по которому плоскими змеями струились иссиня-чёрные лоснящиеся ленты. Вверху массивной шеи, словно бы возникая из пор, появлялись крупные слизистые капли – они стекали по корпусу, ногам. Голова вибрировала, как будто бы существуя сама по себе, отдельно от тела. – Что ты сделала, хрюшка? – раздался ураганный голос. Агата глядела на чудовище без страха. В ней зародилась и теперь зрела уверенность: всё идёт как надо! Так и должно быть! Эту уверенность щедро удобряла злость, вернее – злорадство, ведь в громовом голосе Надзирателя она уловила растерянность. «Что ты сделала, хрюшка?» У неё был лишь один ответ на этот вопрос: «Я сопротивляюсь смерти! Изо всех сил! Я сопротивляюсь тебе, мразь!» Но она решила свой ответ не озвучивать – пускай её мрачное молчание станет для чудовища ответом. По обе стороны от архонта из мрака вышли псы. Десять тварей – они нервно клацали зубами и дёргались, будто непрерывно ощущая электрические удары. У двоих псов было только по одному глазу, а из пустых глазниц поднимались струйки белёсого тумана. Такой же туман обволакивал раны на телах других монстров. В руке Надзирателя появился хлыст, которым он незамедлительно щёлкнул, дав приказ Стае: вперёд! Растерзайте хрюшку! Псы, дёргаясь и хрипя, двинулись к Агате – двинулись как-то неохотно, словно чуя, что «хрюшка» опасна, что это поле боя может оказаться полем минным. Архонт ещё раз щёлкнул хлыстом, и твари дружно недовольно зарычали. А потом раздался рёв, от которого чёрное пространство задрожало. Этот звук точно вода сосуд заполнил собой всё вокруг. Рёв властвовал. Он был стихией. Агату захлестнули волны ликованья, она знала, кто сейчас явится на поле боя, чтобы её защитить. Псы, как-то съёжившись, топтались на месте, вглядываясь в непроницаемую тьму, и даже на щёлканье хлыста над их головами не реагировали. На вибрирующей голове Надзирателя появился глаз – грязно-жёлтая полусфера с чёрной точкой зрачка. Зрачок метался, выискивая источник непрекращающегося рёва. – Тиранозавр! – с наслаждением, словно это слово заключало в себе все радости мира, произнесла Агата. Огромная хищная морда древнего ящера буквально разорвала мрак. Челюсти схватили одного из псов, вмиг превратив его в клочья белёсого тумана. – Викинг! Блеснула секира. Свирепый рыжебородый берсеркер появился будто бы из ниоткуда и, не теряя ни секунды, разрубил пса пополам. Очередной замах, удар… но эффект неожиданности остался в прошлом, и вторая потенциальная жертва успела отскочить – сталь рассекла лишь тьму. На голове Надзирателя в области лба возникла овальная дыра рта с рядами мелких острых зубов. Раздался дребезжащий вопль, в котором сплелись изумление и ярость. Хлыст, описав широкую дугу, врезался в шею Тиранозавра, распоров шкуру и оставив глубокий рубец. Агата ощутила странную боль, словно в её рассудок вонзили раскалённый штырь. Ликование резко сменилось какой-то невразумительной мутью, и на мгновение она почувствовала себя совершенно потерянной. Всего лишь на миг. А потом ясность вернулась. Тиранозавр возвышался над полем боя огромной горой. Цепляясь когтями за шкуру, на нём точно чёрные пиявки висели псы – они вгрызались в его плоть, их челюсти клацали с огромной скоростью. Хлыст оставил ещё два рубца на боку и голове ящера. Не обращая внимания на раны, Тиранозавр с величественной мощью изогнул шею и вонзил зубы-кинжалы в пса на своём боку. И тут же Надзиратель разрубил хлыстом его лапу у основания. Ящер тяжело рухнул, придавив собой ещё одного пса. Викинг пытался пробиться к архонту, но чудовища нападали справа, слева, сзади, и ему приходилось постоянно отбиваться. Твари ловко уворачивались от его секиры. Он пошёл на хитрость – сделал резкий замах, якобы собираясь нанести удар по чудовищу впереди, но молниеносно развернулся и разрубил голову чудовищу сзади. Сразу же сделал кувырок в сторону, избежав удара хлыста. Надзиратель кричал, но ярости в его крике поубавилось, ведь в Стае осталось всего пять псов. Он терял, терял своих слуг! И всё это делала проклятая девка! И о да, ему было страшно – он и не догадывался, что это чувство способно пожирать подобно зверю. Страх – это плохо, плохо, плохо! Не помня себя, архонт хлестал хлыстом поверженного Тиранозавра. Удар – и вторая лапа ящера отсечена. Ещё удар – морду расчертил огромный рубец. Тиранозавр, ревя, ворочался и время от времени делал отчаянные попытки схватить пастью одного их псов, нападающих на Викинга. Боль была невыносима. Агата изо всех сил старалась сконцентрироваться, удержать свой рассудок от распада. Каждый удар по Тиранозавру оставлял рубец в её сути, лишал частички чего-то невероятно важного. Агата чувствовала себя фигурой на шахматной доске – с одной стороны она, с другой – чёрный король. И итог жестокого противостояния пока был неясен. А в настоящей реальности холод, метель заметает Полину… Или время там замерло в ожидании? Как же Агате было тяжело наблюдать, как хлыст буквально кромсал Тиранозавра на части. Надзиратель бил с каким-то диким исступлением, вырывая из плоти ящера куски. Не забывал и о Викинге, но тот успешно уклонялся. Берсеркер был подвижен как ртуть. С неизменным суровым лицом он делал сложные перекаты, выгибался дугой. Псы, сообразив, что Тиранозавр больше не представляет угрозы, осмелели и теперь атаковали Викинга уверенней. Один из псов ухитрился разорвать ему когтями спину, но триумф чудовища был недолог – секира со свистом рассекла воздух и разрубила пса пополам. Хлыст бешеной змеёй мелькал в чёрном пространстве – он щёлкал беспрерывно. Огромная туша Тиранозавра начала растворяться, уступая место мраку. Древний ящер стал прозрачным, а потом он распался на сотни тысяч прозрачных чешуек, которые невидимый смерч закружил и унёс в тёмные дали. В Агате что-то оборвалось. Она чувствовала себя так, словно в ту комнату в сознании, где хранились самые лучшие воспоминания, забрались грабители – и они нагадили в этой комнате, забрали всё самое ценное. И без этих ценностей Агата ощущала себя наполовину мёртвой. Чёрный король выигрывал партию.