Сегодня крутили один из тех артхаусных фильмов, за которые на не самых популярных фестивалях дают странные призы. Скучный, заумный, с невразумительным сюжетом и глубоким, как Марианская впадина, смыслом. Неформат. Блюдо, от которого воротили носы владельцы большинства кинотеатров. Но в «Комете» иногда, в убыток себе, показывали немейнстримовое кино – то ли для разнообразия, то ли из-за скудной надежды, что заведение среди народа когда-нибудь прослывёт оригинальным и прогрессивным. Зрителей было не много. Некоторые откровенно зевали, но зал покидать не собирались, ведь там, за пределом кинотеатра, их ждало ещё более скучное существование, ждал унылый ужин, ждали квартиры, которые одиночество делало стылыми даже в самые жаркие дни. Жизнерадостные и общительные обычно на просмотр таких фильмов не ходили. На экране тощий, как скелет, молодой человек занудно доказывал какому-то седому старику, что добро на самом деле это зло, а любовь – это ненависть. Старик слушал его с таким одухотворённым лицом, словно действительно видел во всей этой несусветной ахинее смысл. В зале царила атмосфера депрессии, зрители глядели на экран с тоской. И только парень и девушка в первом ряду как-то лукаво улыбались, ведь в кинотеатр они явились не для просмотра этой нудятины, а чтобы утолить жажду крови. Ну и чтобы повеселиться. Полчаса назад, мрачные, как кладбищенские тени, эти молодые люди спешили к своему дилеру за дозой героина. Но пустить по венам дурман, им сегодня было не суждено. Двоих «псов» Стаи притянуло к молодым наркоманам, как магнитом. Злые духи с лёгкостью подчинили их разум себе. И вот новоиспечённые одержимые уже в кинотеатре «Комета», на сеансе скучнейшего из фильмов. У девушки под курткой был спрятан обломок ржавой трубы, у парня под замызганном пуховиком – ножка от стула. Это незамысловатое оружие одержимые нашли в мусорном контейнере неподалёку от кинотеатра. На экране было затишье: герои фильма – тощий молодой человек и старик – молча стояли на фоне обшарпанной стены и пялились в камеру. При этом они совершенно не моргали, а лица походили на бледные маски. Играла странная музыка, у которой не было ни стройности, ни мотива – хаотичный набор звуков с сильным акцентом духовых инструментов. Одержимые переглянулись: отличный момент для бойни. Музыка подходящая. Пора! Они расстегнули и сняли верхнюю одежду, взяли в руки оружие и полезли через ряды кресел вглубь зрительного зала. Первый удар нанесла девушка – скалясь, точно хищный зверь, она размахнулась и обрушила обломок трубы на голову пожилого дремлющего мужчины. Взмах – и очередной удар. Взмах – удар. Девушка вскинула руки и дико завопила. Её победоносный клич стал частью хаотичного музыкального фона. Парень ножкой от стула раскроил голову молодой женщине, а потом нанёс мощный удар в висок мужчине в очках. Депрессивная атмосфера в зале разлетелась в клочья. Кто-то пронзительно завизжал, некоторые зрители, вскочив с мест, напряжённо всматривались в полумрак кинозала, пытаясь сообразить, что происходит. А те, кто уже сообразил, лихорадочно пробирались вдоль рядов кресел к выходу. Одержимые, словно обезумевшие обезьяны, прыгали через спинки сидений. Труба и ножка стула рассекали воздух и врезались в затылки, виски, искажённые ужасом лица. Кто-то из зрителей добрался до выхода, распахнул дверь – в кинозал ворвался поток яркого света из вестибюля. Женский голос вопил: «Убивают, убивают!..» А на экране старик и молодой человек, держась за руки, шагали по длинному коридору с обшарпанными стенами, в конце которого сиял потусторонним светом портал в загробный мир. Музыка теперь была трагичной, она походила на похоронный марш. После утренних страшных событий все специальные службы города были готовы к чрезвычайным ситуациям, а потому, уже через десять минут после звонка в участок, фасад здания кинотеатра осветила мигалка полицейской машины. Сержант и старший сержант, с автоматами в руках, ворвались в кинозал и обомлели, застав мерзкую картину: на сцене перед горящим бледным светом экраном дёргалась и ворочалась какая-то склизкая масса. Полицейские не сразу сообразили, что это вымазанные кровью с ног до головы обнажённые парень и девушка, которые неистово совокуплялись прямо на лежащих вряд растерзанных трупах. Со сцены свисали ленты кишок, в проходе лежала женщина, чья голова превратилась в обломки костей и ошмётки мозга. В воздухе стоял тяжёлый медный запах с примесью дерьма. Молодой сержант, давясь подступившими к горлу рвотными массами, поднял автомат. Старший сержант, застыл, будто окаменев. Оба служителя закона видели то, что происходило на сцене, но не верили своим глазам. Разум к такому не был готов. Там, снаружи кинотеатра, свежий воздух, метель, свет фонарей, где-то в космосе летают спутники, корабли бороздят просторы морей и океанов, миллиардеры богатеют с каждой минутой, нищие побираются по помойкам… Там снаружи – жизнь. А тут – смерть. Небольшое помещение кинозала? Нет, теперь это какой-то филиал ада! Парень и девушка прервали свою чудовищную оргию и, ощерив рты в жутком подобии улыбки, уставились на служителей закона. В воздухе повисла напряжённая тишина. Пальцы полицейских застыли на спусковых крючках автоматов. «Это слишком для меня!» – подумал молодой сержант. Его нервы были на пределе. Утром они с напарником уже выезжали на одно место происшествия – бультерьер загрыз свою хозяйку, – и образ мёртвой женщины с разорванным горлом и изгрызенным лицом весь день стоял перед глазами. Но сейчас сержант видел кое-что похуже. В миллион раз хуже. Он понимал, что секунды тикают, и нужно выкрикнуть: «Лежать! Руки за голову!» Но язык будто бы присох к нёбу, а рвотные массы клокотали в горле, обжигая едкой кислотой. Ну почему именно они с напарником первые примчались на этот проклятый вызов? И почему напарник как будто одеревенел? Он же давно в полиции, всякое повидал, а тут оцепенел! Гнетущую тишину нарушил остервенелый лай. Парень и девушка принялись ползать по сцене и гавкать, брызжа слюной точно бешеные псы. Белки их глаз резко выделялись на фоне тёмных от крови лиц. «У-уав, у-уав, у-уав!..» – гулко разносилось по залу. Молодому сержанту казалось, что эти звуки вонзаются в его мозг подобно острым лезвиям. «…у-уав, у-уав, у-уав!..» Раздался грохот автоматных выстрелов. И только когда обойма закончилась, сержант сообразил, что это он стрелял. Как так вышло? Как? На сцене дёргались в агонии нашпигованные пулями парень и девушка. В зал вбежали полицейские из другого наряда. Молодой сержант, задыхаясь, словно ему не хватало воздуха, взглянул на своего ошарашенного напарника, а потом согнулся и его стошнило. * * * В километре от кинотеатра «Комета» психически нездоровый мужчина, в которого вселился злой дух, убил в тёмной подворотне молодую женщину. Она куда-то спешила, почти бежала, уткнув лицо в меховой воротник полушубка, а он её догнал, обхватил её голову ладонями и свернул шею. Так просто, так быстро. Только что её голова была полна мыслей, каких-то планов, а теперь ни мыслей, ни планов, одна лишь пустая оболочка. Древний лондонский маньяк Малколм Крид, завладевший разумом психически больного, смотрел на остывающий труп женщины. Человеческое тело он считал совершенством – в целой вселенной для него не было ничего более идеального. Но особую красоту он видел в безжизненных телах, очищенных от шлака мыслей, грязи эмоций. Пустые прекрасные сосуды, произведение искусства самой природы. И не важно, какие это тела – молодые, старые, обрюзгшие, костлявые, – все они были по-своему совершенны. А ещё они являлись лучшим материалом для творчества. Радуясь, что метель надёжно скрывает его от чужих взоров, одержимый схватил труп за меховой воротник и поволок в закоулок между трансформаторной будкой и стеной здания ветеринарной клиники. Подходящее место для творчества. Снег сюда почти не заметал, отдалённого света фонаря хватало, чтобы превратить мрак в приемлемый сумрак. Правда не очень чисто – возле стены битые бутылки, гнилые доски и застарелая куча дерьма. Но это ничего. Настоящий творец должен уметь создавать шедевры в любых обстоятельствах, при любых условиях. Ведь главное – вдохновение, а у лондонского маньяка его было в избытке. А ещё эта печальная музыка ветра, мельтешение теней… Всё это уже когда-то было, столетие назад, в мрачных переулках улиц Уайтчепела. Прошлое вернулось, чтобы поддержать, дать нужный настрой. Только бы архонт в ближайшее время не натянул поводок, только бы успеть сотворить шедевр! Одержимый снял с трупа всю одежду, бросив её на осколки битых бутылок. А потом, испытывая творческую эйфорию, принялся ломать конечности в суставах. Сначала ноги, затем руки. Главное, чтобы переломы не были открытыми, не то вся работа пойдёт насмарку. Раны и кровь – непозволительно. Это то же самое, что искромсать ножом полотно Рембрандта. Но, несмотря на десятилетия отсутствия практики, древний маньяк навыков не утратил – ломал суставы умело, бережно. Закончив с конечностями, он свернул мёртвой женщине челюсть на бок, после чего, прислонив тело к стене, изогнул ноги и левую руку под неестественными углами, а правую руку, с распростёртой ладонью, вытянул в сторону. Отошёл на шаг, критически рассматривая своё творение. Труп походил на какое-то несуразное бледное существо, с вытянутой, будто бы просящей милостыню, рукой. Малколм Крид так и решил назвать свою скульптуру: «Нищенка». Удачная работа. Пятнадцатая на его счету. Он улыбнулся, представив, какое впечатление произведёт эта скульптура из мёртвой плоти на тех, кому посчастливится её узреть. Настоящее искусство должно вызывать сильные эмоции, в этом вся суть. «Нищенка» такие эмоции вызовет, он не сомневался. Тому, кто её увидит, она будет являться в снах, она займёт в сознании особую нишу. Вот оно – настоящее, истинное искусство! * * * В центре города в доме номер 6 по улице Победа, в квартире 24, усердно молилась женщина средних лет. Она являлась фанатичной прихожанкой Церкви Святых последних дней и искренне верила, что Бог сейчас смотрит на неё и одобрительно улыбается. А как же иначе? Ведь она любит его, выполняет все указания духовных наставников, ненавидит глупцов, называющих «ЦСпд» сектой, разносит по домам религиозные брошюры, рассказывает едва ли не каждому встречному об Истинном пути. А в скором времени она продаст свою квартиру, как уже продала машину и дачу, а деньги пожертвует церкви. Конечно же, Бог ей улыбается, по-другому и быть не может. Женщина молилась, чётко и громко проговаривая слова: – Дай мне силы пройти до конца по лестнице Страданий, и позволь войти в пирамиду Счастья! Вырви ростки тьмы из души моей, а разум очисти от скверны! Наставники наказали повторять эту молитву двенадцать раз в день, и она ни разу не нарушила этот наказ. – Вырви ростки тьмы из души моей, – раскинув руки в стороны, с придыханием, повторяла женщина, – а разум очисти от скверны! Но вот что-то прикоснулось к её разуму. Кто-то! Бог! Конечно же, Бог! Она его чувствовала. Господь откликнулся на её молитву! Зарыдав от счастья, женщина залепетала: – Спасибо, спасибо, спасибо!.. И открыла ему свой разум. Но это был не Бог. Её сознанием завладел Лир, серийный убийца, чей кровавый жизненный путь оборвался всего лишь полгода назад. На его счету было немало жертв. Он вырезал из груди сердца, пытаясь обнаружить в них какую-то вселенскую тайну. – Вырви ростки тьмы из души моей, – с насмешкой в голосе пробормотала одержимая. Она проследовала на кухню, взяла нож и потрогала пальцем режущую кромку. Острый. То, что нужно. – Дай мне силы пройти до конца по лестнице Страданий. Одержимая покинула кухню, миновала коридор, открыла дверь и вышла на лестничную площадку. – Позволь войти в пирамиду Счастья. Держа нож за спиной, она нажала на кнопку звонка квартиры, в которой проживала молодая семейная пара. Спустя минуту дверь открыл подтянутый мужчина в тренировочном костюме. – Опять вы? – в его голосе дружелюбия было меньше, чем в рыке тигра. – Если опять начнёте насчёт своей чёртовой секты… – Нет, дружок, – улыбнулась одержимая. – Я просто хочу посмотреть, есть ли в твоём сердце тайна. * * * В наркологическом диспансере четверо алкоголиков, в которых вселились эгрегоры, устроили погром. Они крушили всё, что под руку попадалось, убили двоих, пытавшихся их обуздать, санитаров. Задушили медсестру, а потом, забаррикадировавшись в палате, устроили пиршество: голыми руками разодрали на части тело медсестры и с жадностью сожрали печень, сердце, почки… Людоеды дождались своего часа, и были уверены, что в будущем их ждёт ещё много свежего человеческого мяса. Весь мир лежал у их ног. Кто осмелится встать на пути Стаи? Какой дурак бросит вызов архонту? Людоеды не сомневались: таких не найдётся. Никто не осмелится противостоять инфернальной силе. А значит, кровавое пиршество будет длиться вечно! * * * Сирены полицейских автомобилей и карет скорой помощи звучали в разных концах города. Из других округов прибыли дополнительные силы правопорядка. Мэр слёг с инфарктом. Передачи по телевизору то и дело прерывались экстренными выпусками новостей. А Надзиратель крепко спал, развалившись в мягком кресле. На его губах играла лёгкая улыбка. Сон – это хорошо. Глава двадцатая Потянувшись и пару раз зевнув, Агата нехотя освободилась от нежных оков сна. Неплохо отдохнула, будто заново родилась. События нынешнего утра сейчас ей казались далёкими, словно барьер сна их значительно отодвинул во времени. Довольно приятный парадокс, если учесть, что утро выдалось тем ещё, и некоторые эпизоды даже вспоминать не хотелось. – Отдохнула? На вопрос Саяры Агата ответила энергичным кивком и мимолётной улыбкой. Якутка сидела на стуле, выкладывала из картонной коробки на стол различные предметы: медную неглубокую чашу, несколько пузырьков из тёмно-коричневого стекла, нож с коротким лезвием, три пирамидки из какого-то чёрного отполированного до блеска камня.