В этот момент навстречу японцам из дыма вынырнули наши миноносцы, успевшие обогнать более медлительные пароходы. С них, даже несмотря на грохот тяжелых орудий у себя за спиной и разрывы вокруг прорывателей, услышали начало стрельбы скорострелок и трескотню пулеметов впереди и сразу дали полный ход. К бою они были готовы. Появление новых участников резко взвинтило темп схватки, избавив тральщики от поголовного уничтожения. Частое хлопанье миноносных мелкашек, туканье трехдюймовок и захлебывающийся лай «максимок» и «максимов» теперь слились в почти сплошной рваный, дергающийся рев. Как в кавалерийской атаке, пройдя лавой сквозь лаву, русские и японские минные силы разминулись на контркурсах, держа невероятно высокий, для плавания в узких закрытых акваториях ход. Особенно учитывая условия видимости! Несмотря на минимальную дистанцию и примерное равенство сил с обеих сторон, из-за больших взаимных скоростей сближения, сразу сменившегося расхождением, никто из противников не успел добиться заметных результатов, прежде чем японцы скрылись в своей завесе в канале. Никаких ракетных сигналов не было, так же как и попыток что-то передать по радио. Никто просто не успел. В это время с другой стороны стены дыма, на готовившихся форсировать завесу прорывателях, еще не знали, что тральщики попали под удар. Звуки их боя были для них почти не слышны из-за грохота постоянно рвавшихся японских снарядов и собственной частой ответной стрельбы. Один из пароходов, все так же тянувший лямку трала, уже горел у мостика и сильно травил пар. Его готовился взять на буксир резервный, чтобы не дать затонуть прямо в канале. А японцы, по-видимому, этого и добивались, упорно долбя именно прорыватели, вместо того чтобы отвечать на огонь броненосцев. Совершенно неожиданно, словно в довершение к расстрелу с фортов и с закрытых позиций, из дыма, где только что скрылись наши миноносцы, выскочили два двухтрубных истребителя. От внезапности произошедшего с пароходов их даже не обстреляли, позволив проскочить мимо и выпустить по мине в каждого из еще более или менее уцелевших прорывателей и уйти дальше к броненосцам Иессена. Зато показавшиеся следом за ними пять миноносцев встретил град снарядов и пуль. Но это продолжалось не долго. Едва начав стрелять, один из прорывателей налетел то ли на выпущенную истребителями торпеду, то ли на пропущенную тральщиками мину. Его сильно тряхнуло, люди попадали с ног. Ослаблением обстрела воспользовались японцы, и двое из миноносцев все же смогли дать залп торпедами всего с трехсот метров, снова по пароходам. Из новой партии выпущенных мин в цель попала только одна. Она угодила в нос того судна, что уже было подорвано. Взрывом его снова подбросило, окатив палубу каскадами воды. Сразу вышло из строя рулевое управление, и прорыватель быстро покатился вправо, уткнувшись в борт уже горящего и едва передвигавшегося собрата, сразу за трубой. Над сцепившимися пароходами встало большое облако пара, но они пока не тонули, хотя и заметно присели в воду, погрузившись выше грузовой ватерлинии. Крышки трюмов, забитых поверх балласта под самый подволок пустыми бочками, жестянками и прочей легкой и плавучей ерундой, опасно выгибались и трещали, несмотря на мощное усиление, но пока держались. При этом вокруг постоянно взрывались на воде и в воздухе японские снаряды, а третий прорыватель спешил приблизиться, чтобы завести буксир и задним ходом стянуть теперь уже два аварийных судна в сторону с фарватера. Времени развернуться не было. Лейтенант Заозерский, командир отряда прорыва, делал все возможное, чтобы недопустить блокирования входа в гавань атакуемой японской базы. Никто не ожидал, что именно на его группе будет сосредоточен весь огонь, поэтому резервных буксировщиков под рукой не оказалось. Попаданий серьезными калибрами, к счастью, какое-то время не было, а снаряды пехотных пушек добить суда не могли, зато заметно прорежали экипажи, занятые в авральных палубных работах. Постоянно пополняя боцманские команды, уже не успевая оттаскивать за надстройку раненых, буксир все же удалось завести достаточно быстро и сразу дать задний ход. Японские миноносцы, между тем, разминувшись с арьергардом тральной партии, оказались в довольно широкой части канала, чуть севернее бухты Ионоура, что позволило им начать разворот на обратный курс, попутно отстрелявшись минами с оптимальной дистанции еще и по броненосцам береговой обороны. Те, вынужденные уклоняться от торпед, полностью сломали строй, прекратив огонь по берегу, но так и не сумев организовать эффективной стрельбы по миноносцам. При этом «Сенявин» вылез на отмель у северного берега мыса Иоризаки, едва избежав попадания, а «Ушаков» и «Апраксин», уходя с пути торпед, столкнулись по касательной, из-за чего на последнем открылась течь в правом холодильнике. Находившиеся на полмили южнее большие броненосцы также были вынуждены временно прекратить обстрел укреплений и дать ход, отражая чрезвычайно опасную японскую атаку. Однако почти полтора десятка тысяч тонн плавающей стали мгновенно сдвинуть с места было невозможно. Отчаянно взбивая воду винтами, их туши лишь чуть шевельнулись, когда японцы уже развернулись и легли на обратный курс. Повезло, что шестидюймовки успели довернуть в сторону неожиданно появившейся новой угрозы. Только благодаря точному огню скорострельных башенных орудий и противоминных батарей японцы отказались от попытки приблизиться к эскадренным броненосцам на подходящую дистанцию и дать повторный залп по кораблям Иессена. Получив несколько попаданий, они были вынуждены отступить. Но на отходе остатками своих мин снова атаковали прорыватели. С пароходов насчитали целых девять штук, проскочивших вблизи, что вряд ли соответствовало действительности, учитывая число аппаратов и уже израсходованных торпед. Но мимо прошли не все. Уже подбитые сцепившиеся суда встряхнуло новыми взрывами, а следом кучно лег очередной залп с фортов, раздирая борта и круша надстройки. Из-за всего этого у подорванного первым, бывшего когда-то левым в строю, прорывателя сорвало крышку носового трюма, из которого полезла выдавливаемая рвущейся в корпус водой пустая запечатанная тара, раскатываясь по палубе и калеча людей. Нос начал проваливаться, выскользнув из пробоины соседа, и оба парохода быстро затонули один за другим у западного края входного фарватера, чуть севернее входа в бухту Ионоура. Третий, успевший лишь чуть сдвинуть тонущие суда в сторону, также серьезно пострадал от огня с берега, потерял управление и уткнулся кормой в отмель, свернув себе пятку руля и разбив винт, из-за чего уже не мог самостоятельно передвигаться. Под сильным огнем он также начал тонуть от многочисленных попаданий рядом с ними. Но за это японцы заплатили серьезными разрушениями на батареях форта, видимыми с полутора миль даже без бинокля, и потерей «Муракумо». Когда уже на обратном пути он миновал прорыватели, один из снарядов, пущенных с них вдогонку, угодил в машинное отделение, после чего истребитель густо запарил и начал терять ход. Так и не дотянув до спасительной дымовой завесы, он остановился совсем, засыпаемый снарядами, и в итоге пошел ко дну. Наши миноносцы, миновав дымовое облако и быстро разминувшись с японцами, оказались в узком проходе, к тому же забитом своими покалеченными тральщиками, часть из которых уже не могла передвигаться самостоятельно или даже тонула. Из-за этого, чтобы покинуть гавань, им пришлось пройти более полумили дальше вперед, постепенно сбавляя скорость, и, только миновав банку Чидори, считай уже в самой бухте порта Сасебо, разворачиваться на обратный курс. Не прекращая огня по пароходам, берегу, катерам, баржам, фуне и прочему, что попадалось на глаза, и щедро получая всякую мелочь в ответ, заложив крутой вираж, они двинулись в обратный путь. Экипажи с тонущих миноносок-разведчиков принял на борт «Безупречный», задержавшийся для этого в гавани. Уцелевшим тральщикам было приказано отходить, сняв команды с тех, кто имел тяжелые повреждения и явно шел ко дну. Много времени это не заняло, так как оставаться здесь никому не хотелось. К тому же опасались, что это еще не все, и спешили унести ноги. Едва отступавшие миноноски начали скрываться в дыму, прижимаясь к западному берегу прохода, как из завесы показались возвращавшиеся японские миноносцы. Они снова обменялись с нашими несколькими залпами на бегу, уделив больше внимания отставшему «Безупречному», и разминулись, уйдя в порт. А наши, не задерживаясь, нырнули в дым, держа южный курс. Но показавшись с той стороны, оба эсминца и четыре миноносца сразу угодили под мощный обстрел с наших же кораблей. Он продолжался в течение трех минут, несмотря на то что из клочьев завесы каждый выходил, уже отбивая ратьером присвоенную ему комбинацию точек и тире. Прежде чем на броненосцах поняли, что бьют по своим, «двести одиннадцатый» получил снаряд в кочегарку и лишился хода. На всех остальных также имелись повреждения от «дружественного огня», как прямые попадания, так и осколочные, но не с такими серьезными последствиями. Было несколько убитых и раненых из экипажей, в том числе и среди спасенных с погибших кораблей. Когда с неразберихой все же покончили, из дыма осторожно показались три миноноски – все что осталось от трального каравана. По ним уже не стреляли и приказали снять экипажи с прорывателей, чем немедленно занялись две из них, несмотря на все еще рвущуюся там шрапнель. Японский форт к этому времени уже снова молчал. Как только миноноски выполнили свою новую задачу и отошли южнее бухты Ионоура, таща на буксире переполненные шлюпки, полевые батареи японцев прекратили обстрел. Бой угас так же резко, как и начался. В это время изначально отделившаяся от тральщиков головная миноноска уже полным ходом приближалась к «Орлу». Когда ее командир поднялся на мостик флагманского броненосца для доклада, стало известно, что вместе со своим кораблем погиб начальник тральной партии, лейтенант Вырубов, так же как и его заместитель. Вообще из офицеров на миноносках целым и невредимым остался только лейтенант Ромашов, командир «девяносто седьмой». Командовавший ее напарницей «девяносто восьмой», также сумевшей вернуться, лейтенант Диков был дважды ранен, но остался на мостике. Все остальные офицеры погибли. Из экипажей прорывателей потери убитыми и ранеными составили более половины. Лейтенант Заозерский получил осколок в плечо и шрапнельную пулю в ногу. Был контужен, а щепками разбитых надстроек ему сильно рассадило голову и лицо в пяти местах. Но раны оказались касательными, а появившееся легкое заикание он старательно скрывал молчаливостью, опасаясь, что его спишут в госпиталь или в резерв в самой завязке схватки. Передав своих людей, выживших, раненых и даже часть погибших, на «Бородино», сам он переходить на броненосец отказался, сказав, что останется на спасшей его миноноске, пусть даже простым канониром. Но поскольку ее командир был убит, ему пришлось ей командовать до самого возвращения на Цусиму. Выжившие лейтенанты с тральщиков успели составить схему пройденной части входного канала, еще во время отхода, и теперь Ромашов доставил ее на флагман. Конечно, всю разметку фарватера, до которой только смогут дотянуться, японцы или уничтожат, или перетащат на минированные места. Но на сохранившуюся часть вешек с этой стороны завесы можно было положиться стопроцентно. А уже опираясь на нее, провести даже большие корабли всем каналом пока еще было возможно. Но офицеры опасались, что, воспользовавшись возникшей паузой, японцы снова завалят фарватер минами или вообще затопят в канале какое-нибудь судно, чтобы спокойно отсидеться до прихода своего флота. Тогда гибель почти всей партии траления эскадры и прорывателей будет напрасной. Сведения о появившейся бреши в японском заграждении были очень кстати. В походном штабе наместника тоже считали, что давать японцам передышку именно сейчас значило гарантированно завалить все дело. Рожественский приказал немедленно запросить истребители и миноносцы о повреждениях и способности продолжать бой, а в 13:22 уже послал одну из миноносок, чтобы собрать командиров отрядов на совет. Так было быстрее и проще обеспечить их пакетами с новым боевым приказом и схемой чистого фарватера. Ее сейчас спешно копировали. Планировалось, не мешкая, ворваться в гавань Сасебо буквально «на плечах» только что вернувшихся туда японских легких сил, пока от нас не ждут ничего подобного. Доклады о повреждениях не радовали, но и катастрофой еще не были. Кроме погибших миноносок и прорывателей, все оставались на плаву, сохранили ход и артиллерию. Миноносники сразу доложили, что подстреленный «двести одиннадцатый» через двадцать минут сможет дать ход, но держать более пятнадцати узлов, имея в действии только второй котел, не в состоянии. Работоспособность поврежденного первого может быть восстановлена лишь в заводских условиях. С «Сенявина» сообщили, что броненосец сам сошел с мели и течь в носу остановлена. Затопления ограничились таранным отсеком, водяным трюмом и кладовой мокрой провизии. Переборка аккумуляторного отсека, двери и люки которого успели наглухо задраить, текла через сальники проводов, но в остальном держалась хорошо, не давая слабины в швах. Оба остальных броненосца береговой обороны также готовы к продолжению боя. Глава 12 Когда вскоре после половины второго на мостике «Орла» собрались командиры отрядов миноносцев, истребителей и броненосцев береговой обороны, в общих чертах уже был готов план дальнейших действий. Все понимали, что малейшее промедление сейчас недопустимо, как и то, что этот удар будет уже последним. Если и он окажется отбит, останется только уходить, не добившись главной цели набега. Офицеры, ознакомившись с предложенным штабистами планом предстоящей атаки, быстро высказали свои соображения и откорректировали изначальный замысел. Тут на катере прибыл полковник Леш, командовавший десантом, в сопровождении двух штабс-капитанов, командиров уже побывавших в деле десантных рот. Они кратко доложили малоприятные итоги высадки на мысе Кого, высказав пожелание в дальнейшем намечать более подходящие места, поскольку из-за ошибки морских стратегов потери составили больше половины из высаживавшихся войск. Причем на три четверти не от противодействия противника, а искалеченными, что уже попахивает прямым саботажем. Флотские, будучи взвинченными до предела многочисленными японскими сюрпризами, ставящими на грань провала все мероприятие, и затеянное-то против всякого здравого смысла только из-за медлительности армии в Маньчжурии да по прямому приказу с самого верха, в долгу не остались и в ответ предложили выбирать места самим, раз они знают такие. Но начавшуюся было перепалку армейцев с моряками пресекли на корню и перешли к обсуждению возможности высадки шлюпками в самом порту. Это избавляло от подобных неожиданностей, но требовало прорыва транспортов в гавань. Стали думать, как это реализовать. Поскольку время было дорого, совещание не затянулось. Уже через пятнадцать минут после появления Леша начали разъезжаться по своим местам. Конечно, в такой спешке предусмотреть все было невозможно, и как показали дальнейшие события, накладок избежать не удалось, но неожиданность и стремительность атаки решили все в нашу пользу. К этому времени транспорты с десантом были вызваны со стоянки у бухты Сукуинора и медленно ползли к броненосцам, подбирая с воды последние катера, которых вконец загоняли все кому не лень с осмотром берегов. Ни миноносцам, ни миноноскам, как это предполагалось изначально, сменить «малышей», все так же перегруженных своими «пассажирами», до сих пор было некогда. Их и без того скудное поголовье заметно поредело за сегодня. В 13:45 наша эскадра оказалась сосредоточена в северной части залива между входом в бухту Ионоура и восточным берегом залива, блокируя входной канал непосредственно порта Сасебо и подходы к устью реки Сугио, растянувшись отдельными вымпелами еще на полмили к югу. Еще южнее к ней продвигались малым ходом три десантных парохода, снова начавшие готовить пехоту и высадочные средства. На их палубах толпились свежие батальоны, из которых формировали первую волну десанта. Уже побывавших на берегу отправляли в низа для отдыха и переодевали в сухое. Но всем было ясно, что этот отдых не затянется. Со стороны казалось, что готовится высадка штурмовых групп для захвата форта, чтобы лишить прикрытия японские легкие миноносные силы, обороняющие вход в канал. В сложившихся обстоятельствах это было вполне логично и потому предсказуемо. Видимость заметно улучшилась. Дождь давно прекратился, хотя серая сырая мгла все еще закрывала горизонт, ограничивая видимость семью-восемью милями. Дымовая завеса на входе по-прежнему стояла стеной. Шлюпки (точнее, залитый в них мазут) до сих пор не догорели. Оттуда, из густого дыма, периодически показывались катера, вероятно, следившие за эскадрой. Батареи на берегу молчали, но теперь уже этому молчанию никто не верил. Тем более что из глубины их позиций совсем недавно взлетели в небо сигнальные ракеты. Японцы явно еще не выдохлись и готовили очередную каверзу. Но теперь была наша очередь удивлять. В 13:49 после сигнала с «Орла» ходившие до того вразнобой поперек входного канала русские истребители и миноносцы начали быстро набирать ход и разворачиваться на север, совершенно не тратя время на формирование хоть какого-то строя. Следом за ними, даже не попытавшись встать в колонну, просто кучей, двинулись все три малых броненосца, также увеличивая скорость своего движения, однако не особо разгоняясь. Они не открывали огня, так как все время маневрировали, выходя на отмеченный вехами узкий проход. При этом «Сенявин», к моменту подачи сигнала еще стоявший носом к мысу Иорисаки, потерял значительное время на разворот и последующее «нащупывание» протраленного фарватера, из-за чего изрядно отстал от двух головных, не ставших его ждать и втянувшихся в канал с минимальными интервалами. В таком разомкнутом строе отряд Иессена и ушел в дым. Эскадренные броненосцы немногим ранее открыли упреждающий огонь по японским батареям всеми калибрами, пока оставаясь без хода к югу от их позиций всего в восемнадцати кабельтовых. Сразу после короткой пристрелки шестидюймовками, давшей накрытие уже вторым залпом, применили сегментные снаряды главного калибра, подготовленные за время паузы по трубке, что дополнило воздействие шрапнели, выпускаемой с предельной скорострельностью из множества трехдюймовок. Так что пушкари с фортов покидали укрытия в весьма экстремальных условиях и явно нехотя. Как и предполагалось, японские укрепления все еще сохранили боеспособность, но теперь им пришлось действовать с самого начала под плотным огнем, что заметно сказалось на частоте и точности залпов. А обстрел из полевых орудий и армейских гаубиц, хоть и начался спустя всего пару минут после первого нашего движения, учитывая заминку у крепостных пушек, был не так страшен и не смог задержать штурмовые колонны. Миноносцы вообще проскочили под чисто символическим огнем, а броненосцы береговой обороны почти не почувствовали уколов двух-трех гранат с полевых батарей, доставшихся им до выхода из пристрелянной зоны. Ущерба от шрапнели также было немного, поскольку людей с открытых постов убрали заранее. С форта они успели получить только два мало-мальски прицельных залпа, отделавшись единственным попаданием в кормовую башню «Ушакова». При этом японский снаряд среднего калибра рикошетом ушел за борт и разорвался уже в воде, оставив лишь глубокую ложкообразную вмятину на броне крыши. Уже в 13:55 «Безупречный» и «Быстрый» миновали полосу дыма, оказавшись на пороге Сасебской бухты. Следом за ними из густых клубов вывалились все четыре недобитых еще пару часов назад номерных миноносца. Дальше поспешал досадно пострадавший от своих «двести одиннадцатый». Он оказался впереди отряда малых броненосцев, мозоля глаза их комендорам немым укором. Из его второй трубы вываливал такой густой дым, словно она старалась за двоих, отрабатывая и за ту, что теперь бесполезно торчала позади мостика и над которой не было даже признаков привычного жаркого марева. Японцы никак не ожидали так скоро повторного штурма, поэтому просто не успели что-либо предпринять. У них, судя по всему, имелся свой план, и они спешили его реализовывать, задействовав все силы. А наша атака в него никак не вписывалась, поэтому атаку не смогли отразить. Прямо перед русскими миноносцами теперь был узкий проход между банкой Чидори и западным берегом канала. И он оказался совершенно пуст! Никаких следов нашей обвеховки с этой стороны завесы уже не осталось, но и явных преград тоже не было. Справа, между обозначенной барашками перекатывавшихся волн отмелью и скрытым где-то за дымом восточным берегом, судя по карте, убегавшим на восток и образовывавшим небольшую гавань, на самой границе уже расплывавшейся здесь завесы маячили два небольших паровых судна, неспешно двигавшихся наперерез нашей передовой группе. Оба тянули за собой на коротких буксирах что-то массивное, напрочь лишавшее их маневренности. В них сразу опознали миноносцы, но они явно еще не знали о начале второго штурма и к бою не готовились. Поняв, кто перед ними, там вызвали расчеты к орудиям, но ни перехватить наших, ни скрыться сами уже не успевали. По ним тут же открыли огонь из всего, что могло их достать, не снижая хода. С «Безупречного» дали ракетный сигнал, что проход свободен. В этот момент, совершенно неожиданно, то сооружение, что тащил ближайший из японских миноносцев, взорвалось с жутким грохотом, буквально накрыв огромным столбом воды своего буксировщика и засыпав его соседа обломками. Тот уже начинал травить пар от нескольких попавших в него снарядов, а после этого и вовсе остановился, замерев, как его качнуло влево, и прекратив стрелять в ответ. Когда поднятая взрывом вода опала, ближайший японец уже совершенно не представлял опасности. В разводах еще не рассеявшегося дыма и водяной пыли было прекрасно видно, что он быстро погружался кормой, высоко задрав нос. Из трубы бил столб перегретого пара, аварийно стравливаемого из котла. Людей на палубе видно не было. Тут откуда-то из-за этих уже гарантированно выведенных из игры миноносцев показались еще какие-то небольшие паровые суда, такие же неуклюжие. Огонь сразу перенесли на них, скоро разглядев, что это четыре катера, спешно избавлявшихся сейчас от пришвартованных к их бортам больших угловатых фуне или лихтеров и начавших стрелять по «Безупречному» из имевшихся на них мелких пушек и пулеметов. Но японцам в этот раз не везло. Почти сразу же одна из этих лодок также взорвалась, разметав в щепки свой катер и накрыв волной соседей. После этого последние два, еще сохранившие ход, развернулись и быстро пропали из вида. Вокруг них теперь хватало клочьев дыма, стелившегося по воде, так что спрятаться возможность имелась. Берег восточнее отмели совершенно не просматривался с самого начала, и кто еще там мог затаиться, никто сейчас сказать не мог. Судя по мощным детонациям, было очень похоже, что встреченные миноносцы и катера шли к входному каналу с минными плотиками на буксирах, чтобы снова его заминировать. Наш рывок на штурм без подготовки и предварительного развертывания для них явно оказался сюрпризом. Тот же дым, что гарантировал им недоступность от наших глаз, не позволил своевременно обнаружить приближение опасности, а быстрота выдвижения эсминцев авангарда, не стесненного в этот раз тралами, не дала нужного времени для предупреждения. За те короткие минуты, что шла эта первая перестрелка, миноносная колонна выскочила уже на траверз отмели Чидори. У стенки минного арсенала справа по курсу, за корпусами нескольких грузовых судов теперь стали видны еще два довольно крупных миноносца с одной трубой и двухтрубный истребитель. Они уже отдали швартовы и имели ход, начав стрелять по нашим кораблям. Дистанция была меньше мили и быстро сокращалась. Русские ответили частым и точным огнем, но это, естественно, не смогло остановить самураев. Они набирали скорость и шли наперерез, в то время как наши, наоборот, дали реверс машинам, чтобы не влететь на всех парах в туши транспортов, столпившихся в северном, а еще больше северо-западном углу бухты, где они стояли вообще буквально борт к борту. К «принимающей стороне» сразу присоединился еще один однотрубный миноносец, показавшийся из-за пароходов со стороны портовой части бухты. Откуда-то оттуда же донесся мощный звук заводского гудка, подхваченный сразу несколькими судовыми сиренами от морского арсенала. С самих транспортов и с берега заполошно захлопали ружейные выстрелы и малокалиберные пушки. Это все дополнялось накатывавшимися с кормы раскатами стрельбы тяжелых батарей и частых разноголосых разрывов всего, что прилетало на форт с эскадры. Под такой аккомпанемент наши миноносцы миновали отмель Чидори и получили наконец свободу маневра, сразу положив право руля и ложась на встречный курс своим оппонентам, что шли от минной пристани, держа их под огнем правого борта. Одновременно левым начав отвечать тому одиночке, что выскочил от пароходной стоянки. Ход резко падал, но еще до полной остановки ручки машинных телеграфов перекинули на «малый вперед», чтобы было проще маневрировать в тесноте забитой судами акватории и не разминуться с противником слишком быстро. И снова строй сквозь строй! А в жарких утробах котельных и машинных отделений, прислушиваясь к звукам боя, едва доносившимся сквозь гул ненасытных топок и «дыхание» механизмов, исходили риторическим матом кочегары и машинисты, комментируя «судороги» своего непосредственного начальства с мостиков, вынуждавшие их то гонять машины на реверсах с запредельными рабочими значениями пара во всех магистралях, то давать полный ход и сразу «стоп машина!», из-за чего приходилось резко сбрасывать его избыток в холодильники или через клапаны.